Великая битва с химерами

Задача и объем этих заметок не позволяют рассмотреть по существу проблему генетически модифицированных организмов (ГМО). Дос­таточно сказать, что все без исключения опасения, связанные с ними, до сих пор остаются сугубо теоретическими. Иными сло­вами, в мире циркулирует множество текстов (разной степени об­основанности) о том, что ГМО могли бы повредить человеку или окружающей среде, но нет ни одного достоверного сообщения о том, что они реально повредили чему бы то ни было.

Можно только догадываться, почему ГМО стали одной из глав­ных мишеней «зеленых». В этой роли они успешно соперничают с куда более реальными радиационным и химическим загрязнением и эмиссией парниковых газов — не говоря уж о весьма острых, но почему-то непопулярных у «зеленых» проблемах народонаселе­ния, гиперэксплуатации биоресурсов или интродукции чужерод­ных видов. Справедливости ради следует, впрочем, отметить, что не все экологические НПО одинаково озабочены «угрозой ГМО». И чем эффективнее и успешнее та или иная группа в собственно природоохранной деятельности, тем меньше внимания она уделяет этой проблеме.

157

Но нас сейчас интересуют непримиримые противники транс­генных технологий. Их «джихад» против ГМО убедительно пока-| зывает, насколько успешной может быть пропаганда при полно» отсутствии фактических аргументов.

Первый козырь тут — удачная словесная формула: «пища Франкенштейна». Уже само это словосочетание (не содержащее,! заметим, ни малейшего повода для судебного иска) вызывает у ау-1 дитории устойчивые и неприятные ассоциации. В наглядной агита-1 ции (картинки, костюмы и куклы для уличных акций) этому соот­ветствуют всякие зубастые початки и кочаны. Все это, разумеется,! не имеет ни малейшего отношения к реальным свойствам ГМО, но! при достаточной настойчивости публика при словах «генетически| модифицированные продукты» будет вспоминать именно это.

Впрочем, можно добиться и большего. Лозунги и картинки на-| стойчиво эксплуатируют возможность передачи едоку генетичес-1 кого материала из трансгенных продуктов (и, следовательно, видо-1 вых свойств тех существ, из которых они изготовлены).] Разумеется, прямо это нигде не говорится: иначе пришлось бы,' во-первых, представлять доказательства (которых, как уже гово­рилось, не существует), а во-вторых, как-то объяснять, почему же обычные продукты не передают нам своих генов, и сколько бы мы ни ели курятины, перьями все равно не покрываемся.

Конечно, в публичной дискуссии с компетентными людьми картинки и лозунги не помогают, потому борцы с ГМО, как пра­вило, выглядят в этих спорах бледно. Но на этот случай есть более скромные, зато абсолютно неопровержимые аргументы: «мы не мо­жем быть уверены, что нам известны все последствия генетических манипуляций»; «у нас нет данных об отдаленных последствиях употребления ГМО в пищу» (откуда же им взяться, если промыш­ленные трансгенные технологии существуют немногим более 10 лет?); «проведенные исследования не позволяют гарантировать полную безопасность ГМО» и т. д. Важно только не брать на себя никакой ответственности — никогда и нигде не говорить, каковы должны быть тесты, процедуры, методики исследования и т. д., чтобы их можно было признать убедительными. Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что, и главное — докажи, что оно безопасно, —• вот их кредо!

Если оппоненты будут слишком настойчивы, можно предло­жить им поиспытывать трансгенные культуры лет пятьдесят. При этом не только не выбрасывая их на рынок, но и не давая есть даже испытателям («опыты на людях безнравственны!») и, конечно, не высаживая их в открытый грунт («возможна утечка генетического

158

материала»). Благо, практически никому из нынешних борцов с химерами не придется краснеть при публикации результатов та­ких испытаний. Впрочем, их идейные потомки всегда смогут ска­зать, что эти результаты ничего не доказывают: опыты ставились только на животных, в лабораториях и по устаревшим методикам.

На самом деле такой «испытательный срок» равносилен за­прету коммерческого использования трансгенных технологий: ни одна фирма не будет вкладывать деньги в разработку, которая по­ступит на рынок через полвека. Но как только это будет сказано, разработчиков ГМО можно будет тут же обвинить в том, что они ставят свои прибыли выше безопасности людей. Кстати, связь ГМО с корпорациями, рынком и дивидендами — один из важнейших мо­тивов кампании против них. «Нет ни одного ГМО, создание кото­рого не было бы оплачено деньгами корпораций», — с торжеством констатировала одна из активисток этой кампании, объясняя со­ратникам, на что они должны делать упор в агитации. При этом вопрос о существовании хотя бы одного автомобиля, самолета или шампуня, созданного не на деньги корпораций, РКопагандистов, разумеется, не интересует.

Вообще дискредитация оппонента является одним из основных принципов этой кампании. В качестве остальных можно назвать ши­рокое использование логического круга («раз ГМО еще недостаточно испытаны, они должны считаться потенциально опасными, а коль скоро они опасны, их нельзя испытывать») и перевертышей («раз ев­ропейский потребитель отказывается от ГМО, значит, они опасны» — хотя причиной осторожного отношения европейцев к ГМО как раз и стала пропагандистская кампания против генной инженерии), а также ставка на невежество. «Человек, выражающий свою пози­цию, будь то экологический активист или потребитель, не обязан вда­ваться в подробности механизма генной модификации. От нас как раз и ждут, чтобы мы ввязались в научный-спор. Мы вообще хотели бы разрушить примат науки в нашем обществе!» — вот четко заявленная позиция активистов кампании против ГМО, многие из которых особо гордятся тем, что, как показывают опросы, граждане, понятия не имеющие о том, что такое ГМО, как правило, особенно резко настро­ены против них.

И все же вести многолетнюю массированную кампанию, не имея на руках вообще ни одного факта, все-таки затруднительно. Вот и кочуют из одного текста «борцов за природную чистоту и на­туральное хозяйство» в другой вечнозеленые «данные доктора Пуштаи» о расстройствах у крыс, долгое время потреблявших ГМ-картошку. При более подробном знакомстве с этим сюжетом

159

выясняется, что Арпад Пуштаи предложил грызунам не продук^ какой-нибудь зловредной корпорации, а собственное изделие: кар тошку, в геном которой был введен ген, обеспечивающий синте^ весьма специфического белка — лектина. Лектины хорошо извесч ны в биологии — в частности, своей способностью вызывать у жя вотных ряд физиологических расстройств, которые и наблюда Пуштаи у подопытных крыс. Однако в своей статье он почему-т<| связал их не с химическим агентом — лектином, а со способом дос| тавки его в корм для животных —• генной модификацией. Это при! мерно то же самое, что, предложив человеку чашку кофе с цианис| тым калием, считать его дальнейшую судьбу доказательство» вреда кофе (или фарфоровых чашек). Неудивительно, что сразу по| еле публикации этих данных они были официально дезавуировань руководством института, в котором работал доктор Пуштаи, а него самого возникли большие трудности с публикациями в доро*' жащих своей репутацией научных журналах.

Однако в «зеленой» РКопаганде эти «результаты» по-прежнему преподносятся как доказательство опасности ГМ-технологий, а по­следующая «расправа с доктором Пуштаи» — как пример всемогу­щества и злокозненности корпораций. А разработанное почтенным исследователем ноу-хау создания «доказательств» на пустом месте усвоено и применяется к другим объектам. Во многих «образова-1 тельных» брошюрках, например, отмечается вредоносность acnap-j тама — самого распространенного заменителя сахара. Вещество и з самом деле мерзкое (в том числе и на вкус), но при чем тут проблема] ГМО? Оказывается, товарный аспартам — продукт специально со- j зданной трансгенной бактерии. Надо полагать, подразумевается, что то же вещество, полученное иным путем, будет абсолютно • безвредным...