Ложь во спасение

Примером следующего шага в творческом редактировании реаль­ности может служить кампания в защиту амазонских лесов. В са¹ мом деле, начавшееся несколько десятилетий назад бурное хозяй' ственное освоение этого региона оказалось чрезвычайно опасным экологическом отношении. Бассейн Амазонки — не средняя по' лоса России, вырубленный лес здесь сам собой не вырастает, Между тем амазонская сельва — настоящая сокровищница биоло' гического разнообразия: на любом ее гектаре растет больше видо! деревьев, чем во всей Англии. Под ними и в их кронах обитает ликое множество видов — от муравьев до орхидей, от грибов до птиц. И все это безвозвратно погибнет в случае исчезновение сельвы — нигде больше эти существа жить не могут. Наконец, ни-кто не может сказать, чем обернется исчезновение таких массивов леса для климата Южной Америки и всей глобальной атмосферное циркуляции.

Но все эти соображения малопригодны для мобилизации об-| щественного мнения. Живописать климатические бедствия невоз­можно именно из-за их непредсказуемости (хотя все согласны, что мало никому не покажется), про биоразнообразие же надо сначала объяснить, что это такое и почему его надо беречь, даже если это не приносит конкретной выгоды. И тогда рождается броский лозунг «Дождевые леса Амазонии — легкие планеты!», подкрепляемый обычно астрономическими значениями, выражающими количес­тво производимого этими лесами кислорода.

Между тем, как всех нас учили в школе, кислород для зеленых растений — лишь побочный продукт синтеза органических ве­ществ. Если какая-то экосистема производит больше кислорода, чем использует, она должна производить в избытке и органику, ко­торая будет либо накапливаться в ней (как торф в болотах), либо выноситься за ее пределы (как урожай с полей или осадки из верх­него слоя океана). И коль скоро в бразильской сельве нет ни того, ни другого (вынос органических веществ водами Амазонки ничто­жен по сравнению с тем, сколько их производит великий лес), зна­чит, весь свой вырабатываемый кислород она сама же и потреб­ляет. Вряд ли это «натуральное хозяйство» можно назвать «легкими планеты» — даже фигурально.

В отличие от предыдущего случая здесь мы имеем дело уже не с упрощенной или неполной информацией, а с заведомой дезинфор­мацией. Образ «легких планеты», несмотря на его явную несо­стоятельность, не только по-прежнему эксплуатируется «зеле­ными», но и стал образцом для подражания. Когда в 1990-е годы

156

стараниями горе-хозяйственников в Карелии и Коми под угрозой оказались девственные леса нашего европейского Севера и для их защиты понадобилась международная кампания, они тут же полу­чили у «зеленых» титул «легких Европы». Хотя как раз у первич­ных (никогда не вырубавшихся) лесов кислородный баланс прак­тически равен нулю —• иначе они не могли бы существовать неограниченно долго. Они действительно бесценны — как эталон нетронутой природы (без которого невозможна оценка последствий человеческого вмешательства), убежище редких и реликтовых ви­дов, регулятор водного баланса и локального климата... Но как «легкие» они почти бесполезны, в отличие, скажем, от нелюбимых «зелеными» коммерческих лесных посадок — искусственных, од нообразных, не более похожих на настоящий лес, чем рисовые плантации на заливные луга, но производящих кислород и связывающих углекислоту эффективнее любого другого типа леса в том же климатическом поясе.

Однако в этих (и многих других) случаях сомнительные доводы все-таки применяются, конечно же, ради благородных целей. Впрочем, оценить весь арсенал «зеленой» пропаганды можно только на примере кампании, в которой цели и средства больше подходят друг другу.