Раздел III. Розыск преступников по праву периода империи (XVIII-XIX вв.)

1. Розыскные учреждения и должностные лица, ведавшие розыском

Борьба добра со злом, без силы равносильна столкновению хрустального сосуда с булыжником. Понимая это, Петр I реорганизует правительственные места по борьбе с преступностью и усиливает в них розыскные начала.

Наказ сыщикам беглых крестьян и холопов от 2 марта 1683 года предоставил сыщикам, рекрутировавшимся из дворян, широкие полномочия, включая деятельность по татиным, разбойным и убийственным делам; охват сыском всей территории одного уезда или группы уездов, порученных сыщику; право содержать задержанных в тюрьме, применять телесные наказания и имущественные взыскания. К примеру, в ст. 18 Наказа читаем: "... и тем людям за то их воровство чинить наказанье, бить кнутом же, да на них же имать зажилые деньги"².

Из центра сыщики приезжали в сопровождении дьяка и подьячих, а на месте, согласно Послушной грамоте, адресованной воеводе, получали от него вспомогательную силу: стрельцов, казаков, пушкарей, писарей, заплечных дел мастера. По Указу от 23 марта 1698 года "О посылке сыщиков во все города для сыска беглых крестьян и холопов и наложении взысканий за держание беглых и за сопротивление их сыску" эта зависимость сыщиков от воевод была устранена, так как предписывалось: "для розыску дать сыщикам с Москвы стрельцов, по сколько в которой город доведется..."¹.

Указом от 6 ноября 1682 года бывший Разбойный приказ переименовывается в Сыскной приказ. К предмету его занятий отнесены: открытие преступлений, розыск преступников, исследование обстоятельств совершения преступлений. Все это возлагалось на сыщиков. Приказ посылал во все Московские слободы и иных приказных людей для сыска воров и разбойников, а также командировал доверенных людей в города к воеводам для осмотра тамошних тюрем, равно рассматривал дела о содержащихся под стражею колодниках, но в 1701 году этот приказ ликвидируется, а его дела распределяются по прочим приказам²; в следующем 1702 году временно упраздняются сыщики и окончательно - еще встречавшиеся кое-где губные старосты, а их дела предписывалось ведатьвоеводамс их товарищами³.

Воеводам в помощь при надобности отряжались воинские команды. В 1702 году капитан Рагульский с целой ротой был отправлен в Костромской и Галицкий уезды "для сыску разбойников" и схватил "знаменитых" злодеев, помещиков: Захара Полозова, Никифора Сытина, Петра Синяшина, Ивана Сологуба, Никиту Жданова, Василия Полозова-Куплю, Ивана и Данила Захаровых, Семена да Петра Шишкиных, которые разбойничали со своими людьми: нападали на деревни, убивали мужчин, насиловали женщин, жгли огнем⁴.

В 1719 году была дана "Инструкция гг.офицерам, кои от полевых и гарнизонных команд отправлены быть имеют ради сыска беглых драгун, солдат, матросов, рекрут и ради искоренения воров и разбойников и кто им пристань чинит". Офицерам была предоставлена чрезвычайная власть: они могли вести розыск над всеми и могли даже подвергать смертной казни. Но во избежание злоупотреблений они должны были по инструкции давать присягу в достойном отправлении своих обязанностей⁵.

По Указам от 31 октября 1730 года и от 7 и 17 июня 1731 года квартируемые по губерниям солдаты "делались опекунами" городских и сельских жителей; им был поручен и сбор податей, и соблюдение тишины и порядка в обществе, и искоренение воров и разбойников.

С разделением в 1708 году страны на восемь губерний первоначально в Московской губернии образовалась губернская канцелярия, а впоследствии такие же канцелярии были открыты и в прочих губернских городах. Учреждение это состояло под непосредственным заведыванием губернатора и занималось делами, относящимися к благоустройству городов, а также каждое по своей территории пеклось о казенных сборах, выполнении рекрутских повинностей и распоряжалось поимкой беглых и разбойников. В 1782 году Московская губернская канцелярия прекратила свое существование. Дел у нее накопилось 1751 книга и 808 вязок¹.

Продолжал действовать и Судный приказ. В петровский период в нем рассматривались жалобы на несправедливость судей, дьяков в тяжебных делах; вопросы о выкупе заложенных вотчин, о сыске беглых крестьян, о взыскании денег за пристанодержательство; решались дела о татьбах и разбое без поличного (т.е. когда дела такого рода могли быть разрешены не прибегая к пытке); рассматривались дела о насильственном завладении, грабеже и разбое вотчин и поместий; затем туда посылались команды для поимки воров и разбойников.

Предлагаемые ниже примеры суть сохранившиеся выписки из дел Московского судного приказа, которые дают представление о том, чем конкретно занимались служилые люди этого учреждения.

1704 год. Рассмотрение иска о бесчестии, ударе кулаком в грудь при судоговорении.

1705 год. Московский крестьянин, содержатель постоялого двора, писал, что один из его постояльцев порезал себя ножом и просил осмотреть и допросить. Того же числа послан подьячий и при понятых осмотрел и допросил.

1706 год. Рассмотрение челобитной, по иску Полонского к Юрасову за насилие, о том, что в приказной избе человека его расспрашивали в застенке с пристрастием, чего делать не предписано, потому что дело судное, а не розыскное.

1720 год. В земской канцелярии стоял на карауле урядник и староста. Урядник, служивший при канцелярии, украл у караульного солдата шубу, за это его велено бить кнутом и от канцелярии отставить².

В Судном приказе был судейский стол в особой комнате. На тюремном дворе стояла особая покаянная палата, куда сажали приговоренных преступников, отсылая из приказу; в покаянной их исповедовали³.

Судный приказ был ликвидирован в 1782 году Указом от 2 октября. Начиная с 1710 года в нем накопилось дел в количестве 704 книг и 786 вязок⁴.

Указом от 22 февраля 1711 года во главе всех судебных и административных учреждений России был поставлен Сенат, первоначально в составе 9 человек из непосредственного окружения государя независимо от их знатности. Пункт девятый этого документа одновременно предписывал: "Учинить фискалов во всяких делах, а как быть им, пришлется известие". Это известие пришло в виде указа 5 марта 1711 года, в котором Сенату предлагалось "выбрать обер-фискала, человека доброго и умного (из какого чина ни есть)". Здесь содержалось и определение его обязанностей: "должен он над всеми делами тайно надсматривать и проведывать про неправый суд, також в сборе казны и прочего, и кто неправду учинит, должен фискал позвать его пред Сенат (какой высокой степени ни есть) и там его уличить". При успешности уличения половина штрафа с обвиненного шла в пользу фискала, не- уличение не должно было "фискалу в вину ставить, ниже досадовать, под жестоким наказанием и разорением имения"¹.

Иными словами, фискалы(агенты тайного надзора) учреждались для борьбы против должностных преступлений, - распространившихся казнокрадства, неправосудия и взяточничества.

Под ведением обер-фискала должны были состоять провинциал-фискалы, а под ними "несколько нижних", которые "во всем таку ж силу и свободность имеют, как и обер-фискал, кроме одного, что вышнего судью или генерального штаба на суд без обер-фискала позвать не могут". Указ 1715 года о "должности" фискала уточняет круг ведения и состав фискалата. При обер-фискале, а также при губернских (провин- циальных) и городских фискалах учреждались по четыре должности помощников, из которых двое от купечества, "дабы могли тайно ведать купеческое сословие". Функции фискалов были определены так: "Действие же их сие есть взыскание всех безгласных дел, то есть: 1) всякие преступления указов; 2) всякие взятки и кража казны и прочее, что ко вреду государственному интересу быть может, каково б оное имени ни было; 3) також и прочие дела народные, за которых нет челобитчиков, например, ежели какого приезжего убьют..."².

Этим указом сумма штрафа, шедшая в пользу фискала, уменьшалась до четверти и значительно ограничивалась безнаказанность фискальных донесений. Суть в том, что в органах фискалата процветали злоупотребления, взятки, ложные доносы и в народе это учреждение вызывало "великую ненависть"³, ненависть вполне понятную, поскольку рубли богатого состоят из копеек бедного. Сам Петр признавал наличие постоянных злоупотреблений в стане фискалов и подвергал суду погрязших в вымогательствах сановников, назначая вместо них, как правило, офицеров.

Так, уличен был в злоупотреблениях человек, прославившийся открытием и преследованием преступлений, сам обер-фискал Нестеров. Попался он, - рассказывает С.М. Соловьев, - по делу Ярославского провинциал-фискала Саввы Попцова. В 1718 году ярославец посадский человек Иван Сутягин подал в Сенат челобитную на Попцова, жаловался на обиды, разоренье, на побои и увечье. Из Сената челобитная отослана была в юстиц-коллегию, из коллегии отослана в Ярославский надворный суд и там почила. Но Сутягин, характер которого выражался в фамилии, не хотел успокоиться и снова подал просьбу в Сенат. На запрос из Сената, почему дело не исследовано, Ярославский надворный суд отвечал, что надобно было допрашивать ярославцев - посадских людей, которые ведомы в Главном магистрате, о чем из юстиц-коллегии по трем доношениям повелительного указа не получено, и дело из Ярославского надворного суда переслано в Сенат. В этих пересылках прошло четыре года. Сутягин не успокаивался и в 1722 году послал просьбу самому государю, доносил на фискала, что держит беглых солдат, недорослей из шляхетства, гулящих людей, через свойственника своего Лихарева собирал в уезде с крестьянских дворов без указу по гривне со двора, не платил с своих крестьянских дворов денежных сборов и нарядов, не ставил рекрут в продолжение многих лет, отпускал рекрут из взяток, пользовался казенными деньгами. Дело двинулось через контору Ягужинского. По сыску оказалось, что Попцов вопреки инструкции "вступался в дела, глас о себе имеющие", имел съезжий двор, держал колодников, налагал штрафы не только на подведомственных ему фискалов, но и на бурмистров, соляных голов и на других чинов людей. Попцова "казнили смертию". Но он оговорил Нестерова, и в ноябре 1722 года "по указу его императорского величества" генерал-лейтенант и генерал-прокурор Павел Иванович Ягужинский да лейб-гвардии капитан и военной коллегии прокурор Егор Иванович Пашков приговорили: обер-фискала Алексея Нестерова по делам, показанным на него от бывшего провинциал-фискала Саввы Попцова и от других, в преступлении указов и во взятках разыскивать и в застенке пытать для того: указом императора учрежден он был оным чином для смотрения и искоренения за другими всяких неправд, но он, забыв свою должность, чинил: Попцов, состоя в команде его, вступил в немалые откупа, а он, Нестеров, вместо того чтоб его отрешить и протестовать, где надобно, взял с него за это взятку - часы серебряные боевые в 120 рублей, одеяло на лисьем меху да, сверх того, договорились, чтоб еще Попцов дал ему денег 300 рублей; да и прежде Попцов давал ему взятки рожью, скотиною, парчами, лошадьми. С Лариона Воронцова за определение в Сибирь воеводою взял 500 рублей, за откуп кабаков 500 рублей и проч. Нестеров, не допуская себя до пыток, во всем повинился, но от пыток все же не ушел, потому что показания его найдены неправильными. Дело перешло в вышний суд, где присутствовали сенаторы, генералитет, штаб и обер-офицеры гвардии. Знаменитый обер-фискал был приговорен к смерти, и приговор был исполнен¹.

В 1729 году фискалат в целом был упразднен Верховным тайным советом путем увольнения наличных фискалов без назначения новых².

Дела, особо затрагивавшие интересы государства, первоначально сосредотачивались в особо приближенном к Петру I Преображенском приказе. Это видно из именного Указа от 25 сентября 1702 года, которым повелено: "буде впредь на Москве и в Московский судный приказ учнут приходить каких чинов нибудь люди или из городов воеводы и приказные люди, а из монастырей власти присылать, а помещики и вотчинники приводить людей своих и крестьян; а те люди и крестьяне учнут за собой сказывать государево слово и дело, - и тех людей, в Московском судном приказе не расспрашивая, присылать в Преображенский приказ к стольнику ко князю Федору Юрьевичу Ромодановскому. Да и в городах воеводам и приказным людям таких людей, которые учнут за собою сказывать государево слово или дело, прислать к Москве, не расспрашивая ж"³.

Но в первое десятилетие XVIII в. все чаще случались дела, по которым надо было разыскивать и которые близко интересовали самого государя. Для этих розысков Петр I выбирал надежных людей из среды окружавших его офицеров и, давая им большие полномочия, посылал, как и для сыска разбойников, в разные места, получая затем самые точные доношения и распоряжаясь часто даже мелочами розыска. При этом посылаемым офицерам обычно давался указ о наборе себе нужного штата приказных людей. Так постепенно в 1713-1715 годах сформировались учреждения-канцелярии розыскных дел ведения конкретного офицера: Волконского, Дмитриева-Мамонова, Кошелева, Ушакова⁴.

Из одной такой канцелярии, а именно канцелярии ведения Петра Андреевича Толстого, после известного розыска по делу царевича Алексея Петровича, образовалась в 1718 году Тайная розыскных дел канцелярия или просто Тайная канцелярия. Возглавив таким путем Московский розыск, хитрый, проницательный и жесткий граф П.А. Толстой, влияя на непосредственный сыск, почти целиком перепоручил бумажное делопроизводство Андрею Ивановичу Ушакову, человеку невысокого происхождения, из солдат-преображенцев, но деятельному и ловкому. В результате такого содружества и важности выполнявшихся поручений Тайная канцелярия становится самой могущественной из розыскных учреждений¹.

Предметом ведомства этой канцелярии по Указу от 28 апреля 1722 года были случаи оскорбления величества и нарушения общего спокойствия, т.е. подавление всякого недовольства. В 1731 году Тайная канцелярия была переведена из Москвы в Санкт-Петербург, а в белокаменной оставлена ее контора, причем подтверждено, чтобы дела этой канцелярии производились секретно (см. Указ от 12 августа 1732 года).

Ежемесячник "Русская старина" поместил в томе 12 за 1875 год (с. 523-539) статью "Тайная канцелярия в царствование императрицы Елизаветы Петровны. В 1741-1761 гг.", из которой видно, что в это время Тайная канцелярия в основном занималась делами по преступлениям против личности государыни. Эти преступления разнообразны: здесь и злоумышленные "к повреждению высочайшего ея императорского высочества здравия", и непочтительные о ней отзывы; последние выражались в непристойных словах и поношениях. Виновные, - главным образом беглые солдаты и матросы, несколько раз наказывавшиеся за ложное слово и дело, за убийства, грабежи, подделку паспортов. Известно, из уст плохого человека хорошего не услышишь. Поносителей нещадно били кнутом и ссылали. Так, солдатский сын Никита Алексеев написал одному беглому кирасиру "воровской паспорт", за что и был разыскиваем, бит кнутом, сослан на каторгу. Но переменил свое имя, укрыл от ревизии учиненное ему наказание, сбежал с каторги и попал в Тайную канцелярию. Вновь был сослан и опять бежал².

Тайная канцелярия времен императрицы Елизаветы Петровны носила более постоянный, а не поручительский характер, хотя, кроме указанной своей компетенции, как и прежде, являлась учреждением для исполнения разного рода интересных и важных розыскных поручений лично верховной власти - "розыскных дел". Возглавлял ее генерал Андрей Иванович Ушаков с сенатским секретарем Васильем Казариновым, а штат состоял из большинства служивших уже в Петровской канцелярии. Определены были и расходы этого учреждения: "по три тысячи по триста по шестьдесят рублей в год"³.

Для сравнения: оклад царицы Прасковьи Федоровны, вдовы Ивана Алексеевича, брата Петра I и матери будущей императрицы Анны Ивановны, составлял в 1701 году - 25000 рублей, в 1715 - 18320 рублей, в 1716 - 24066 рублей, в 1717 - 12600 рублей, а в 1718 - 32915 рублей. К тому же кроме царского оклада царица получала доход со своих вотчин - 2477 дворов деньгами и запасами¹.

В 1762 году Манифестом от 11 февраля и 19 октября Тайная канцелярия уничтожена и ее дела "запечатаны к вечному забвению"; дела же по государственным преступлениям, если бы такие случились, предписывалось рассматривать и решать в Сенате².

В 1729 году была учреждена Розыскная экспедиция, которая занималась по предписаниям полиции розыском краденых вещей, поимкою воров и разбойников и по отыскании отсылала их в те присутственные места, где должны были производиться о них дела. Материалы этой экспедиции с 1740 по 1783 год составили 190 книг и 200 вязок³.

В 1730 году Указами от 20 марта и 22 июля опять восстановлен Сыскной приказ.

В указах говорилось: в Сыскном приказе быть татиным, разбойным и убийственным делам, и которые воры и разбойники пойманы будут в Москве и привезены в губернскую канцелярию, тех, записав, того же времени отсылать в Сыскной приказ, а в той канцелярии никаким розыскам не быть; а на неправое вершение в Сыскном приказе розыскных дел бить челом в юстиц-коллегию.

Иными словами, в Сыскном приказе должны были вершиться важные уголовные дела, случавшиеся в Московской губернии, но он проводил сыск и по менее важным, например по побегам крепостных от своих господ.

Восстановление этого приказа объяснялось тем, что в Московской губернской канцелярии накопилось 21388 нерешенных уголовных дел⁴.

Дела в Сыскном приказе начинались по искам челобитчиков, по указам, прошениям и доношениям различных правительственных учреждений. Эти учреждения доставляли в приказ колодников - обвиняемых, и вместе с ними препровождались материалы предварительного дознания. Если эти материалы были достаточно полны и обстоятельны и при их чтении колодник не спорил и ничего из них не отрицал, то Сыскной приказ без дальнейшего розыска выносил свое решение. Если же в Сыскном приказе находили представленные материалы неполными и, главное, обвиняемый при чтении расспросных речей "на них не утверждался", то сыск начинался сначала. "А буде колодник станет спорить, то переспросить его вновь обстоятельно",- писалось в резолюции на присланном в Сыскной приказ деле⁵.

Но Сыскной приказ потому и назывался сыскным, а не, к примеру, расспросным, что по большей части он сам отыскивал преступников и начинал против них дела. При приказе на службе состояли доносители, обязанностью которых было открывать преступления и сыскивать воров и разбойников и их "пристани".

Одним из таких доносителей был Иван Осипов Каин (Ванька-Каин) - вор и грабитель, уроженец села Иванова, принадлежавшего купцу Филатьеву. Родился он в 1718 году и 13-и лет от роду был привезен в Москву, на господский двор. Обокрав своего господина, бежал и после целого ряда похождений примкнул на Волге к разбойной шайке Михаила Зари. В конце 1741 года явился в Москву в Сыскной приказ и предложил свои услуги для поимки воров. Предложение было принято, Ваньке присвоено звание доносителя Сыскного приказа. Но, ловя мелких воров, он укрывал крупных, преследовал раскольников, вымогая у них деньги; открыл игорный дом и не останавливался перед открытым грабежом. Под покровительством Каина число воров, мошенников, грабителей с каждым годом увеличивалось в Москве; весной 1748 года в городе начались пожары и разбои, наведшие ужас и на Питер. В Москву был послан с войсками генерал-майор Ушаков, под председательством которого учредили следственную комиссию, мало-помалу раскрывшую проделки Ваньки-Каина и находившейся с ним в сговоре московской полиции. Но лишь в 1775 году Иван Осипов Каин был приговорен к смертной казни, однако по решению Сената лишь наказан кнутом и послан на каторгу. Есть "История Ваньки-Каина со всеми его сысками, розысками и сумасбродною свадьбою" (Спб., 1815 и 1830 гг.). Из всей этой истории ясно, что, где спят кошки, там хозяева мышки. Но любопытно и то, что в народной молве Ванька-Каин не только разбойник-сыщик или сыщик-вор, но и молодец-удалец, и певец, от которого якобы пошла известная песня "Не шуми, мати зеленая дубравушка".

Долго тянулось не только дело Каина. В Сыскном приказе иных колодников держали "лет 10 и больше". Много в материалах этого учреждения находилось челобитных от задержанных, в которых "они плачутся", что "содержатся в тюрьме многое число лет, в узах железных окованы, помирают голодною смертию и пришли во всеконечное разорение, а решению своему не видят конца". Причину этой волокиты челобитчики видели в корысти и вообще в лихоимстве всех служивших в Сыскном приказе¹. Вероятно, так, но не только.

В этом приказе находились: "главный судья, коллежских советников и в должности их надворных советников, асессоров по два, итого по пяти персон и прокурор, секретарей четыре, протоколистов один, канцеляристов - 14, копиистов - 20", итого 46 человек. Могло ли такое количество лиц осуществить скорый сыск и расправу по следующей массе приводимых, присылаемых и отсылаемых в разные присутственные места и ссылку колодников?

В 1761 году в приводе и присылке в Сыскном приказе было 1437 колодников, в отсылке в присутственные места 536 и отправлено в ссылку в Сибирь и в Оренбург 829 колодников, всего - 1365; в 1762 году в приводе и присылке - 1158 колодников, в отсылке - 386, отправлено в ссылку - 596, итого - 982; в 1763 году в приводе и присылке - 1747 колодников, в отсылке - 971, отправлено в ссылку - 659, итого - 1630¹.

Свое существование Сыскной приказ прекратил в 1763 году по Указу от 15 декабря. Материалы этого учреждения начиная с 1730 года в количестве 439 книг и 104 вязок хранились в Архиве Министерства юстиции. К сожалению, во время французского нашествия залы этого Архива были превращены неприятельскими солдатами в казармы, а хранившиеся в них документы выброшены во рвы, окружавшие Кремль².

Дела, подлежавшие производству ликвидированным Сыскным приказом, велено было ведать "особо учрежденной при Московской губернской канцелярии экспедиции". В Розыскной экспедиции повелевалось быть: главному судье действительному статскому советнику Ивану Беклемишеву и при нем секретарям двум, протоколисту одному, канцеляристам четырем, подканцеляристам шести, копиистам шести, сторожам двум, заплечным мастерам двум.

Кроме того, при экспедиции состоял священник "для увещания колодников" с целью их чистосердечного признания.

Жалованье получали: секретарь - 300, протоколист - 200, регистратор - 150, канцелярист - 130, подканцелярист - 100, копиист - 60, сторож - 18, палач - 12 рублей в год³.

О "нагрузке" на этих лиц можно косвенно судить по тому, что в 1764 году в Розыскной экспедиции в приводе и присылке было 1356 колодников, в отсылке - 393, отправлено в ссылку в Сибирь и в Орен- бург - 407⁴.

Розыскная экспедиция, учрежденная взамен Сыскного приказа, служила как бы его продолжением; ее ведомству подлежали все преступления против жизни и собственности, к какому бы сословию преступник ни принадлежал. Она находилась во все времена своего существования у Калужских ворот близ земляного вала в Москве и состояла из здания присутствия, разделявшегося на судейскую, секретарскую, подьяческую палаты и архив, и из острога, при котором находились офицерская кардегардия и солдатская караульная¹. К розыскной экспедиции были приписаны 12 воеводских канцелярий, которые не имели права производить пыток, а всех колодников, дошедших до этого, присылали в экспедицию, в связи с чем она все более и более становилась центральным пересылочным местом осужденных в Сибирь и Оренбург. Деятельность экспедиции продолжалась до 1782 года, потом все ее функции перешли кПалате уголовных дел. В дополнение ко всему для искоренения отдельных бандитских формирований продолжались посылки воинских команд, и не всегда удачно. В 1756 году на реке Оке близ Нижнего появились разбойники в двух лодках до 80 человек и на Волге близ Чебоксар в двух лодках - 50 человек. Первое из этих формирований вступило в бой с воинской командой майора Бражникова, убив 27 и ранив 5 солдат, у себя же потеряв всего лишь 6 человек. Названный майор объяснял свое поражение наличием у разбойников пушек, тем, что они были "весьма вооружены". На помощь ему по специальному Сенатскому указу от 1 июня 1756 года "Об искоренении воровских и разбойнических партий по рекам Оке и Волге и о чинении вспоможения определенным для сыску оных разбойников военным командам" было командировано из находившихся в Казани полков 200 солдат с полным штатом обер- и унтер-офицеров и прочих чинов².

В том же 1756 году, 19 ноября, издается Указ "Об определении главных сыщиков для сыску и искоренения воров и разбойников и беглых людей" (помещен под номером 10650 в томе XIV Полного собрания Законов Российской Империи), в котором Сенат приказал: "Для лучшаго и скорейшаго сыска и искоренения воров и разбойников и беглых драгун, солдат, матросов и прочих тому подобных непотребных людей, ныне быть особливым главным сыщикам, а именно: в Нижегородской, Казанской, Оренбургской, Астраханской губерниях, действительному статскому советнику Никите Болотову; в Московской, Новгородской, Смоленской, статскому советнику Федору Зубову; в Белгородской и Воронежской, статскому ж советнику Андрею Житову-Бороздину; в Архангелогородской, подполковнику Афанасью Веревкину, с определенными к ним военными командами; к тому же и прежде отправленным сыскным командам, где оныя поныне находятся, состоять в полном их же, главных сыщиков, ведомстве".

В этом акте также говорилось и предписывалось: "А хотя неоднократно указами в народ публиковано, чтоб никто ворам, разбойникам, беглым драгунам, солдатам, матросам и тому подобным непотребным людям пристаней не чинил и с ними никакого сообщения не имел; но как небезызвестно есть, что и ныне некоторые люди такия пристани имеют, того ради еще о том накрепко подтверждается, дабы всякаго чина люди и крестьяне ворам, разбойникам, беглым драгунам, солдатам, матросам и прочим непотребным людям отнюдь пристаней и никакого с ними сообщения, под каким бы то видом ни было, не имели, и пожитков, и прочаго в сохранение к себе у них не принимали; а ежели кто и за сим указом то чинить дерзнет, с такими поступать велено по указам без всякия пощады. И чтоб о том были сведомы, и во искоренении вышеписанных злодеев с крайним радением против сего поступали, и до злодейства их не допускали, во всей Империи публиковать печатными указами".

Как главные сыщики, так и все названные розыскные учреждения опирались в своей деятельности на законопослушную часть населения через возложение на нее некоторых сыскных и предупреждающих преступления обязанностей.

Для посадских людей такие обязанности состояли в охране порядка и благочиния в городах, в наблюдении за появлением подозрительных и воровских людей. Так, однажды в городе Рыбинске, на Рыбинской слободе, в кабаке появился человек Алексей Михайлов, который "необычно пьянствовал и деньги серебряной монетой на пропой держал роскошно". В кабак пришли Рыбинской слободской ратуши пятидесятский с десятскими и взяли Алексея Михайлова пьяного по подозрению в воровстве, грабеже или разбое¹.

Толкучий рынок представляла в то время Красная площадь в Москве. Здесь, кроме торговли со столов и тележек, торговали "походя" всеми возможными предметами домашнего обихода. Здесь же, отчасти и на Неглинной, сбывались всякие краденые вещи "зачисто без порук". Тут был главный притон выжежников и выжежниц, которые занимались куплей и продажей всяких золотых изделий, серебра, жемчуга и прочих драгоценных и полудрагоценных изделий и предметов, хотя для торговли этими предметами были назначены определенные места внутри гостиного двора, а такая торговля в неуказанном месте строго преследовалась. Посадские выборные люди наблюдали за порядком и здесь. Так, в Сыскной приказ была приведена выжежница Татьяна "и осматривана, а по осмотру явилась подозрительна и бита кнутом"².

На крепостном крестьянском мире также лежали сыскные обязанности. В одном историческом исследовании они обобщены с приведением примеров следующим образом:

а) мир крепостной общины принимал от своих сочленов и от посторонних лиц заявления в районе общины или по соседству (например, крестьянка заявила старосте и всем крестьянам своего села, что воровские люди увезли ее мужа в лес; крестьянский сын Антон заявил старосте и всем крестьянам своего села об убийстве им своего отца; лесной сторож заявил старосте и крестьянам своей деревни о порубке леса воровскими людьми и об отнятии топора);

б) как скоро крестьянская община получала сведения о преступлениях и проступках, она тотчас принимала меры для сыска и поимки виновных (так, в одном деле говорится, что крестьяне "миром усмотрели и взяли под арест подозрительного человека", а в другом подобном случае староста и двое писарей "сбили всю деревню для преследования и поимки");

в) лицо, совершившее преступление или подозреваемое в нем, приводилось на народное собрание или на сходку, где ему делались предварительные допросы (в делах встречаются такие выражения: "все крестьяне той деревни собрались на сход и стали спрашивать крестьянскую женку, куда делся ее муж" или "крестьяне взяли под арест своего односельца и допрашивали о мертвом теле");

г) допросы производились иногда с пристрастием (так, староста и выборные одного села представили на мировой сход крестьянина-конокрада и здесь расспрашивали его и били батогами);

д) равным образом крестьянский мир производил домовые обыски при поимке укрывшихся воров и разбойников (так, староста и сотский села Дурнихи, собрав всех крестьян, погнались за конокрадом и в одном селе, лежавшем на пути их погони, учинили по домам "обыски воров");

е) крестьянский мир поставлял пойманных лиц к суду и, наоборот, принимал членов общины из суда "на вотчинную расписку"¹.

При всем при этом власть стремилась повсеместно создать регулярную полицию, то есть систему таких органов надзора и общественной безопасности, деятельность которых охватывала бы всю территорию страны, была централизована и обеспечивала охрану строя, порядков, нравственности, предупреждение и пресечение преступлений. Регулярные полицейские органы появляются сначала в столичных городах. 25 мая 1718 года Петр I утвердил инструкцию, получившую название "Пунктов" (ибо она состояла из 13 пунктов и собственноручного дополнения царя), в которой излагались полномочия петербургской полиции. А 27 мая этого же года специальным указом он учреждает должность генерал-полицмейстера. В тот же день этот указ государь вручил 36-летнему генерал-адъютанту Антону Мануиловичу Девнеру²: "Определили мы вам ведение и управление дела генерала-полиц- мейстера, и о том указ в Сенат дали, дабы вам в требовании вашего дела исполняли, что надлежит, а как вам оное управлять, тому прилагаются пункты при сем". Сенат 4 июня 1718 года постановил определить к генерал-полицмейстеру на службу 10 офицеров, 20 унтер-офицеров, 60 солдат, дьяка и 10 подьячих. 19 января 1722 года Петр I учреждает в Москве должность обер-полицмейстера, на которую в апреле этого же года был назначен полковник М.Т.Греков. При его полицмейстерской канцелярии на службе состояли: 1 майор, 5 капитанов, 1 капитан-поручик, 4 поручика, 2 подпоручика, 4 прапорщика, 1 квартирмейстер, 2 "из царедворцев".

С учреждением Московской полицмейстерской канцелярии Санкт-Петурбургская полицмейстерская канцелярия стала называться Главной. 17 сентября 1722 года и 8 мая 1723 года должность полицмейстераучреждается в Кронштадте, а 10 февраля 1723 года издается указ о создании полиции в Астрахани. Однако последние решения при жизни первого Российского императора в силу ряда обстоятельств исполнены не были.

Широкое создание полиции в городах началось лишь с 1732 года, и завершился этот этап принятием законодательного акта "Об учреждении полиции в городах" от 23 апреля 1733 года. По этому акту полицмейстерские конторы создавались в 10-ти губернских городах: Новгороде, Киеве, Воронеже, Астрахани, Архангельске, Смоленске, Белгороде, Казани, Нижнем Новгороде, Тобольске; и в 11-ти провинциальных: Пскове, Вологде, Калуге, Твери, Переславле Рязанском, Коломне, Ярославле, Костроме, Синбирске, Брянске, Орле, а также в Шлютельбурхе и в Ладоге. Эти периферийные конторы должны были находиться и находились в полном подчинении Главной Санкт-Петербургской полицейской канцелярии и руководствовались в своей деятельности названными ранее "Пунктами" и инструкцией Московскому обер-полицмейстеру, данной при его учреждении. В полицейские конторы по акту "Об учреждении полиции в городах" предписано было из военных гарнизонов определить: "в губернских из капитанов, а в провинциальных из поручиков, по одному человеку к тому достойных, да для караулов и содержания съезжих дворов по одному унтер-офицеру, да по капралу, рядовых в губернских по 8, а в провинциальных по 6 человек, канцелярских служителей по 2 человека, с жалованием и довольствием, на расходы из доходов тех же губерний из гарнизонной суммы"¹.

Упомянутые съезжие дворы были созданы в Москве в 1722 году (исходя из многочисленности ее населения - 150 тыс. человек против 25-30 тыс. в Санкт-Петербурге) по слободам: один съезжий двор на одну или несколько слобод; именовались по слободе и служили местом пребывания полицейской команды как части полицейской конторы. Небезынтересно, что один из съезжих дворов существовал при Троице-Сергиевой лавре, где всегда был большой наплыв богомольцев, среди которых немало находилось людей неблагонадежных. А полицейскую команду этого двора составляли военные люди, определенные в монастырь на пропитание. Так, "Попов сын Фирс Степанов, разбойник и смертный убийца", однажды остался ночевать в подмонастырской слободе во дворе крестьянина Тупицына, и для его поимки из Троице-Сергиевой лавры был послан поручик Афанасий Чемодуров¹.

Борьба с грабежами, кражами и разбойными нападениями стала первостепенным направлением в деятельности создаваемой регулярной полиции. Занималась она и розыском беглых, выявлением "гулящих людей", пресекала всякое непристойное поведение. В отдельных документах полиция представлялась как "душа гражданства и всех добрых порядков и фундаментальный подпор человеческой безопасности и удобства".

С 1775 года с изданием "Учреждения для управления губерний" полицейские функции в уездах стали осуществлять исправники и нижние земские суды. В главе XVIII "О должности земского исправника, или капитана" этого документа четко сказано: "Нижнему земскому суду поручено в уезде: 1 - земская полиция или благочиние; 2 - приведение в исполнение закона; 3 - приведение в действие повелений правления" (ст. 235). А ст. 244 обязывает земского капитана при обнаружении в уезде "скопища воров" уведомить об этом вышестоящее начальство, "не теряя времени", приложить "всевозможное старание воров имать в тех местах в уезде, где находятся"², то есть возлагает на уездную полицию сыскные функции.

В городах же такие функции поручались городничим, которые возглавляли городские полиции: "Буде в городе окажется скопище воров или беглых людей, то городничей, не теряя времени, приложит всевозможное старание воров имать, в чем каждый дом в городе обязан подать руку помощи" (см. гл. XIX, ст. 267 Учреждения для управления губерний).

В связи с усилением крестьянских волнений в 1782 году в городах старые полицмейстерские канцелярии и конторы упразднялись и создавались новые полицейские органы - управы благочиния³. Организацию и деятельность этих органов подробнейшим образом регламентировал Устав благочиния, или полицейский. Он состоит из 14 глав, имеющих буквенную нумерацию и объединяющих 274 статьи, многие из которых разбиты на пункты и части. Согласно этому уставу управы благочиния подчинялись губернскому правлению и состояли из городничего (в столице - полицмейстера), пристава по уголовным делам, пристава по гражданским делам и двух ратманов, избиравшихся горожанами. Город делился на полицейские части во главе с частным приставом. Часть включала от 200 до 700 дворов и подразделялась на кварталы (от 50 до 100 домов), возглавлявшиеся квартальными надзирателями. В каждом квартале в помощь квартальному надзирателю придавалось по одному квартальному поручику.

В 1837 году в связи с делением уездов на более мелкие административно-территориальные единицы - станы - появилась специальная полицейская должность станового пристава.

А.Чебышев-Дмитриев считал, что содержание чинов земской полиции было"крайне недостаточно". Становой пристав получал 224 рубля жалованья, 56 руб. на разъезды, 85 руб. на канцелярию и 57 руб. на рассыльных, всего 422 рубля в год. А он на одну канцелярию издерживает 200-300 рублей. То же можно сказать об исправниках (422 руб.) и дворянских заседателях (280 руб.). Содержание чинов городской полиции еще скуднее, чем земской полиции. Во многих городах жалованье городничих не превышало 280 рублей, частные пристава получали 57 рублей, а квартальные надзиратели 36 рублей в год¹.

Качества "определенного к благочинию" высшего начальства должны были быть следующие: "1. Здравый рассудок, 2. добрая воля в отправлении порученного, 3. человеколюбие, 4. верность к службе императорского величества, 5. усердие к общему добру, 6. радение о должности, 7. честность и бескорыстие" (см. Д. ст. 41. Устава благочиния).

Что в жизни представляли из себя определенные к благочинию некоторые начальники, видно из "Формулярного списка о службе солецкого полицмейстера и кавалера Шаблыкина" от октября 1825 года, где написано: "Солецкий полицмейстер, титулярный советник ордена св. Владимира 4 степени, кавалер имеет золотую медаль мелиционную и дворянскую бронзовую медаль. Павел Петров сын Шаблыкин, 49 лет. Из дворян, имеет дворовых мужеска пола 6 душ. Начинал службу в лейбгвардии в конном полку вахтером. В походах против неприятеля и в самых сражениях был, за границею в Швейцарии против французов, за Рейном, в Римской империи. Отставлен от военной службы с награждением чина штабс-капитана. В 1812, 1813 и 1814 годах неоднократно исправлял должность псковского полицмейстера, по поручению начальника губернии. 30 апреля 1815 года определен Солецкого посада полицмейстером. Имеет детей: сыновей Аполлона 20 лет, служащего в карабинерном полку прапорщиком, Ивана 16 лет в артиллерийском училище юнкером, Петра 13 лет; дочерей: Анну 18 лет в замужестве, Екатерину 12 лет, Варвару 11 лет"¹.

Частный пристав должен был быть "безпорочного поведения, здравого рассудка в деле, доброй воли к службе общей, точности во исполнении, бескорыстия во взыскании" (см. Ж. ст. 86 Устава благочиния). А должность квартального надзирателя требовала "беспороч- ности в поведении, доброхотства к людям, прилежания к должности и бескорыстия" (см. И. ст. 147 Устава благочиния).

На практике же чины дореформенной полиции были далеки от запланированного идеала. Полицмейстеры нередко были оригинальными личностями, деятельными, но плутами, сплошь и рядом переходившими грань дозволенного и, мягко говоря, путавшими государственный карман с личным. А.И. Герценв "Былом и думах" описывает одного из таких, вятского полицмейстера 1834-1838 годов Фигнера, о котором ходили такие легенды.

Показалась шайка воров, недалеко от города, раз, другой доходит до начальства - то у купцов товар ограблен, то у управляющего по откупам деньги взяты. Губернатор в хлопотах, пишет одно предписание за другим. Ну, знаете, земская полиция трус; так, какого-нибудь воришку связать да представить она умеет - а там шайка, да и, пожалуй, с ружьями. Земские ничего не сделали. Губернатор призывает полицмейстера и говорит: "Я, мол, знаю, что это вовсе не ваша должность, но ваша распорядительность заставляет меня обратиться к вам". Полицмейстер прежде уж о деле был наслышан. "Генерал, - отвечает он, - я еду через час. Воры должны быть там-то и там-то; я беру с собой команду, найду их там-то и там-то и через два-три дня привезу их в цепях в губернский острог..." Действительно: сказано - сделано; он их так и накрыл с командой, денег не успели спрятать, полицмейстер все взял и представил воров в город.

Начинается следствие. Полицмейстер спрашивает:

- Где деньги?

- Да мы их тебе, батюшка, сами в руки отдали, - отвечают двое воров.

- Мне? - говорит полицмейстер, пораженный удивлением.

- Тебе! - кричат воры, - тебе.

- Вот дерзость-то, - говорит полицмейстер частному приставу, бледнея от негодования, - да вы, мошенники, пожалуй, уверите, что я вместе с вами грабил. Так вот я вам покажу, каково марать мой мундир; я уланский корнет и честь свою не дам в обиду!

Он их сечь, - признавайся, да и только, куда деньги дели? Те сначала свое. Только как он велел им закатать на две трубки, так главный-то из воров закричал:

- Виноваты, деньги прогуляли.

- Давно бы так, - говорит полицмейстер, - а то несешь вздор такой; меня, брат, не скоро надуешь.

- Ну, уж точно, нам у вашего благородия надобно учиться, а не вам у нас. Где нам!

Действительно, ловко для Фигнера сложилось это дело: и шайка схвачена, и награбленные деньги им присвоены, и Владимир в петлице за усердие получен. И как было не испугаться и не вскрикнуть заглавному татю, что деньги они прогуляли, ведь "закатать на две трубки" означало в полицейской практике сечь их до тех пор, пока начальник не выкурит две набитые табаком трубки.

Этот Фигнер, как и многие полицмейстеры, был всесилен, употребляя свое положение не только к личной выгоде, но и к удовлетворению тщеславия и прихотей.

Приезжал в Вятку то ли генерал-адъютант какой или министр, - описывает другой случай А.И. Герцен. - Полицмейстеру хотелось показать, что он недаром носил уланский мундир и что кольнет шпорой не хуже другого свою лошадь. Для этого он адресовался с просьбой к одному из Машковцевых, богатых купцов того края, чтоб он ему дал свою серую дорогую верховую лошадь. Машковцев не дал.

- Хорошо, - говорит Фигнер, - вы этакой безделицы не хотите сделать по доброй воле, я и без вашего позволения возьму лошадь!

- Ну, это еще посмотрим! - сказало злато.

- Ну, и увидите, - сказал булат.

Машковцев запер лошадь, приставил двух караульных. На этот раз полицмейстер ошибется. Но в эту ночь, как нарочно, загорелись пустые сараи, принадлежавшие откупщикам и находившиеся за самым Машковцевым домом. Полицмейстер и полицейские действовали отлично; чтоб спасти дом Машковцева, они даже разобрали стену конюшни и вывели, не опаливши ни гривы, ни хвоста, спорную лошадь. Через два часа полицмейстер, парадируя на белом жеребце, ехал получать благодарность особы за примерное потушение пожара. После этого никто не сомневался, что полицмейстер все может сделать.

Иного мнения о чинах полиции был московский губернский прокурор, впоследствии тайный советник и сенатор Степан Петрович Жихарев (1788-1860). Вот что он писал в своих "Записках современника", переизданных Ленинградским отделением издательства "Искусство" в 1989 году: " Поспешая сегодня на обед к Лобковым во всю прыть моих каурок, я наехал на какую-то женщину и совершенно смял ее, так что она очутилась под санями. Вопли и крики! Ехавший мне навстречу частный пристав соскочил с саней, остановил лошадей моих и высвободил беднягу, которая продолжала кричать без памяти. Он спросил меня, кто я таков, и объявил, что по принятым правилам должен бы был отправиться со мною в полицию, но что он не хотел бы мне сделать эту неприятность и потому предлагает дать женщине сколько-нибудь денег на лекарство и тем предупредить ее формальную жалобу. Я бы рад был дать все, что угодно, но со мною не было денег, и когда я объявил о том приставу, то он заплатил женщине 5 рублей своих, с тем чтобы я после возвратил их ему, а впредь старался ездить осторожнее. Этого почтенного человека зовут Иван Петрович Гранжан, он принят в лучших домах и уважаем начальством. Вот какие люди служат в здешней полиции".

Но не убеждает приведенный случай в благородстве частного пристава. Ведь прежде чем проявилось это "благородство", он спросил Жихарева, кто тот таков, точь-в-точь по Салтыкову-Щедрину из "Истории одного города": "Ежели кто из обывателей прегрешит, то не тотчас такового усекновению предавать, но прилежно рассматривать...". И как тут не вспомнить чеховского полицейского надзирателя Очумелова из "Хамелеона", которого то в жар, то в холод бросало и у которого тотчас менялись решения в зависимости от того, какая собачка цапнула за палец золотых дел мастера Хрюкина, беспородная или самого генерала Жигалова.

Да и С.П. Жихаревв другом месте "Записок современника" приводит пример, прямо противоположный своему суждению о добродетелях чинов регулярной полиции. Вот этот пример.

Однажды императрица Екатерина II во время вечерней эрмитажной беседы с удовольствием стала рассказывать о том беспристрастии, которое заметила она в чиновниках столичного управления, и что, кажется, изданием "Городового положения" и "Устава благочиния" она достигла уже того, что знатные с простолюдинами совершенно уравнены в обязанностях своих перед городским начальством. "Ну, вряд ли, матушка, это так", - отвечал Л.А. Нарышкин, влиятельный при дворе вельможа. "Я же говорю тебе, Лев Александрович, что так, - возразила императрица, - и если б люди твои и даже ты сам сделали какую несправедливость или ослушание полиции, то и тебе спуску не будет". - "А вот завтра увидим, матушка, - сказал Нарышкин, - я завтра же вечером тебе донесу".

И в самом деле, на другой день чуть свет надевает он богатый кафтан со всеми орденами, а сверху накидывает старый, изношенный сюртучишко одного из своих истопников и, нахлобучив дырявую шапенку, отправляется пешком на площадь, на которой в то время под навесами продавали всякую живность. "Господин честный купец, - обратился он к первому попавшемуся ему курятнику,- а по чему продавать цыплят изволишь?" - "Живых - по рублю, а битых - по полтине пару", - грубо отвечал торгаш, с пренебрежением осматривая бедно одетого Нарышкина. - "Ну так, голубчик, убей же мне парочки две живых-то".

Курятник тотчас же принялся за дело; цыплят перерезал, ощипал, завернул в бумагу и положил в кулек, а Нарышкин между тем отсчитал ему рубль медными деньгами.

"А разве, барин, с тебя рубль следует? Надобно два." - "А за что же, голубчик?" - "Как за что? За две пары живых цыплят. Ведь я говорил тебе: живые по рублю". - "Хорошо, душенька, но ведь я беру не живых, так за что ж изволишь требовать с меня лишнее?" - "Да ведь они были живые". - "Да и те, которых продаешь ты по полтине за пару, были также живые, ну я и плачу тебе по твоей же цене за битых". - "Ах ты калатырник! - взбесившись, завопил торгаш, - ах ты шишмонник этакой! Давай по рублю, не то вот господин полицейский разберет нас!" - "А что у вас за шум?" - спросил тут же расхаживающий для порядка полицейский. "Вот, ваше благородие, извольте рассудить нас, - смиренно отвечает Нарышкин, - господин купец продает цыплят живых по рублю, а битых по полтине пару; так чтоб мне, бедному человеку, не платить лишнего, я и велел перебить их и отдаю ему по полтине". Полицейский вступился за купца и начал тормошить его, уверяя, что купец прав, что цыплята были точно живые и потому должен он заплатить по рублю, а если он не заплатит, так он отведет его в сибирку. Нарышкин откланивался, просил милостивого рассуждения, но решение было неизменно: "Давай еще рубль или в сибирку". Вот тут Лев Александрович, как будто не нарочно, расстегнул сюртук и явился во всем блеске своих почестей, а полицейский в ту же секунду вскинулся на курятника: "Ах ты мошенник! Сам же говорил - живые по рублю, битые по полтине и требует за битых, как за живых! Да знаешь ли, разбойник, что я с тобой сделаю?.. Прикажите, ваше превосходительство, я его сейчас же упрячу в доброе место: этот плутец узнает у меня, как не уважать таких господ и за битых цыплят требовать деньги, как за живых!"

Разумеется, Нарышкин заплатил курятнику вчетверо и, поблагодарив полицейского за справедливое решение, отправился домой, а вечером в эрмитаже рассказал императрице происшествие, как только он один умел рассказывать, пришучивая и представляя в лицах себя, торгаша и полицейского. Все смеялись, кроме императрицы, которая, задумавшись, сказала: "Завтра же скажу обер-полицмейстеру, что, видно, у них по-прежнему: "Расстегнут - прав, застегнут - виноват".

Штаты полиции были конкретизированы применительно к каждому городу. Так, по штату Санкт-Петербургской полиции город делился на 10 частей и 42 квартала, состав постоянного персонала определялся в 647 человек. В каждой части образовывалась воинская команда - 34 человека. По сравнению с 1763 годом численность столичной полиции увеличивалась более чем втрое. Москва была разделена на 20 частей и 88 кварталов, у будок было определено 1200 стражников. В обоих городах значительно возросло жалованье полицейским сотрудникам¹.

Этим сотрудникам по Уставу благочиния, или полицейскому, 1782 года передавалась юридически и еще более фактически вся розыскная власть; полиция наделялась безграничным правом "имать под стражу", что не могло не привести к злоупотреблениям. На полицию же возлагалось и детальное исследование обстоятельств совершаемых преступлений. Вот каковы, например, были обязанности частного пристава в этом направлении.

"Частный пристав уголовного преступника берет под стражу" (см. Ж. ст. 104 Устава благочиния).

"Частный пристав в случае уголовного преступления личнаго, имеет исследовать: 1) о особе, над кем учинено?; 2) о действии, что учинено?; 3) о способе или орудии, чем учинено?; 4) о времени, когда учинено?; 5) о месте, где учинено?; 6) о околичностях, объясняющих, с намерением или без намерения, и утверждающих или обличающих, как учинено?; 7) преступника, кем учинено?" И поэтому велено исследовать "и о прочих уголовных преступлениях и иных всяких следственных делах, где только удобовозможно окажется" (см. Ж. ст. 105 Устава благочиния).

Полиции было предоставлено право и применять наказания по обширному кругу правонарушений (см. Н. ст. 241, 256, 257, 261 - 265 и др. Устава благочиния) при отсутствии четкого разграничения преступления и проступка, и потому никак нельзя признать правильными слова некоторых современных правоведов о том, что Устав благочиния "окончательно отделил судебную власть от следственно-ро- зыскной"². Такое отделение было еще далеко впереди. Лишь через 76 лет указами от 4 июля 1858 года и 25 марта 1859 года намечены новые пути для преобразования полиции в России:

1. Назначение полицейских чинов от правительства.

2. Отделение от полиции следственной, судебной и хозяйственной частей.

3. Соединение городской полиции с уездной³.

Само же весьма значимое разделение властей - розыскной, следственной и судебной произошло несколькими годами позже, о чем будет сказано ниже. А пока 8 сентября 1802 года в России произошло не менее важное событие: было учреждено Министерство внутренних дел, которое наряду с другими функциями (дела сословий, городское и земское хозяйство, пожарная и продовольственная часть, врачебная часть) возглавляло деятельность местных административных и полицейских учреждений.

История этого могущественного ведомства делится на три периода: 1) с момента образования по 1809 год - период учреждения; 2) с 1810 по 19 ноября 1825 года - период преобразований; 3) с 19 ноября 1825 года по 1864 год - период стабилизации.

Первым Министром внутренних дел был с 8 сентября 1802 года по 24 ноября 1807 года действительный тайный советник, граф Виктор Павлович Кочубей. Далее последовательно министерство возглавляли: действительный тайный советник, князь Алексей Борисович Куракин (с 24 ноября 1807 года по 31 марта 1810 года); тайный, впоследствии действительный тайный советник, Осип Петрович Козодавлев (с 31 марта 1810 года по август 1819 года); тайный советник, князь Александр Николаевич Голицын (с августа по ноябрь 1819 года); действительный тайный советник, граф Виктор Павлович Кочубей (с ноября 1819 года по июнь 1823 года); тайный советник Бальтазар Бальтазарович Кампенгаузен (с июня по август 1823 года); действительный тайный советник Василий Сергеевич Ланской (с августа 1823 года по апрель 1828 года); генерал-адъютант, граф Арсений Андреевич Закревский (с апреля 1828 года по февраль 1832 года); действительный тайный советник, граф Дмитрий Николаевич Блудов (с февраля 1832 года по 1839 год). Кто управлял МВД с 1839 по 1852 год, неясно, затем министерство возглавляли: генерал-адъютант Дмитрий Гаврилович Бибиков (с 30 августа 1852 года по 20 августа 1855 года); действительный тайный советник, впоследствии граф, Сергей Степанович Ланской (с 20 августа 1855 года по 23 апреля 1861 года); статс-секретарь, впоследствии граф, Петр Александрович Валуев (с 23 апреля 1861 года по 9 марта 1868 года)¹.

Министр, по штату 19 ноября 1802 года, получал 12000 рублей столовых и 5000 рублей квартирных в год².

Структура МВД и направления его деятельности постоянно менялись и уточнялись, неизменным было одно: этот орган, с одной стороны, занимался благоустроительными делами, а с другой - зорко следил за состоянием благонадежности в стране, порядка и преступности. Обе эти стороны деятельности четко прослеживаются, например, в отчете Министерства внутренних дел уже за 1805 год. Вот выдержки из него.

Устроенное в 1804 году под начальством действительного статского советника Палласа виноградное в Крыму училище, в 1805 году восприняло свое действие. Уроки виноделия открыты. Окончены нужные строения и вывезены с берегов Рейна и из островов Занта и Тенедоса лучшие виноградные лозы, из коих последние посажены и принялись удачно. Предложение о выписке из Испании виноградарей исполнено. Они прибыли в Крым и привезли с собою Мадерские и Малагские лозы. Осталось только водворить их.

В течение 1805 года, так же как и в предыдущих, спокойствие и тишина внутренняя нигде приметным образом не были нарушены и все состояния неуклонно обращались в пределах, каждому законом предначертанных.

Вместе с тем преступники, ссылаемые по Указу 1798 года на поселение в г. Колу Архангельской губернии, умножились там до того, что число их превышало число самих обывателей. Отсюда могло произойти оскудение в продовольствии и тишина города могла быть нарушена беспорядками. Чтобы предупредить это, признано нужным отсылку туда преступников остановить, а часть сосланных разместить по другим городам.

Кроме того, нахичеванскими армянами, вопреки существующим узаконениям, производим был в Крыму и в других тамошних местах торг невольниками, от закубанских владельцев по купле или мене им достающимися. Торг сей, яко постыдный для человечества и противный всякому благоустройству, возбранен строгим запрещением, и оказавшиеся в невольничестве иностранные люди освобождены, с предоставлением им права избрать место и род жизни по желанию¹.

Со временем деятельность МВД становится все более широкой, разносторонней, но по сути сводится все к тем же двум направлениям. Вот извлечение из отчета Министерства внутренних дел за 1841 год.

Собрано хлеба 94.931.276 четвертей, сверх посева 60.526.293 четверти, а сложный урожай был. С первых чисел июня настала почти повсеместно засуха, продолжавшаяся во многих губерниях до самой осени. Кроме сей главной причины скудного урожая, были и частные: а) градобития, коих в 1841 году случилось более, нежели в двух предшествовавших годах; б) саранча, появлявшаяся на Кавказе, Украине, Саратовской губернии.

Скотские падежи в течение года были в губерниях: Астраханской, Волынской, Гродненской, Вятской, Казанской, Калужской, Курской, Минской, Оренбургской, Пензенской, Полтавской, Санкт-Петербург- ской, Новгородской, Саратовской, Симбирской, Тамбовской, Тобольской, Харьковской, Черниговской в земле Черноморского войска. Наиболее гибельна была для рогатого скота - чума, а для лошадей - сибирская язва. В 6-ти губерниях укушено бешеными собаками 78 человек, из которых 19 умерло. Случаев вообще разного рода внезапной смерти людей в продолжение года 10607.

Грабежей и разбоев в минувшем году было во всем государстве (кроме хищничеств, произведенных в Кавказском крае и на степях Киргизских): в домах 75, вне оных 169; и всего более в губерниях: Казанской, Астраханской и области Бессарабской. Собственно шайки грабителей, хотя и немногочисленные, появлялись в губерниях: Астраханской, Казанской, Херсонской, Московской и Могилевской, но вскоре были переловлены.

Пожаров всех было 5498, более всех пострадали от сих бедствий города Орел, Скопин, Суджа, Ветлуга и знаменитый торговлею посад Сухиничи. Из числа пожаров 135 произошло от поджогов, преимущественно в губерниях: Харьковской, Киевской, Симбирской и Московской.

В 1840 году находилось в государстве арестантов 241814 человек; число дней содержания на каждого арестанта в среднем составило около 35-ти. На продовольствие их, одежду и другие расходы издержано: из казны 602813 руб.79 1/7 коп., из городских доходов 106931 руб. 18 1/7 коп., из земских сборов 105485 руб. 30 коп., всего 815 230 руб. 27 2/7 коп. серебром; следовательно, на каждого арестанта приходится по 3 руб. 37 1/7 коп. серебром, а ежедневное содержание арестанта обходилось около 10-ти коп. серебром.

Образование арестантских рот для общественных городских работ постепенно продолжается. В 1841 году состоялось положение об учреждении такой роты в г. Пскове из 200 арестантов, и на устройство для нее помещения дозволено занять 64500 руб. серебром в Санкт-Петербургском приказе общественного призрения, на 26 лет, на счет общего вспомогательного земского сбора, пока не представится возможности отнести его на доходы г. Пскова. Сверх того, определено возвести для арестантских рот, на счет земского сбора, новые здания в городах Курске и Архангельске. По настоящее время состоялись положения об устройстве 32-х арестантских рот и, кроме того, предполагается учредить оные еще в 10-ти городах и усилить существующие уже в городах Симферополе и Кишиневе.

Казенных податей в 1841 году собрано 36.255.512 руб. 16 6/7 коп. серебром; недоимок прежних лет 5.147.722 руб. 77 4/7 коп., в 1840 году взыскано податей 37.619.890 руб. 41 коп., недоимок 3.132.598 руб. 79 коп., следовательно, в прошедшем году взыскано податей менее против 1840 года на 1.364.378 руб. 24 1/7 коп., а недоимок более на 2.015.123 руб. 98 4/7 коп. Существенною причиною неуспешного взыскания податей в течение 1841 года должно полагать бывшие во многих губерниях неурожаи хлебов.

Приказы общественного призрения имели капиталов собственных и вкладов к 1841 году 45.918.528 руб.45 коп.серебром, а к 1842 году 48.123.597 руб. 1 коп. серебром, в течение года прибавилось 2.205.068 руб. 56 копеек.

Из благотворительных приношений в пользу разных человеколюбивых учреждений особенного внимания заслуживают: