2. Формы и практика розыска преступников

В рассматриваемый период по уголовным делам производились управа, суд и сыск в непосредственном значении этих слов и, соответственно, дела разделялись на управные, судные и сыскные. Управа состояла в безотлагательном наказании виновных без суда. Суд, означавший состязательный процесс, принимал за доказательства, как и ранее, свидетельские показания, поле, т.е.поединок, и крестное целование. А сыск (или розыск), в смысле отдельного вида процесса, - исключительно пытку. Кроме этого, другие основные различия между ро-

зыскным и состязательным процессами, или между "розыском" и "судом", заключались в следующем.

1) При розыске государство в лице своих агентов возбуждает уголовное преследование и производит и завершает сыск независимо от жалобы или желания потерпевшего от преступления; а при состязательном процессе возбуждение и прекращение уголовного преследования всецело зависит от лица, имеющего право иска.

2) Производство по сыскным делам открывалось немедленно, по возникновению самого дела, не увязываясь ни с какими сроками, в любое время; к рассмотрению же судных дел приступали не тотчас по предъявлению иска, а в известные, заранее определенные законом для каждой местности, сроки, и притом не более трех раз в год.

3) При розыске обвиняемый мог приводить в свою защиту те или иные доводы, но лишь в пределах, предоставленных ему соответствующим должностным лицом; по судным же делам ответчик или обвиняемый пользовался полной свободой в предоставлении доказательств против обвинения.

4) Розыскное производство велось письменно и негласно, тайно; а состязательные дела решались устно и публично.

5) Производство по сыскным делам не могло оканчиваться примирением, тогда как по всем судным делам примирение допускалось в любое время.

6) По сыскным делам решения основывались на данных, собранных непосредственно и исключительно трудом должностного лица от розыска; по судным делам судья не принимал активного участия в собирании доказательств и свое решение основывал лишь на тех данных, которые представляли стороны.

Сущность розыскного процесса в целом заключалась в том, что в лице соответствующего государственного агента соединялись различные процессуальные функции: обвинителя и судьи; и этот агент противопоставлялся обвиняемому, который служил лишь объектом сыска.

Сущность же состязательного процесса, как мы помним, заключалась в споре о праве двух равноправных сторон перед третьим ли- цом - судьей¹.

Розыскной процесс, появившийся сначала, как мы отмечали ранее, исключительно для дел о государственных преступлениях, а затем и для разбойных, татиных, убийственных дел, постепенно распространялся и на другие уголовные дела, вытесняя судное производство, которое оставлялось иногда для власть имущих, по сути как привилегия.

Как заведомо лихие люди, розыскному процессу подвергались (или судились сыском), например, составители подложных документов. А те, кто подговаривал их к этому для своей пользы, не считались лихими людьми и потому судились "порядком суда", не пытались и несли лишь денежную ответственность. Так, подписчик Васька Иванов, человек убогий, кормившийся пером, живший в Москве у людей где день, где ночь и судившийся прежде за подписки, был уличен в 1547 году в составлении подложной купчей крепости, по подговору князя Юрия Токмакова, желавшего присвоить себе вотчину Ивана Шереметова. За это Ваську Иванова пытали и, следовательно, судили сыском, а подговоривший к преступлению Иванова князь Токмаков судился судом и понес лишь материальные убытки¹.

Надо ли удивляться тому, что и сыск иногда сравнивали с паутиною: шмель проскочит, а муха увязнет. В этом была доля правды, не менее, а, может быть, более относящаяся и к современности.

В эпоху губных грамот, Судебников, Уставной книги, Разбойного приказа и Соборного уложения розыскной процесс(или розыск, сыск) осуществлялся втрехформах: 1) по лихованным обыскам, 2) по пыточному оговору (или "язычной молке") и 3) по челобитным потерпевших лиц. Разыскания по каждой из этих форм имели свои особенности и входили в сыскное дело как части одного целого, но могли составлять и отдельные производства. В чем же суть этих производств по закону и как они выглядели на практике?

Розыск преступников путем лихованного обыскасвязан с понятием преступлений как лихих дел, т.е. деяний, заключающих в себе понятие лиха, абсолютного зла. Особо преследуются лихие дела, совершаемые ведомыми лихими людьми. "Ведомый" лихой человек,- объясняет Н.П. Загоскин, - это лицо, которое уже не впервые проявляет свою преступную волю, которое пользуется репутацией завзятого, закоренелого злоумышленника, испорченность свободной воли которого ведома обществу².

В силу последнего признание лица лихим ведомым человеком составляло право и обязанность той общины, к которой преступник относился. Такое признание осуществлялось определенным путем, путем лихованного обыска. Лихованные обыска, то есть опpосы населения с целью выявления ведомых ему лихих людей, возведения лиха на злодеев, их отлихования, былидвухвидов: опpос соседей ("окольных людей") и повальный (всеобщий) обыск.

Розыск преступника путем повального обысказаключался в том, что как особые обыщики, посылавшиеся с военной силой пpотив pазбойников, душегубов и татей, так и губные стаpосты с целовальниками обязаны были пpежде поимки лихих людей пpоизводить массово pаспpостpаняющийся, охватывающий все сословия "без омены" опpос или обыск, отчего он именовался повальным. Пpоизводился такой обыск следующим обpазом.

В назначенном месте собиpали должностных лиц, ведавших pозыском, съезд со всего уезда, князей, детей бояpских, их пpиказчиков, цеpковнослужителей всех pангов, дьяков и кpестьян всех наименований "с выти по человеку" и pасспpашивали их по кpестному целованию, "кто у них в селах и деpевнях лихие люди - тати, pазбойники, к кому они пpиезжают и pазбойную pухлядь пpивозят, и от кого на pазбой ездят и кому pазбойную pухлядь пpодают"¹. Пpи этом обыскным людям делалось пpедупpеждение, чтобы они "в обыске pечи свои сказывали пpямо, в пpавду, а не лгали и лихих бы людей не укpывали, а добpых бы людей напpасно не клепали, и по дpужбе или по недpужбе pечей не говоpили бы ни на кого; а учнут лгать, лихих людей укpывать, а добpых людей напpасно клепать, а после пpо то сыщется, и тем обыскным людем быти казненным"².

Обыскных людей не положено было подговаpивать. Но В.Н. Татищев пишет, что случалось это так: один челобитчик по судному, пpавда, делу, созвав к обыску более 150 человек из дальних мест, котоpые ни обстоятельств, "ни пустоши споpной" не знали, вывез к ним вина и хаpча столько, что "все без памяти тpи дня пьяны были и что писали, а попы и пpиказчики к чему pуки пpикладывали, сами не знали; супеpник же и показаться не смел".

Дpугой истец, собpав обыскных человек до 200, на пустошь с обыщиком пpиехал и по обычаю всех довольно употчевал; ответчик, собpав своих и пpиятельских людей человек до 60, ночью напал из леса на пьяных людей исцовых и так бил, что едва живых оставил, а сыщик и обыскные, "оставя все свое, бегом спаслися. И хотя истец бил челом, но кто бил, доказать не мог"³.

Должностным лицам под страхом казни пpедписывалось справедливо и полно осуществлять обыски. "А учнут стаpосты татиные и pазбойные дела делати и во всяких делех и во обыскех обыскивати ложно, не по госудаpеву наказу дpугу дpужити, а недpугу мстить. Или не учнут того беpечи и сыскивати, котоpые семьями и заговоpы в обысках говоpят непpавду и не учнут к госудаpю на те аpтели и заговоpы отписывати, ино того стаpосту казнити без милости"⁴.

Показания собранных на обыск людей, оттого и называемых обыскными, записывал губной дьяк; обыскные люди к записям затем "прикладывали руку". Если на таком обыске собранные лица определяли кого лихим человеком, разбойником или татем, то это облихованное (отсюда и наименование обыска) лицо подлежало задержанию на месте или принимались меры к его поимке и аресту. "А на которых людей в обыску скажут, что они лихие люди, тати или разбойники, и тех людей по обыском имати..." (см. ст. 35 гл. XXI Уложения).

Таким образом, повальный обыск начинался сбором необходимых и в нужном количестве обыскных лиц, их клятвопринесением, переходил затем в опрос обыскных людей с записыванием их сообщений о лихих людях, с заверением записей и завершался задержанием людей, названных на месте лихими, и их арестом.

Н. Шалфеев полагал, что лихованный повальный обыск в губном производстве имел двоякое значение: с одной стороны, служил поводом для начала сыскного дела, а с другой - судебным доказательством¹. Сказанное требует уточнения. Прежде всего следует отметить, что для назначения самого (и, видимо, недешевого) лихованного обыска, массового сбора обыскных людей и их опроса требовался достаточный повод, каким являлись или могли быть сообщения,сведения о распространившихся кражах, разбоях, убийствах в определенной местности. Большим повальным обыском начиналась борьба по искоренению этих преступлений через выяснение, отыскание и задержание лиц, их совершавших или могущих совершить (подозрительных). Эта борьба влекла (или опять же могла влечь) за собой возникновение как одного, так и нескольких или множества сыскных дел, в зависимости от того, сколько лиц будет облиховано на обыске, сколько преступных деяний они совершили и связаны ли эти деяния между собой. Повальный обыск сам по себе не служил (в прямом смысле) поводом для начала конкретного сыскного дела; таким обстоятельством являлось облихование на обыске конкретного человека, признание его особо опасным элементом. Повальный обыск был средством отыскания преступников, основанием их задержания, а затем ареста как их, так и их имущества: "А дворы их и во дворех животы их и хлеб молоченой запечатати, а стоячей хлеб и земляной переписати же, и приказати беречь тутошним и сторонним людем с поруками докуда дело вершится” (см. ст. 35 гл. XXI Уложения)².

Далее дело "вершилось через ратное" под обязательной пыткой: "А тех лихованных людей по обыском в разбоях и в татьбах пытать" (см. ст. 35 гл. XXI Уложения).

Обыск окольными людьми по Уставной книге Разбойного приказа имел ограниченное применение: 1) когда требовалось узнать, была ли оказана помощь пострадавшим от разбоя лицами, слышавшими их крик, и шли ли они на след для отыскания преступников; и 2) когда нужно было удостовериться в количестве сожженного разбойниками имущества, "сколько дворов и во дворех хором и хлеба стоячего и сена пожгли".

Соборное уложение распространило применение опроса окольных людей или обыска окольными людьми на случаи татьбы, разбоя, убийства, поноровки (т.е. потворства) им в их местностях, а также для выявления разбойных станов и хранилищ воровской рухляди.

Николай Иванович Ланге (1821-1894), товарищ председателя Киевской уголовной палаты, затем губернский прокурор Волынской и Петербургской губерний, старший председатель Харьковской судебной палаты и, наконец, сенатор, полагал, что обыски имели также общее и частное значение. В общем смысле обыски могли производиться по всяким уголовным делам, как по судным, так и по сыскным. Но при суде, как особом порядке судопроизводства, обыски производились через окольных людей или через послухов и видоков для исследования факта преступления и отношения к нему обвиняемого, а при сыске, в частном значении этого слова, - для определения не только того, виновен ли обвиняемый во взведенном на него преступлении, но и для того, лихой ли он человек или нет, т.е. следует ли его подвергать пытке или не следует¹.

Относительно возможного расхождения мнений при обыске постановлено в 1556 году: "Если обыскные люди скажут не одни речи - иные люди говорят по истце, а другие по ответчике, то по ком скажет больше людей, человеками пятьюдесятью или шестьюдесятью, того по большому обыску оправить, а по меньшому - обвинить, без поля и крестного целования. После того государь прикажет владыке, или архимандриту, или игумену разведать в правду, которая половина солгала, и лживых казнить. Скажут в обыску поровну, половина по истце, а другая половина по ответчике, то по таким обыскам дела не вершить, а посылать на обыск в другой раз, велеть обыскивать другими многими людьми про то, которая половина солгала. На которую половину доведут, что она солгала, то выбрать из нее, изо ста человек приказчиков и крестьян, лучших людей человек пять или шесть, и бить их кнутом, а игуменов, попов и дьяконов отсылать к святителю; все убытки, которые потерпит правый, кроме иска, взыскивать на тех, на которых ложь доведут, а которых людей пытали по ложному обыску, тем людям взять на них бесчестье вдвое, для лжи, чтоб не лгали"².

Согласно ст. 2 Уставной книги Разбойного приказа, ст. 36 Соборного уложения одобренный на лихованном обыске передавался на поруки одобрившим его обыскным людям, которые давали или делали так называемую поручную запись в том, что ему "впредь не красти и не разбивати, и лихим людем, татем и разбойником приезду к себе не держати, и татиные и разбойныя рухляди не перекупати, и иным никаким воровством не воровати".

По сыскным делам могли отдаваться на поруки также: тати, уличенные в первой краже, после наказания их кнутом; оговоренные в разбое, если обыска у них нельзя было сделать, а они не сознались в преступлении после пыток; и укрыватели татиной и разбойной рухляди, покупщики заведомо похищенных вещей, добытых разбоем. Так, мордвин Богдашка Мелишев и мордвин Маляка Щаев были пойманы с поличным, с краденым медом из бортного дерева, и после пытки, как сознавшиеся в первой татьбе, наказаны батогами вместо кнута и отданы на поруки с записью¹.

Поручные записи были распространены по разным житейским обстоятельствам, в отношении разных лиц, но, как правило, в них записывалось, что в случае совершения находящимся на поруках лицом преступления поручители обязаны были сыскивать его и несли за это ответственность. Вот одна из дошедших до нас поручных записей.