2. Ушкуйники и их розыск

Известно, безрогая корова хоть шишкою, да боданет. Татарские завоеватели не коснулись Новгорода и земли его, сто верст всего не дошли. Зато до него дошли беды и стенания русские. В последнем оплоте Руси, естественно, бродил дух отмщения, но не было должной силы и совсем малы возможности. Все же собрались новгородские удальцы и, "не имея рог", взяли да и "боданули шишкою", - разорили в 1360 году татарский город Жукотин, спустившись вниз по Волге на ушкуях - лодках особой постройки. В летописях таких новгородских удальцов, совершавших водные набеги, именуют ушкуйниками, и рядом почти всегда стоит слово "разбойники", "разбойницы".

В советской исторической науке ушкуйничествоопределяется как зародившиеся во второй половине XIV столетия вооруженные нападения с разбойными целями на города и торговые пути в Волжско-Камском бассейне новгородских отрядов, состоявших из людей без определенных занятий. Академик АН СССР, лауреат Государственной премии Лев Владимирович Черепнин (1905-1977) особо подчеркивал последнее обстоятельство, что ушкуйники представляли собой "воору- женный отряд, живущий грабежом", и их действия носили "характер простых грабительских вооруженных набегов на Волжско-Камские торговые караваны и населенные пункты". Причину таких действий он видел в том, что часть новгородского "черного населения" не находила применения своему труду и, представляя опасность господствующему классу, удалялась из города для набегов, которые содействовали бы "дальнейшему расширению экономического и политического влияния на Руси новгородского боярства"².

Ушкуйничество как явление, связанное с насилием, действительно существовало, но выводы о нем требуют уточнения. Прежде всего следует сказать, что новгородцы делали водные набеги ранее второй половины XIV столетия, но не вниз по Волге, а вверх, к северным враждебным соседям. Так, в 1320 году новгородец Лука ходил в ушкуях на Норвегию, но был разбит. В 1339 году новгородские удальцы разоряли Корелу, признававшую власть шведов. А в 1349 году, когда Магнус, король Свейский, предпринял свой крестовый поход против Новгорода, ушкуйники совершили морские походы на берега Норвегии¹.

Сейчас невозможно сказать, чего было больше в этих походах: разбойного или государственно-охранительного, преступного или патриотического. Во всяком случае сведения о розыске ушкуйников и их преследовании за эти набеги новгородскими властями, а значит, и о признании их противоправными нам не встретились. Зато встретилось другое. В лето 6860 (1352 год), "отходя от света", Магнус приказывал своим детям, своей братии и всей земле Свейской: "Не наступайте на Русь на крестном целовании, занеже нам не пособляется"². Возникает вопрос: не сказались ли на этом завещании морские походы новгородцев? А если да, то больше ли в них разбойного?

Но вернемся к 1360 году, когда новгородцы "придоша в Жукотин и множество татар побиша и богатства их взяша". Далее события развивались так. За то нападение христиане были пограблены татарами в другом их городе, Болгарах. К тому же и "князии жуконсти поидоша во Орду к хану, биша челом, дабы оборонил себя и их от разбойников, понеже многа убивства и грабления от них сотворишесь беспрестаннии. Хан же Хидирь послал трех послов своих на Русь: Уруса, Каирмека, Алатынцыбека князем русским, чтоб разбойников поимали и к нему прислали. И бысть князем съезд на Костроме: князь великий Димитрий Констянтинович из Володимера и брат его старший князь Андрей Констянтинович из Нижнего Новгорода, князь Констянтин Ростовский; и поимаша разбойников, и выдаша их всех послом ханским и со всем богатством их, и тако послаша их во Орду"³. Это летописное известие требует пояснения и раздумий. Ясно, что ушкуйники напали в указанный год на татарский город Жукотин, разорили его, набрали там всякого добра и расположились в русских поволжских городах, особенно в Костроме. Татарские князья обратились с жалобой к своему хану, и этот хан прислал на Русь послов, требуя выдать ему новгородцев. Но выдать соотечественников - христиан басурманам было греховным делом; а вооруженных и храбрых, - к тому же нелегким и взрывоопасным. Последнее затем и подтвердилось. А пока по этому поводу в Костроме состоялся съезд и совет князей (владимирского, нижегородского и ростовского), который правильно или неправильно, но решил не потакать новгородскому удальству, поскольку в Болгарах в отплату за Жукотин пограбили всех христиан, какие в ту пору там оказались. Указанные князья, вернее, находившиеся при них дружины изыскали, силой переловили ушкуйников, бывших в Костроме, а затем выдали их татарам.

Не это ли решение явилось толчком к перерождению ушкуйничества из движения патриотического в разбойное, поворотом от набегов на чужеземных разорителей к грабежу и насилию и над русским купечеством, и над населением Поволжья? Во всяком случае это решение дуло на тлеющий фитиль междоусобицы. Ушкуйники не забыли выдачи своих собратьев на татарскую расправу в Костроме, и в ле- то 6879 (1371 год) "ушкунцы великого Новгорода пришедше взяша Кострому"¹. И все же действия ушкуйников в Волжско-Камском бассейне, как и ранее в Скандинавии, были направлены в основном против захватчиков, разорителей русской земли ,хотя они не чужды были и наживы. Но грабили ушкуйники, подрывая экономически и обессиливая Орду, преимущественно татар и купцов восточных, на русских же гостей они не нападали, но некоторые из них как бы попутно страдали.

В 1366 году, придя Волгою на "полтораста ушкуев" под Нижний Новгород, ушкуйники перебили "множество татар и бесермен и армен", и город "пограбиша, а суды их, и кербаты, и павоски, и лодки, и учяны, и струги все изсекоша". Затем они спустились в Калец, прошли до Болгар, "такоже творяще и воююще". В том же году был и второй поход на Волгу новгородского ушкуйного отряда во главе с воеводами Осифом Волфоломеевичем (Осипом Варфоломеевичем), Василием Федоровичем, Александром Обакумовичем (Абакумовичем), которые "в Новгород придоша по здорову с многим прибытком". Но при этом походе были пограблены и русские купцы. Великий князь московский Дмитрий Иванович потребовал от новгородского правительства "ответственности" за действия ушкуйников: "Почто есте ходили на Волгу, и воевали, и гостеи моих ограбили много?" Новгородское вече дало такой ответ: "Это ходили молодые люди на Волгу, без нашего слова; да они твоих купцов не грабили, а грабили бесермен. За это не сердись на нас". Но, видимо, великий князь "изымал" некоторых, надо полагать, видных ушкуйников: зимой того же 1366 года на Вологде был пойман новгородский боярин Василий Данилович с сыном и привезен на Москву².

Если новгородское вече и не давало дозволения на ушкуйные походы, то, очевидно, смотрело на них снисходительно, а, по общим понятиям того времени, пограбить и побить бесермен, то есть мусульманских купцов, откупщиков татаро-монгольской дани в завоеванных теми землях, казалось и дозволительно. Такое понятие образовалось вполне естественно после того, что претерпел русский народ от ордынского произвола. И действительно, за свои совершаемые без разрешения набеги ушкуйники оставались без преследования; напротив, "нередко ушкуйники, вернувшись на родину, становились тысяцкими, воеводами и даже посадниками Новгорода"¹.

В 1374 году девяносто ушкуев опять напали на русский город - Вятку, ограбили ее, потом повернули на татарские Болгары и собирались его сжечь, но передумали, взяв с жителей 300 рублей "окупа". Затем они разделились на две партии и прошли по владениям Орды: одна из 50 ушкуев отправилась "на низ к Сараю", а другая - 40 ушкуев - пошла вверх по Волге, дошла до Обухова, пограбила Засурье и Маркваш, перешла за Волгу, истребила суда свои, конно прошлась по берегам Ветлуги, разоряя села, и ушла к Вятке².

Но самый свирепый набег ушкуйников на Кострому и, видимо, вообще на Поволжье происходил в 1375 году, когда новгородцы вместе с великим князем московским воевали под Тверью. Воспользовавшись этим, к Костроме отправилось две тясычи удальцов на 70 ушкуях, а воеводами у них были: один по имени Прокопий, другой по прозвищу Смольнянин, вероятно, так названный потому, что действительно был пришелец из Смоленска. Эта, можно сказать, рать состояла не из одних новгородцев, но "еще более из заволочан". Когда она приплыла к Костроме, то пять тысяч костромичей вышли против нее с оружием, а воеводою у них был Плещеев. Ушкуйники разделились на две группы. Одна половина пошла прямо на костромичей, а другая зашла им в тыл, через кусты можжевельника, и обе группы разом ударили по костромичам, - и спереди, и сзади. Воевода Плещеев первым оставил "войство свое" и побежал в город; за ним бросились врассыпную и остальные. Ушкуйники одних убили, других повязали, а третьи успели скрыться в лесу. После этого напавшие вошли в Кострому и, простояв там неделю, взяли все, что подороже, а остальное сожгли. Уходя, они набрали столько пленников, сколько хотели, особенно женского пола, и поплыли вниз по Волге. Пристали в Нижнем Новгороде и награбили все,что им приглянулось, затем подожгли город. Оттуда они спустились в Болгары и там распродали "бесерменам" костромских и нижегородских женщин и девиц, а потом поплыли еще ниже. Встретят по пути мусульманских купцов на судах - ограбят и людей перебьют; а встретят гостей христианских - только ограбят, а самих отпустят живыми. Так они достигли Астрахани; тут и постигло их возмездие, правда, руками лукавыми: князек астраханский Салчей начал им льстить, и хитрить, и корм давать. "Они же начаша упиватись и быша пияни, аки мертвы". Татары их всех изрубили, "ни единого их жива оставиша" и взяли все имущество, награбленное у русских. "В ню же меру мерите, - говорит летописец, - възмерится вам"¹. Якобы за этот трагический поход великий князь московский подходил с ополчением к Новгороду, требуя выдачи имеющихся разбойников и прекращения ушкуйничества, где едва не произошла битва. Спас владыка Алексей, обратившийся к князю со словами: "Господине княже Дмитрий Иванович, новгородцы винных сами изыщут, которые воеваша Кострому и гостей волжских грабиша и биша, и тех казнят, а ныне дают за них четыре тысячи рублей. И ты не подвигнись на брань и не пролей крови". Князь "не подвигся" на брань, но взял 8000 рублей и "возвратился на Москву"².

Как видим, новгородская община не выдала уцелевших ушкуйников, но в духе Русской Правды заплатила за нанесенные ими обиды весьма солидную виру. Может быть, именно это вынудило новгородских правителей отыскивать и захватывать разбойничающих ушкуйников для собственного суда. Преследуемые же в других княжествах князем московским, а на своей земле новгородскими боярами, получившими убыток вместо прибыли, ушкуйники, кто смог, бежали на псковскую землю. Но и там их старались найти. Это видно из того, что в 1390 году между Новгородом и Псковом был заключен мир, согласно которому последний обязывался "выдавать тех, кто в путь ходил на Волгу". Ушкуйничество хиреет, но не исчезает полностью. В 1392 году ушкуйники-новгородцы и устюжане напали рекою Вяткою на Жукотин и Казань и грабили гостей на Волге. В 1400 году некто Анфаль предпринял поход на Болгары: сто судов шло Камою, сто пятьдесят Волгою. Это разделение отряда погубило его: татары напали на тот отряд, который плыл по Каме, и разбили его. Волжские ушкуи не успели на помощь камским³.

Таким образом, по древнерусскому княжескому праву, сообразному с тогдашними нравами, государственного иска в уголовных делах еще не существует, еще нет различия между уголовным и гражданским процессами, но уже княжеская власть:

1) возлагает преследование преступников на коллективные формирования - общины;

2) помогает частному истцу в преследовании и поимке воров, выделяя для этого слуг князя, мечника, емеца и определяя им вознаграждение;

3) применяет меры пресечения к виновным - заковывание в железо;

4) помогает частному лицу в исследовании причиненных обид, назначая для этого специального чиновника - вирника и определяя ему вознаграждение;

5) понуждает потерпевших лиц к подаче уголовных исков, запрещая им освобождать преступников от наказания по мировой;

6) в отдельных случаях отыскивает виновных тайно или применяет для изъятия преступников военную силу.

Эти глубинные начинания и есть зарождение или истоки розыскного процесса в Древней Руси, того самого процесса, который "уйдет в застенки" и наведет ужас на окружающих. Таковы уж свойства общественного развития: когда сложившиеся отношения, старые органы и порядки еще действуют в полную силу, ростки нового правопонимания, которому предстоит длительная по времени и сложная по содержанию жизнь, уже обнаруживают себя и пробиваются.