Sbornik-po-istorii-skd-2011-maket

рассмотрены государственные законы и постановления, оказавшие большое влияние на изменение состояния библиотечного дела в стране, важнейшие события, характеризующие государственную политику в области библиотечного обслуживания народа и демократизации деятельности научных, публичных и народных библиотек (1). Позднее, в 2000-2001 году материалы этих лекций практически полностью вошли в «Историю библиотечного дела в России» (2), но ссылки на первоисточники, к сожалению, в этом издании и в отдельных статьях не приведены.

Предваряя свое исследование истории библиотечного дела в России в период между Февральской и Октябрьской революциями, известный российский исследователь К.И. Абрамов, справедливо отмечал, что «этот короткий по времени отрезок истории был насыщен глубокими социальными преобразованиями, но по известным причинам, обычно замалчивался в советской историографии библиотечного дела» (1, С. 3).

Главное внимание К.И. Абрамов уделил выявлению передовых и прогрессивных направлений развития библиотечного дела в России, участию земских и городских органов местного самоуправления, профессиональных союзов и кооперации, а также первых библиотечных обществ в переустройстве организации общественного использования книжных богатств. Он подчеркнул, что впервые в истории нашей страны после февральской революции стали реально проводиться в жизнь идеи и принципы библиотечного строительства, выработанные еще в условиях самодержавной России широкими кругами библиотечной общественности, земствами и городскими думами и другими прогрессивными общественнодемократическими организациями и партиями. «Все они обосновывались на достижениях международной библиотечной теории и практики, предусматривали самые широкие демократические преобразования в организации общественного использования книжных богатств» (2, Ч. 1, С. 152).

Данная оценка обоснована объективным историкопедагогическим анализом, который позволяет отказаться от идеологического клише, сложившегося в 1920-е годы. Одной из актуальных задач изучения отечественной истории образования и педагогической мысли, по мнению З.И. Равкина и В.Г. Пряниковой, является преодоление по крайней мере двух сложившихся в прежние годы негативных, противоречащих принципу историзма, традици-

21

онных подходов в этой области историко-педагогических знаний: «Первый представлял процесс развития образования в советский период как высшую ступень прогресса в сфере педагогики. Теоретики такого подхода занимали изоляционистскую позицию, изображая указанный процесс — вопреки логике своего тезиса о высшей ступени — как замкнутый в самом себе, оторванный от магистральной линии движения мировой системы образования, преемственно не связанный с развитием дореволюционной школы и педагогики.

Второй подход получил свое воплощение в создании такой модели истории образования советского периода, согласно которой она являлась сугубо унитарной, единообразной и безальтернативной. Замалчивался долгие годы тот факт, что одновременно с советской образовательной системой за рубежами Родины в условиях эмиграции существовала русская школа, продолжавшая осуществлять прогрессивные традиции дореволюционной отечественной педаго-

гики» (12, С. 10-11).

Примерно такие же исследовательские подходы сложились в отечественной истории социально-культурной деятельности, в которой внешкольное образование было представлено как «неразвитый вариант» советской культурно-просветительной работы, а ее развитие – безальтернативный путь педагогической деятельности в социально-культурной среде.

Историко-педагогические исследования и учебные пособия до- кументально-фактическим материалом утверждали тезис о том, что в сфере культурно-просветительной работы советского периода беспредельно господствовала официальная педагогическая концепция, основанная на марксистско-ленинском учении. Действительно, в обстановке тоталитарного режима иначе быть не могло. «Однако это не дает оснований забывать о том, что с трудом пробивавшие себе путь к читателю-просвещенцу идеи П.Ф. Каптерева, М.М. Рубинштейна, К.Н. Вентцеля (значительная часть его работ, относящихся к 30–40-м гг. не увидела свет и осталась в архиве) и других представителей антрополого-гуманистической педагогики составляли оппозиционную альтернативу официальной педагоги-

ке» (12, С. 11).

Новый подход к изучению внешкольного образования в период смены педагогических парадигм социально-культурного воспитания реализован в докторской диссертации Н.Н. Ярошенко, в кото-

22

рой показано, что позитивная динамика теории социальнокультурной деятельности как науки определяется наличием в ее структуре специализированных педагогических парадигм и специальной методологии, обеспечивающих ценностно-смысловое единство методов педагогического исследования. Формирование педагогических парадигм, методологии и теории социально-культурной деятельности происходит под влиянием интеллектуальной философ- ско-педагогической традиции; социально-культурного контекста, в котором развивается воспитательная деятельность в сфере досуга и осмысляющая ее наука; преобладающих ценностных ориентаций исследователей (19). В этой работе обоснована мысль о том, что в методологии культурно-просветительной работы продолжали функционировать идеи, сформировавшиеся в дореволюционный период. Эти идеи во многом были альтернативными по отношению к генеральной линии внешкольной педагогики советского периода – политического просвещения масс. В советской культурнопросветительной работе, вопреки сложившимся исследовательским стереотипам, имелся огромный потенциал свободной досуговой активности людей, которые творчески реализовывали свои культурные потребности.

В докторской диссертации А.В. Семченко также развернуто обосновывается тезис о преемственности методологии внешкольного образования дореволюционной России и российского зарубежья (13). И здесь, в особых культурно-исторических условиях изгнания, российские педагоги-эмигранты сумели создать стройную систему внешкольного образования, способствующую преодолению денационализации детей, сохранения российской культуры, прежде всего усилиями частных лиц и общественных организаций.

Сегодня мы можем констатировать, что многие предположения теоретиков дореволюционного внешкольного образования относительно его путей и судеб в условиях советской России не оправдались. Внешкольное образование объективно не смогло стать выразителем свободной общественной и частной инициативы, обеспечивающей культурные условия воспитания и развития человека на всех возрастных этапах. В большой мере этот вывод относится к сфере культурно-просветительной деятельности, которая к 1990-м годам практически потеряла свое значение как выразитель гражданской инициативы населения. Не случайно в современной, обновляющейся социально-культурной деятельности, ставшей пре-

23

емницей теории и практики внешкольного образования в России, одной из приоритетных задач становится укрепление ее миссии как интегратора социального взаимодействия в условиях гражданского общества.

Становление современной социально-культурной деятельности есть непрерывный процесс, в котором история отдельных исторических периодов выдвигала на авансцену педагогической деятельности те или иные формы внешкольной работы. Февральская революция 1917 года – была полем для смелых социальных экспериментов в сфере образования, его демократизации.

Теоретический опыт внешкольной педагогики периода Февральской буржуазно-демократической революции являет собой живой инвариант педагогики социально-культурной деятельности, демонстрирующий принципиальную открытость, вариативность и опережающий характер педагогических инициатив в социальнокультурной сфере – эти идеи могут быть востребованы в контексте развития современной социально-культурной деятельности.

Примечания

1.Абрамов, К.И. Демократические преобразования библиотечного дела России в период Февральской революции (февр. – окт. 1917 г.). – М.: МГИК, 1994. – 41 с.

2.Абрамов, К.И. История библиотечного дела в России. – Ч. 1. – М., 2000. – 176 с.; Ч. 2. – М., 2001. — 160 с.

3.Внешкольное образование // Большая Советская энциклопедия. – 1-е изд. – Т. 11. – М., 1930. – С. 679

4.Декреты Советской власти. – Т. 1., М., 1957.

5.Днепров, Э.Д. Советская историография отечественной школы и педагогики. 1918-1977: Проблемы, тенденции, перспективы. – М., 1981. – 90 с.

6.Знаменский, О.Н. Интеллигенция накануне Великого Октября (фев- раль-октябрь 1917 г.). – Л., 1988. – 352 с.

7.Кравченко, А.Г. Политико-просветительная работа в РСФСР // Педагогическая энциклопедия / Под ред. А.Г. Калашникова, при участии М.С. Эпштейна. – Т. 3. – М.: Работник просвещения, 1929. – С. 333.

8.Красовицкая, Т.Ю. Идеи Н.К. Крупской и их роль в истории большевистского эксперимента // Новый исторический вестник. – 2002. – № 1

(6).

9.Крупская, Н.К. Не совсем одно и то же // Крупская Н.К. Педагогические сочинения. – М.: Педагогика, 1978. – Т.1. – С. 303.

24

10.Лейкина-Свирская, В.Р. Русская интеллигенция в 1900-1917 гг. – М.,

1981. – 285 с.

11.Научный архив РАО, ф.25, оп. 1, д. 1116, л. 11.

12.Пряникова, В.Г., Равкин, З.И. История образования и педагогической мысли: Учебник-справочник. – М.: Новая школа, 1994. – 96 с.

13.Семченко, А.В. Внешкольное образование в педагогической теории и практике российского зарубежья: Дисс. … докт. пед. наук. / 13.00.01. –

Тамбов, 2002. – 410 с.

14.Смирнов, Н.Н. Российское учительство накануне и во время революции 1917 года: Дисс. … док. историч. наук. – Спб., 1994. – 496 с.

15.Сталин, И.В. Вопросы ленинизма. – 11-е изд. – 651 с.

16.Тебиев, Б.К. Правительственная политика в области образования и об- щественно-педагогическое движение в России конца XIX – начала XX в.:

Дисс. док. пед. наук. – М., 1991. – 379 с.

17.Федюкин, С.А. Великий Октябрь и интеллигенция. – М., 1972. – 471 с.

18.Фрид, Л.С. Очерки по истории культурно-просветительной работы. –

М., 1941. – 183 с.

19.Ярошенко, Н.Н. Педагогические парадигмы теории социальнокультурной деятельности: Дисс. … докт. пед. наук. – М.: МГУКИ, 2000. –

414 с.

25

Е. М. КЛЮСКО

ДИХОТОМИЯ «РАБОТА-ДОСУГ» В ИСТОРИЧЕСКОМ РАКУРСЕ: ПО МАТЕРИАЛАМ ЗАРУБЕЖНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ

Слова Э. Гуссерля о том, что только историческое размышление позволяет уяснить фактическое положение дел в наши дни и осознать неизбежность как очевидный факт, вполне применимы к современным зарубежным исследованиям в области теории досуга (1, С. 61-62). Разрабатывая категориальный аппарат этого нового научного направления, сформировавшегося к началу 90-х гг. ХХ столетия, ученые особое внимание уделяют выявлению сущности его ключевого понятия «досуг». В поисках аргументов для обоснования своих концептуальных подходов они обращаются к истокам возникновения данного понятия, отражения его в общественном сознании в разные исторические эпохи (С. Айсо – Эхола, Э. Джексон, Дж. Келли, У. Купер, К. Роджек, Д. Скотт, Дж. Хемингуэй и др.). Наиболее широко исторический аспект исследований представлен в работах американского философа Шарля Сильвестера. Прослеживая историю развития идей досуга и работы с античного периода до новейшего времени, ученый доказывает, что они явились отправной точкой для серьезных научных исследований проблем досуга в ХХ веке и легли в основу современного, разделяемого большинством исследователей взгляда на досуг как противостоящую производительному труду человеческую деятельность, осуществляемую «ради нее самой».

В своей статье мы поставили задачу дать анализ основных позиций Ш. Сильвестера и надеемся, что он окажется небесполезным для отечественных ученых, занимающихся вопросами истории досуга, поскольку развитие досуга как непосредственной деятельности людей и их представлений о ней — органические составляющие целостного исторического знания. Как пишет К. Ясперс: «Ис- тория-это одновременно происходящее и его самосознание, история и знание истории (2, С. 242-243.).

Ш. Сильвестер, признавая большое влияние социальных, эконо-

26

мических и политических факторов на отношение человечества к работе и досугу, избирает предметом своих научных изысканий европейские «интеллектуальные традиции», т. е. интерпретацию этих феноменов великими мыслителями прошлого. Он полагает, что два течения европейской мысли еще в далекие времена задали тон всем последующим подходам к трактовке понятий «работа» и «досуг» – античная философия и раннее Христианство (3, С. 18.). Первыми, кто сформулировал дихотомию «работа – досуг», были Платон и Аристотель. Как отмечает Ш. Сильвестер, эта дихотомия исходила из их общефилософских концепций мира и места человека в нем.

Платон представлял мироздание как единство двух миров: чувственного и умопостигаемого. Первый мир физический, мир чувственного опыта, состоящий из того, что человек видит, слышит, воспринимает обонянием, к чему может прикоснуться и в котором могут происходить изменения. Второй – мир истинного умственного знания, вечный и неизменный, существующий в трансцендентальной сфере «идей и форм». Такие концепты, как любовь, свобода, справедливость, по Платону, также соответствуют формам, недоступным для чувственного восприятия в их истинном смысле. Следовательно, необходимо изучать трансцендентальный мир «чистых» и «подлинных» идей, чтобы знать, как нужно правильно прожить жизнь.

В постоянном движении к раскрытию истины и воплощении ее принципов в реальной жизни Платон видел цель человечества. Сфера истинности может быть открыта человеку только через философское созерцание сверхчувственного мира, а это доступно лишь одаренным личностям, получившим специальное образование и воспитание. Как полагал Платон, такими исключительными личностями могут быть только философы, представляющие «самый лучший» класс афинских граждан. В силу своего интеллекта они способны управлять обществом, устанавливать социальный порядок, согласующийся с нравственными нормами. Остальные граждане Афин были Платоном упорядочены в соответствии с различиями их социального труда, сообразующегося с «добродетелями» их «души». В «Законах» Платона указано, что философы по причине своего призвания и способности к достижению истинного знания и гражданскому лидерству могут не заниматься ремеслом. Их философская и политическая деятельность требует досуга и

27

свободы от необходимости работы для добывания средств к существованию. Ш. Сильвестер замечает, что Платон не отрицал значимости физического труда, поскольку он делает возможным освобождение от него меньшей части гражданского населения Афин, однако оценка Платоном физического труда в нравственном плане не равноценна досуговым занятиям. Следуя своей идее разделения людей на два типа, отраженной в диалоге «Теэтет», Платон считает физический труд уделом «низшего типа» людей, рабов и рабочих, не пригодных по своей природе к досугу, востребованному для нравственно высшей жизни. Более того, физический труд мешает досугу, который предназначен для осуществления того, что есть самое лучшее; он наносит ущерб «душе», «вместилищу превосходства». Платон отдает дань уважения физической работе лишь потому, что она прокладывает дорогу для свободной и превосходящей все другие виды — досуговой деятельности «высшего класса» граждан.

Излагая взгляды Аристотеля на работу и досуг, Ш. Сильвестер подчеркивает, что они, как и у Платона, были обусловлены сконструированной ученым системой мира. Центром ее, по представлениям Аристотеля, было высшее божество – «чистый разум» («сам себя мыслящий ум»), состоящий из первого и до последнего законов вечного и вновь нарождающегося универсума. Все, что ни есть в универсуме, зависимо от бога-разума и имеет определенную богом цель совершенствования и достижения высшего качества. Единственная деятельность бога состоит в бесконечном отражении первой и последней причин бытия, что равняется «созерцанию». Непрерывно погруженный в рефлексию неизменной истины богразум являет собой высшее превосходство, независимое и доставляющее наибольшее удовольствие существование в универсуме.

Понимая божественную упорядоченность мира, как иерархию, начинающуюся с бога и спускающуюся сквозь нижние биологические виды к самым простым элементам, Аристотель усматривал в каждом виде этой иерархии свою специфическую функцию или цель, которая его природой была предназначена к актуализации. Место каждого из биологических видов в иерархии бытия было божественно определено в зависимости от уровня его разума и способности применить его для наивысшей созерцательной деятельности, подобной той, которой был занят бог-разум. Человеческие существа обладали уникальными функциями и преимуществами:

28

нравственной и интеллектуальной. Нравственное преимущество заключалось в размышлении над тем, как лучше всего строить жизнь индивидуальную и социальную. Интеллектуальное преимущество означало понимание и наслаждение истинными принципами универсума. Аристотель утверждал, что жизнь в ее интеллектуальном проявлении есть самая лучшая и самая счастливая, потому что она посвящена созерцанию бога. Такую же лучшую и счастливую жизнь человеческие существа обретают, занимаясь теоретической деятельностью, направленной на отыскание истины ради нее самой. Созерцание для Аристотеля было идеалом жизни для человека.

В разумной созерцательной деятельности Аристотель видел возможность реализации высшей добродетели, понимаемой им как высшее жизненное предназначение человека. Созерцательную деятельность, способную сделать человека поистине счастливым, Аристотель расценивал также как «высшее жизненное благо», вкладывая при этом в данное понятие и некоторые другие аспекты человеческого существования: занятия ораторским искусством, гимнастикой, общение с друзьями, участие в гражданской жизни. Однако, по мнению философа, жизненное благо предъявляет большие требования к человеческому времени и энергии. Важнейшим условием является досуг — свобода от необходимости работы для выживания. В «Никомаховой этике» он излагает нравственный императив досуга в виде констатации того, что «счастье есть зависимое от досуга». Он убежден, что физический труд для выживания враждебен досугу, он мешает созерцанию, а также сокращает время на участие в гражданской и культурной жизни. Вместе с тем, понимая, что физическая работа (земледелие, ремесло, торговля) необходима для удовлетворения нужд «досугового класса», ее он считает согласно естественному порядку универсума обязанностью людей низкого происхождения, рабов и бедных граждан Афин, не имеющих досуг и неспособных к высшей созерцательной деятельности и политическому руководству. Как резюмирует Ш. Сильвестер, все нравственно оправданные Аристотелем деятельности вращаются вокруг досуга (3, С. 18-21).

Рассматривая дальнейшую трансформацию понятий «работа» и «досуг», Ш. Сильвестер указывает на то, что идеи Платона и Аристотеля отражали аристократические ценности и в целом разделялись представителями высшего слоя афинского общества, однако в

29

последующие времена смысл их был несколько расширен, особенно это коснулось понятия «свобода» (eleutheria). В греческом горо- де-государстве Афинах оно по-разному трактовалось различными группами населения. Для простых граждан оно означало социальную, экономическую и политическую свободу. Ключевым компонентом этого понятия была свобода труда, т.е. возможность афинскому земледельцу работать не на аристократических господ, а на самого себя. Афинская аристократия придавала этому понятию несколько иное значение. Оно интерпретировалось в разных вариантах: «свободный», благородный человек (eleutherios), воспитание свободной и благородной личности (eleutherios paideia), свободные и благородные занятия (eleutherios technai). Второй вариант лег в основу аристократического концепта свободы и был внутренне связан с досугом. Его смысл трактовался, как обладание чувством собственного достоинства, почетные и интеллектуальные занятия, приверженность к друзьям и общественному служению. Это звучало как противопоставление несвободному тренингу греческих ремесленников и рабочих, которые, по мнению аристократов, не обладали даже способностью к подлинному образованию и воспитанию.

Аристократическая трактовка «свободы» выступала также как оппозиция демократической концепции свободы, означавшей возможность свободных граждан Афин участвовать в управлении государством. Ссылкой на свое благородное происхождение и свободное воспитание аристократы возвышали себя в своих собственных глазах, считая себя подлинно «свободными» гражданами, подчеркивали свое превосходство над демосом, «несвободным», не следующим правилам, недостойным. Кроме того, аристократы идентифицировали «свободу от работы» с понятием «досуг». Ш. Сильвестер поясняет, что идея досуга, выраженная словом «schole», употреблялось аристократами в двух смыслах: обладание свободным временем и свобода от малозначительной деятельности для более важной. Это подчеркивало тот факт, что только аристократы, воспитанные в духе свободы и благородства, были более подготовлены к досугу, квалифицированному ими как осуществление гражданских, культурных и интеллектуальных занятий.

Ш. Сильвестер делает предположение о том, что аристократическое присвоение досуга как символа превосходства обусловило восприятие демосом работы как знака достоинства и уважения. Мало-

30