Раздел пятый
воспроизведения этого текста увеличивался вдвое, если перед предъявлением текста испытуемым показывали рисунок, придававший этому тексту понятный смысл. На рисунке молодой человек под аккомпанемент электрогитары пел серенаду любимой девушке, живущей на пятом этаже, а звук передавался с помощью репродуктора, поднятого к открытому окну девушки на воздушных шариках'.
•Лучше воспроизводятся: списки слов, поддающиеся естествен ной, логической группировке 2; осмысленные предложения, а не набор слов; слова, а не бессмысленные слоги или буквы (напри мер, у читателя не возникнет никаких затруднений в запоминании слова «ПСИХОЛОГИЯ», но далеко не каждый запомнит ряд букв «ИОЯИОХГСПЛ», из которых составлено это слово); ряд чисел 1, 2, 3 и т. д. до ста или даже до миллиона будет легко запомнен и воспроизведён, хотя случайный ряд всего из 8-9 цифр уже не каж дому окажется под силу, и т. д.
•В процессе запоминания осмысленной информации происходит обычно не осознаваемая испытуемыми трансформация текста. Это также показано в многочисленных экспериментах. И здесь ограничимся лишь несколькими примерами:
•При предъявлении списка слов для запоминания пар слов с «вы сокой степенью ассоциативной связи» между некоторыми из них, т. е. естественно сочетающимися друг с другом (например, ба бочка — мотылёк, мужчина — женщина, стол — стул и т. п.), оказалось, что такие слова имеют тенденцию воспроизво
диться вместе, даже если в списке они разделены 17 другими 3. •Как отмечают все исследователи, в осмысленном тексте запоминаются мысли, а не грамматические конструкции 4. Пусть, например, испытуемый читает большой фрагмент текста, где содержатся фразы: «Воробьи сидели в гнезде. Над воробьями пролетела сова». При чтении другого фрагмента текста с задачей опознать, какие из фраз уже содержались в предшествующем фрагменте, испыту- е-мые уверенно опознают фразу: «Сова пролетела над воробьиным гнездом» 5. Пионерской работой в этой экспериментальной пара-
дигме [кончание cтраницы 382]
________________________
1См. Хофман И. Активная память. М, 1986, с. 199-200.
2См., например, Ляудис В. Я. Память в процессе развития. М., 1976. уКлацки Р. Память человека. М., 1978, с. 225.
4См. Бюлер К. Теория языка. М., 1993, с. XIII; Лурия А. Р. Основные проблемы нейролингвистики. М., 1975, с. 181.
5См. Исследование речевого мышления в психолингвистике. М., 1985, с. 213.
Сознание как поток
были эксперименты Дж. Брэнсфорда и Дж. Фрэнкса. Испытуемым предъявлялась группа из четырёх простых предложений, например: 1) На кухне были муравьи; 2) На столе стояло желе; 3) Желе было сладкое; 4) Муравьи съели желе. Когда спустя некоторое время испытуемым предъявлялось для опознания предложение, составленное из четырёх фраз до этого выслушанного ими текста («Муравьи на кухне съели сладкое желе, которое стояло на столе»), они именно это предложение с наибольшей уверенностью опознают как ранее предъявленное (хотя его они вовсе не слышали). И при этом могут отрицать своё знакомство с теми фразами, которые были им на самом деле предъявлены и из которых как раз и было составлено опознанное ими предложение1. Все эти примеры подтверждают, что в процессе запоминания происходит непроизвольная трансформация текста.
•Ф. Бартлетт считал, что подход Эббингауза к лабораторному изучению памяти скорее мешает, чем помогает понять естественный ход запоминания. Он начал исследовать процессы, происходящие при воспроизведении естественного осмысленного материала (небольшие рассказы, картины и т. п., а не наборы бессмысленных слогов или бессвязных предложений). И пришёл к выводам: во-первых, испытуемые при воспроизведении всегда вносят искажения в предъявленный им материал; во-вторых, эти искажения связаны не только с пропусками, но и с качественной трансформацией исходного материала (добавлением «отсебятины»); в-третьих, испытуемые ставят собственные смысловые акценты при воспроизведении предъявленного материала2.
Итак, чем сложнее осознаваемая информация, тем проще она поддаётся не столь существенным для задачи воспроизведения трансформациям, тем дольше она продолжает осознаваться, тем легче возвращается на поверхность сознания. Всё это вполне соответствует ранее высказанному утверждению, что забывание — всего лишь проявление закона Джеймса, и какого-то особого психического процесса, именуемого забыванием, просто не существует.
Посмотрим с этой позиции на феноменальную память — весьма загадочное для классических подходов явление. С обычной точки зрения, феноменальная память означает способность к удержанию в сознании
[кончание cтраницы 383]
_______________________
1 См. Линдсей П., Норман Д. Переработка информации у человека. М., 1974, с. 414-416; а также Клацки Р. Память человека. М, 1978, с. 211 - 212 .
2Barllett F. С. Remembering. Cambridge, 1932.
Раздел пятый
огромного количества подлежащих запоминанию знаков. Столь огромного, что это вызывает удивление и даже восхищение. Однако введённая психологикой идеализация предполагает, что идеальный мозг любого человека обладает способностью к феноменальному запоминанию. Сама же феноменальная память характеризует не удержание знаков в сознании, а, наоборот, мгновенный уход этих знаков из поверхностного содержания сознания, а тем самым, их нетрансформируемость. Люди, обладающие такой памятью, как правило, не осуществляют даже невинных для задачи запоминания преобразований информации. Вот легенда об одном из самых известных мнемонистов Шерёшевском, которая и спустя много лет поражает психологов: когда на одном из публичных выступлений ему предложили запомнить ряд цифр: 3691215 и т. д. до 57, он это сделал, даже не заметив простой линейной последовательности чисел '. «Если бы мне даже дали просто алфавит, я бы не заметил этого и стал бы честно заучивать», — признавался сам Шере-
шевский 2.
При феноменальном сохранении никакая работа сознания над подлежащим запоминанию материалом не должна производиться (хотя мнемонисты и могут использовать мнемонические приемы). Просто феноменальные мнемонисты умеют считывать информацию с базового содержания без затруднений. Они воспроизводят знаки с поразительной легкостью, без всяких усилий. Известный советский музыковед И. И. Соллертинский мог, по свидетельству И. Андронникова, бегло пролистать впервые попавшую ему в руки книгу, а затем воспроизвести текст любой страницы этой книги — какие здесь могут быть способы запоминания? Ведь он даже не читал книгу, текст которой воспроизводил! Шерешевский запоминал первую строфу «Божественной комедии» Данте на незнакомом ему итальянском языке с помощью мнемонических приемов. И он смог её повторить при неожиданной проверке... через 15 лет! Ясно, что такое сохранение мнемоническими приемами не объяснить. Не случайно Шерешевского волновало не то, как лучше запомнить, а то, как научиться забывать...3 Сказанное не объясняет существование феноменальной памяти, но позволяет посмотреть на неё с другой стороны: феноменальная память, как возможность, присуща всем, но некоторые люди (часто, как уже говорилось, со сниженным интеллектуальным
[кончание cтраницы 384]
____________________
1Солсо Р. Когнитивная психология. М, 1996, с. 269.
2Лурия А. Р. Маленькая книжка о большой памяти. М, 1968, с. 35. Мнемотехнические приемы, которые применял Шерешевский и о которых подробно пишет Лурия,— тема особого разговора, на мой взгляд, не противоречащая сказанному.
3Лурия А. Р. Ук. соч., с. 39.
Сознание как поток
уровнем или примитивным уровнем развития) вообще не делают сознательных усилий по запоминанию, а потому всё помнят.
Стоит подчеркнуть: из сказанного не следует, что непроизвольное запоминание лучше произвольного (это обычно неверно). Феноменальная память — это отсутствие (или специально натренированный отказ) от произвольного запоминания. И в этом нет ничего удивительного. Человек запоминает массу разных вещей, не умея запоминать их произвольно. Так, мы не знаем, какие, собственно, нужно совершать усилия, чтобы запомнить голоса своих знакомых, однако часто уже по первой фразе можем узнать человека, позвонившего нам по телефону. Аналогично: мы можем, увидев дерево, птицу или дом, понять, что перед нами дерево, птица или дом, хотя мы не умеем сильно напрягаться для того, чтобы научиться их узнавать. Вот точно так же, без всяких усилий, люди с феноменальной памятью помнят всё.
Почему же большинство людей в процессе своего развития не проявляет свою феноменальную память? Поскольку феноменальное запоминание не осознано, постольку оно безответственно. Оно выгодно разве лишь при сдаче экзаменов, когда, в большинстве случаев, требуется продемонстрировать экзаменатору механическое зазубривание учебного материала. Преимущества феноменальной памяти чаще всего иллюзорны. К примеру, в литературе описывается феноменальная память одного известного адвоката. Этот адвокат, вспоминая нужный юридический прецедент, представлял в памяти свой книжный шкаф, доставал из него нужную книгу, пролистывал в своей памяти до нужного места, а затем как бы зачитывал самому себе. Вряд ли этот способ очень выгоден — подойти к шкафу и достать книгу можно и в реальности без особых хлопот. Впрочем, в таких случаях феноменальное запоминание, по крайней мере, не мешает.
Иное дело, если некий человек, например, должен через неделю встретиться со своим деловым партнером и подготовить к этой встрече важный документ. Этот человек должен не только помнить о месте и времени встречи, но и проделать к этому моменту специальную работу. А для этого он должен принять ответственные решения, спланировать своё время и, следовательно, осознавать (помнить), что именно и когда °н должен сделать на протяжении всей недели. Здесь само по себе феноменальное запоминание ничем не помогает. Более того, оно может Даже помешать. Ведь для того чтобы принять сложное решение, человек должен перебрать и отвергнуть массу вариантов. Однако люди с феноменальной памятью периодически возвращают все эти варианты на поверхность сознания с абсолютной точностью. Вряд ли это способствует
Раздел пятый
быстрому принятию решения. Феноменальная память почти не обеспечивает преимуществ, но порождает много проблем. Стоит ли удивляться, что она так редко встречается? К тому же, любое сомнение в правильности решения (а именно сомнение, как отмечали ещё функционалисты, стимулирует сознательную деятельность) ставит перед сознанием вопрос и о правильности воспоминания об этом решении (например: неужели это я придумал такую глупость?), а такие вопросы, как мы увидим в следующем разделе, ведут к интерференции и к помехам.
Взаключение отмечу: пусть психологика отказывает забыванию
втеоретическом статусе какого-то особого психологического процесса. Но забывание, как привычное слово для обозначения эмпирических явлений, живёт своей самостоятельной жизнью. И в этом своём качестве вполне может сохраняться как термин и в экспериментальных исследованиях, и в психологических текстах, в том числе и в дальнейшем тексте этой книги.
Интерференция. Задачи на игнорирование
Ранее был сформулирован постулат: среди врожденных алгоритмов переработки информации существует такой, который автоматически побуждает мозг рассматривать любую информацию как строго детерминированную. Мозг — самый мощный компьютер на свете — автоматически находит все возможные закономерности, затем на основе их заранее предполагает, что ему будет предъявлено, и, соответственно, заранее готовит ответ на ожидаемый сигнал. Ожидания той или иной информации, т. е. предположения о будущем, могут быть построены только с опорой на какую-либо логику. Логика опирается только на самоочевидные истины и не подвергаемые сомнению факты. Самоочевидные истины и факты вначале осознаются в поверхностном содержании сознания, затем — по закону Джеймса — перестают осознаваться и переходят в базовое содержание сознания. Предсказания (ожидания) для сознания строятся не на всей доступной мозгу информации, а именно на базе этого содержания.
Базовое содержание сознания не следует прямо сопоставлять с конструкциями глубинных психологов — оно не является тем, что вытесняется в глубь бессознательного и превращается в принципиально неосознаваемое, хотя, как отмечалось, базовое содержание не может быть
Сознание как поток
осознано полностью. Однако отдельные фрагменты базового содержания легкодоступны для осознания. Поэтому одним из способов удержания неизменной информации на поверхности сознания может быть такой: поверхностное содержание временно замещается фрагментом базового содержания, не соответствующим прямо этому поверхностному содержанию. Фрагменты поверхностного и базового содержания сознания как бы меняются местами, чередуются. Эффективность такого способа удержания информации в поверхностном содержании связана с тем, что поверхностное содержание регулярно замещается, но при этом не изменяется, а столь же регулярно возвращается без изменения на своё место.
Такое чередование должно протекать быстро. Оно не может осознаваться самим человеком и почти не подлежит произвольному регулированию. А потому трудно поддаётся непосредственному экспериментальному изучению. Однако всё-таки существует способ экспериментальной проверки высказанного утверждения. Можно показать, что испытуемый не способен без ошибок выполнять задачи, запрещающие ему осознавать базовое содержание. Невозможность их безошибочного решения характеризует несбыточность как отказа от чередования, так и невозможность полностью произвольно регулировать такое чередование. Будем называть задачи, требующие игнорировать базовое содержание сознания, интерференционными.
Молла Насреддин издевался над простаками, проигрывающими ему пари, так как они не могли выполнить простую задачу: «не думать о голой обезьяне». Задача «нечто не осознавать (не обращать внимания, не думать, не вспоминать и т. д.)» — и есть задача на игнорирование. Всё дело как раз в том, что такая задача невыполнима. Вообще не думать или думать ни о чем невозможно. Если испытуемый всерьёз воспринял инструкцию «не думать о чем-либо», то выполнить её он может, только не думая о самой этой инструкции, которую, тем не менее, он должен выполнять. В противном случае он с неизбежностью подумает о том, о чем думать ему запрещено. Конечно, у испытуемого всегда есть возможность думать о чем-нибудь другом: о своих жизненных проблемах или о предстоящем путешествии, играть с собой самим в Шахматы или решать арифметические задачи, вспоминать прочитанную книгу или просмотренный фильм и пр. Но как только испытуемый задумается: «а что, собственно, я сейчас должен делать?», он тут же начнёт вспоминать инструкцию, и задача окажется невыполненной.
Люди, переходящие по перекинутой через ручей доске, могут потерять равновесие и упасть даже в том случае, если доска столь широка,
Раздел пятый
что они без каких-либо проблем пройдут по ней в случае, если она просто лежит на земле. Одна мысль — не падаю ли я? — заставляет некоторых людей терять равновесие. Для мистиков Востока это значит что такие люди не достигли ещё предела самосовершенствования. Они не умеют не думать о том, о чём думать не следует. Поэтому в средневековом Китае существовал специальный тест психической тренированности: надо встать на камень над пропастью так, чтобы ступни ног наполовину повисли в пустоте над бездной, и при этом ещё поразить цель из лука.
Процессы «недумания о чём-либо» не поддаются непосредственному исследованию (хотя попытки интроспективного изучения выполнения задачи игнорирования встречаются в литературе). Но дадим испытуемому в эксперименте решать обычную задачу (назовем её основной)
ипри этом потребуем, чтобы он дополнительно решал другую задачу — задачу игнорирования. (Последняя может быть явно задана в инструкции, а может неявно подразумеваться самим испытуемым). Казалось бы, задача игнорирования не должна мешать решению основной задачи — ведь единственное, что требуется дополнительно: чего-то не делать или на что-то не обращать внимания. Зачастую, к изумлению исследователей, оказывается, что испытуемому это не удается без ошибок и дополнительных затрат времени.
Фольклор всегда уделял внимание «запретному плоду», который, как известно, сладок. То, о чём не следует думать, постоянно возвращается в сознание и иногда побуждает человека нарушать принятые нормы. Стоит человеку почувствовать сомнение в незыблемости социальных
икультурных норм, как возникает неистребимое желание попробовать их нарушить. Художественная литература насыщена примерами на эту тему. Не случайно обязательным структурным элементом любой волшебной сказки является «нарушение запрета» '.
Вреальных психологических экспериментах и основная, и игнорируемая задачи должны быть сравнительно простыми, решаемыми почти автоматически. Тогда можно не только наблюдать, но и количественно измерять характеристики протекающих процессов. Хотя пред-
ложенная трактовка обычно не использовалась, тем не менее, в психологии было создано большое число различных методических приемов для изучения явлений, связанных с задачей игнорирования. Эти явления чаще всего называются интерференционными. [кончание cтраницы 388]
____________________
1Пропп В. Я. Морфология сказки. М., 1969.
Сознание как поток
Интерференционные феномены
Феномен Струпа. Дж. Струп опубликовал в 1935 г. статью, где рассматривал реакции испытуемых в ответ на предъявление оригинального стимульного материала, получившего позднее название струп-сти- мулов '. Слова, обозначающие цвет (например, «красный», «жёлтый» и пр.), Дж. Струп писал чернилами другого цвета. Пример струп-стиму- ла: слово «красный», написанное синими чернилами. Испытуемым предъявляется набор таких стимулов и даётся инструкция: «не читая слов, назовите цвет, которыми эти слова написаны». Оказалось, что выполнить эту инструкцию чрезвычайно затруднительно. Для называния цвета ста струп-стимулов требуется почти в два раза больше времени, чем для называния цвета сотни цветовых пятен. (Карта, состоящая из ста струп-стимулов, используется обычно в качестве стандартного теста). Такое различие во времени называется величиной струп-интерфе- ренции. Ошибки при назывании цвета струп-стимулов, разумеется, встречаются тоже существенно чаще, чем при назывании цвета пятен, но при изложении результатов для единообразия обычна практика их перевода во временную шкалу. Итак, несмотря на все сознательные усилия испытуемых, используемая в феномене Струпа задача игнорирования «не читайте слов» оказывается невыполнимой.
Запоминание с дистрактором: в интервале между предъявлением информации и её воспроизведением {в интервале удержания) испытуемому даются «отвлекающие» задачи — дистракторы. Это значит, что, готовясь к воспроизведению информации, испытуемый в интервале удержания не должен обращать внимания на те задачи, которые выполняет. Величина ухудшения воспроизведения информации огромна. Предъявим испытуемым, например, ряд из трёх согласных букв, а затем трёхзначное число: например 167. Задача испытуемого в интервале удержания вести обратный счёт тройками от заданного экспериментатором числа (167, 164, 161, 158 и т. д.) в такт ударам метронома, а затем, по сигналу, воспроизвести предъявленные буквы. Оказалось, что испытуемые не могут запомнить и трёх согласных букв уже после 18 секунд такого счёта (эффект Петерсонов)2. [кончание cтраницы
389]
________________________
1Stroop J. Studies of interference in serial verbal reaction. Hi. Exp. Psycho)., 1935, 18, P. 643-662.
2Peterson L., Peterson M. Short-term retention of individual verbal items. // J. Exp. Рsychol., 1959, 58, p. 193-198.
Раздел пятый
Рефрактерный период, т. е. задержка реакции на второй из двух быстро следующих друг за другом сигналов, объявляется «одним из наиболее известных феноменов интерференции» '. С момента поступления второго сигнала основной задачей для испытуемого становится требуемая инструкцией реакция на этот сигнал, при этом подразумевается (задача игнорирования), что он не должен следить за своей реакцией на первый сигнал.
Реверсия двойственных изображений. Если испытуемому поставить задачу удерживать внимание на одном значении двойственного изображения, когда оба значения известны испытуемому, то такая задача подразумевает ещё и задачу игнорирования другого значения. Как уже выше отмечалось, человек не способен выполнять такую задачу. Двойственные изображения при задаче удержания внимания только на одном значении обычно называются обращаемыми, или реверсивными.
Дихотическое прослушивание: испытуемым предъявляют разные сообщения отдельно на каждое ухо (ранее о таких экспериментах уже говорилось). Задача испытуемого — повторять вслух (вторить) сообщение, предъявляемое только на одно ухо. Оказывается, что испытуемый практически не способен без длительной тренировки следить за сообщением, подаваемым на другое ухо (как говорят, затеняет его). Он ещё может заметить резкие физические изменения в неповторяемом сообщении (например, переход с мужского голоса на женский), но почти не осознаёт текст самого этого сообщения — он ничего не может сказать о содержании текста и не замечает даже такое сильное изменение, как изменение языка сообщения 2. При этом в многочисленных экспериментах когнитивистов показано (и примеры этого ранее приводились), что на самом деле испытуемый воспринимает текст затененного сообщения. Данный методический приём позволяет мно-
госторонне изучать интерференцию. Ведь для того, чтобы осознать
текст этого самопроизвольно игнорируемого сообщения, испыту-
емый должен перестать обращать внимание на другую задачу — задачу вторения.
Реакция испытуемого на прерванные задания и незавершённые действия. Пусть испытуемый получает задание нечто сделать. Чтобы выполнить такое задание, он должен создать алгоритм собственных действий и критерий, по которому определяет, что данное задание завершено. Если через некоторое время прервать испытуемого,
[кончание cтраницы 390]
_____________________
1Величковский Б. М. Современная когнитивная психология. М., 1982, с. 183. гНорман Д. Память и внимание. // Зрительные образы: феноменология и экспе-
ри мент, 2. Душанбе, 1973, с. 128.
Сознание как поток
т. е. не дать ему осуществить начатое до юнца, то незавершенные действия выступают в роли игнорируемого задания: испытуемый должен их не делать. Эксперименты показывают: человек без всякой необходимости возвращается в мыслях или в действиях к этому заданию. Это показано в многочисленных исследованиях школы К. Левина:
•Его ученица М. Овсянкина давала испытуемым некое элементарное задание (сложить фигуру из разрезанных частей, нарисовать предмет, решить головоломку и т. п.). Испытуемый начинал выполнять задание, но где-то на середине Овсянкина прерывала испытуемого и просила его выполнить другое действие со словами: «Пожалуйста, сделайте это». Если испытуемые спрашивали, оставить ли ему работу над предшествующим заданием, экспериментатор делал вид, что не слышит вопроса, и не отвечал. Пока испытуемый занимался вторым заданием, экспериментатор должен был как-то незаметно скрыть остатки материала первого задания (например, прикрыть этот материал газетой). По окончании второго действия испытуемого экспериментатор делал вид, что он чем-то очень занят, что-то искал или писал и т. д. Оказалось, что 86% испытуемых возвращались к прерванному действию. «Но почему,— спрашивал Левин, — взрослые люди, на чав такую «глупую» работу, как складывание фигур, хотят вернуться к ней? Ведь никакого интереса к задаче нет!» '. (При всём моем уважении к блестящей интуиции К. Левина, приведшей к постановке подобных экспериментов, его собственный ответ не кажется мне объясняющим — по существу, этот ответ сводится к тому, что у субъекта возникает потребность в завершении за-
дания).
•Незавершённые действия лучше сохраняются в поверхностном содержании сознания, чем завершённые. Этот эффект хорошо известен в экспериментальной психологии, где он носит имя другой ученицы К. Левина — Б. В. Зейгарник. Испытуемому давалось последовательно 18-20 заданий, половина из них прерывалась, а половина была завершена. Когда испытуемый заканчивал последнее действие, экспериментатор предлагал ему ещё одно задание и при этом спрашивал, как бы ненароком, какие задания он выполнял. Оказалось, что упоминаний незавершённых действий было почти в два раза больше, чем завершённых. Правда, замечает Зейгарник, если экспериментатор просил испытуемого перечислить
[кончание cтраницы 391]
_________________
1Зейгарник Б. В. Теория личности К. Левина. М., 1981, с. 20-22.
