Раздел седьмой
через одни сутки, т. е. через 24 часа. Иначе говоря, именно тогда, когда преимущества распределённого научения начинают исчезать, эффект реминисценции становится наиболее заметен.
•Прямая связь способа научения — концентрированного или распределённого — с реминисценцией показана в исследованиях К. Ховланда: как и следует ожидать из сказанного выше, реминисценция (в нашей терминологии — последействие негативного выбора) выше именно при концентрированном научении (в нашей терминологии — при усилении последействия фона)1.
Итак, любой стимул осознаётся как член позитивно выбранного класса. Но одновременно он опознаётся в базовом содержании и как член каких-то других классов, к которым также принадлежит, при этом по крайней мере часть из них негативно выбирается. Негативно выбранное отнесение к классу не тождественно отсутствию отнесения к этому классу, так как негативный выбор обладает тенденцией к последействию. То, что ранее было негативно выбрано, имеет тенденцию чаще случайного позитивно выбираться при смене задания или в несоответствующий момент времени.
Последействие смысла
Смысл как позитивный и негативный выбор
Любой человек может осознавать одновременно много значений различных вещей и явлений: например, глядя в окно, видеть (осознавать) солнце, дома, людей, деревья... Все эти частные значения не находятся в противоречии друг с другом и могут соединяться в логически непротиворечивую конъюнкцию. Эта логическая конъюнкция, непротиворечиво связывающая частные значения вместе, будет называться позитивным значением текста. Введём кажущийся естественным постулат: позитивное значение знака (текста) в каждый момент времени единственно. Когнитивисты называют похожее утверждение одноканальностью сознания. Действительно, как мы помним, человек всегда осознаёт только одно значение двойственного изображения, только один вариант поиска решения задачи (феномен недизъюнктивности мышления по Брушлинскому) и т. д. [окончание cтраницы 482]
_______________
1Ховланд К. Научение и сохранение заученного у человека. // Экспериментальная психология (под ред. С..Стивенса), 2. М.,1963, с. 174-179.
Законы последействия
Допустим, человек прочёл текст: «Наполеон». Что этот текст обычно означает для грамотного читателя, знакомого с историей Европы? Лингвисты перечисляют: император Франции, победитель под Аустерлицем, узник Св. Елены и т. д. Все эти частные значения, говорят они, кореферентны, т. е. указывают на один и тот же объект («имеют одну и ту же предметную отнесённость»). Все эти значения легко соединяются вместе в конъюнкцию. Будем говорить, что все они - синонимы: Наполеон — и император, и полководец, и узник. Но, и это лингвисты не обсуждают, даже перечислить все возможные синонимы невозможно. Наполеон ещё и артиллерист, и человек, которого не приняли на русскую службу, и ценитель Талейрана как дипломата, и человек, произведший в маршалы Мюрата, и корсиканец, и сын своей матери, и муж Жозефины, и очень вспыльчивый человек, и человек очень маленького роста и т. д. и т. п. Он также — тот человек, о котором писали Стендаль и де Виньи; ему хотел посвятить, но не посвятил, свою симфонию Бетховен; именно Наполеон в романе Л. Толстого стоял на поле боя над раненым Андреем Болконским и пр. Но, плюс к этому, он — ещё тот самый человек, на которого, как сказал мне один приятель, я внешне очень похож; тот человек, о котором мне не известно, любил ли он чернику; тот человек, о котором вчера при мне говорили (или не говорили) в библиотеке, и многое другое. Обычно все эти значения — также синонимы. Их тоже легко непротиворечиво соединить между собой, они обычно кореферентны.
Но Наполеон—это ещё и символ эпохи, и пример непомерного честолюбия («Мы все глядим в Наполеоны»), и очередной Наполеон в психиатрической клинике, и название книги Е. В. Тарле, и марка коньяка, и пирожное, и пасьянс, и словосочетание на русском языке «на поле он» ', и возможная кличка собаки, и так далее до бесконечности. Все эти частные значения не кореферентны ни между собой, ни с Наполеоном предшествующего абзаца — у них другая предметная отнесённость, они обычно принадлежат к разным классам, т. е. являются омонимами.
Осознание стимула именно как члена класса (позитивный выбор), отождествляет его с синонимами, но при этом обязательно предполагает дополнительное решение о негативном выборе этого стимула как члена другого класса, к которому он, тем не менее, тоже принадлежит. (Ранее мы уже говорили: стимул всегда осознаётся одновременно с разными и не полностью осознаваемыми в каждый момент времени «психическими обертонами» противопоставлений, вне которых осознание стимула вообще не происходит). Будем говорить, что выбранное позитивное
[окончание cтраницы 483]
___________________
1Отсюда детская загадка: «Что делал слон, когда пришёл на поле он?» (слышится
Раздел седьмой |
1Лурия А. Р. Язык и |
сознание. Ростов-на-Дону, 1998, с. 188-189. |
значение знака при одновременном отвержении других значений является для сознания смыслом этого знака. Выразим это утверждение в виде формулы:
{смысл слова}= {позитивное значение} — {отвергнутые част-
ные значения} Воспользуюсь для пояснения этой формулы цитатой. «Парадигма-
тическая организация языка, — пишет А. Р. Лурия, излагая достаточно популярные в лингвистике идеи,—это включение данного элемента языка в известную систему противопоставлений или в известную иерархическую систему кодов. Так, например, каждый звук противостоит другому: «б» отличается от «п» звонкостью; такой же звонкостью отличается «д» от «т»; вместе они входят в систему согласных и противопоставляются гласным, а всё вместе составляет звуковую или фонематическую организацию языка как систему иерархически построенных отношений. То же самое имеет отношение к лексике. Слово «собака» противопоставляется словам «кошка», «корова», «лошадь» и т. п., но все эти слова вместе входят в группу обозначений домашних животных, которые противопоставляются диким животным. И та, и другая группы входят в ещё более высокую категорию — животные вообще, которые противопоставляются растениям... Этот принцип противопоставлений и организации в иерархические системы отношений лежит в основе образования понятий» '. Но Лурия не обсуждает то, что имеет принципиальное значение: как отражаются эти противопоставления механизмом сознания? На первый взгляд, кажется очевидным: человек не осознаёт, думая о собаке, что он противопоставляет её корове. А поэтому ни Лурия, ни кто иной не обсуждает идею наличия в сознании неосознанных отвержений. Поэтому же отвержения не входят в разрабатываемые лингвистами и психологами представления о смысле слова.
Но вот Г. Башляр анализирует научные знания и приходит к любопытному выводу: «Обычно стремятся определить исходное состояние явления и в соответствии с ним предсказать его последующее состояние с возможно большей точностью. Ибо, чем точнее будет описано явление, тем более убедительным — доказательство. Однако у этой точности есть очевидный предел... Мы будем гораздо более догматичны в предсказании того, чем ожидаемое явление не будет. И здесь мы приближаемся к абсолюту, к тому, что окончательно определено». Башляр приводит примеры из химии, физики и даже из практики страховой компании. Последняя никогда не сможет точно предсказать, сколько лет проживёт её клиент, но она абсолютно уверена, что его жизнь не
[окончание cтраницы 484]
Законы последействия
продлится более тысячи лет. Подлинный детерминизм, по Башляру, тяготеет к негативным оценкам. «Единство смысла, — пишет он, — достигается за счёт отрицания» '. Если принять точку зрения Башляра (и психологики), то получается, что смысл выбранным научным теориям даёт отвержение других теорий. К. Поппер также видит главный смысл в науке в процессе отвержения: «Не зря же мы называем законы природы «законами»: чем больше они запрещают, тем больше они говорят» 2.
Вернёмся к нашим рассуждениям. Итак, приписывание смысла слову «Наполеон» означает позитивный выбор не противоречащих друг другу частных значений, т. е. значений с одной предметной отнесённостью, соединяемых в общее понятие как части целого, как вид и род и т. д.: «пейзаж за окном: солнце, дома, люди и пр.» или «Наполеон — человек: муж, отец и пр.»). Эти частные значения соединяются в логическую конъюнкцию. Но при этом происходит одновременное отвержение значений с другой предметной отнесённостью. Тогда расшифрованным осмысленным высказыванием является оборот типа:
{смысл слова «Наполеон»}= человек (полководец + узник + ...), а не коньяк, а не собачка, а не пасьянс...
Над позитивным значением продолжается дальнейшая сознательная деятельность, трансформирующая это значение по закону Ланге, т. е. сужающая его (например, Наполеон — не просто человек, а полково-дец, но не узник). Пока ситуация не изменится, негативно выбранные (отвергнутые) значения уходят в базовое содержание сознания и в последующем, по законам последействия, устойчиво не осознаются. Логика этого понятна: если во время застолья кто-либо попросит налить рюмку «Наполеона», то эта просьба не должна наводить на размышление, стоит ли отрезать просящему кусочек книги Тарле или передавать ему часть кодекса Наполеона. Если прочитать в монографии, посвященном симфонической музыке, слово «труба», то скорее всего негативно будут выбраны такие значения этого слова, как «трубка», «водосточная труба» и т. д. И в последующем в этой же монографии обычно не следует возвращаться к отвергнутым ранее значениям. Ведь если человек в своём сознании приписал тексту смысл, то при предъявлении следующего текста он должен — по законам отождествления — пытаться приписать новому тексту смысл старого. Примем за постулат: тексты могут соединяться в непротиворечивую конъюнкцию, только если отвергнутые значения одного текста не входят в позитивное значение другого. [окончание cтраницы 485]
_______________________
1Башляр Г. Новый рационализм. М, 1987, с. 105-107. 2Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983, с. 64.
Раздел седьмой |
переводу этих элементов из базового содержания в поверхностное и, тем самым, изменяет |
Отсюда следует неожиданный вывод. Позитивное значение неус- |
|
тойчиво, так как оно подлежит постоянной трансформации. Устойчивы |
|
только отвергнутые значения. Это значит, что смысл текста сохраняет- |
|
ся, прежде всего, за счёт сохранения отвержений. Тогда, в частности, |
|
верный перевод текста — это прежде всего перевод с точностью до от- |
|
вергнутых значений. Это замечание существенно постольку, поскольку |
|
смысл текста иногда определяют как такое его свойство, которое сохра- |
|
няется при любом верном переводе '. |
|
Пресуппозиции
Лингвисты почти не обращали внимания на отвергаемые значения, а потому не заметили их решающую роль в смыслообразовании. Тем не менее, о необходимости оппозиции (контрастивности) говорили много. Так, У. Чейф обращает внимание, что даже фразы типа «Рональд приготовил сэндвичи» может иметь разный смысл в зависимости от «фокуса контраста»: Рональд, а не кто-либо другой, приготовил сэндвичи; Рональд приготовил сэндвичи, а не что-либо иное 2. Фокусы контраста, замечают лингвисты, обычно подчёркиваются интонацией или характером построения фразы. Например, есть ли разница в смысле фраз «Вошла Наташа» и «Наташа вошла»? Б. А. Успенский объясняет: в первом случае фраза построена с точки зрения наблюдателя, находящегося в комнате, который сначала воспринимает, что кто-то вошёл, а потом видит, что этот кто-то — Наташа. Во второй фразе подчёркивается, что Наташа именно вошла, а не сделала что-либо иное, т. е. ситуация описывается с точки зрения самой Наташи 3.
К нескрываемому ужасу лингвистов, все подразумеваемые противопоставления даже невозможно перечислить. Можно формально доказать, что сколько бы фрагментов базового содержания мы ни осознали и ни выразили в виде какого-либо конечного перечня, всегда существуют такие фрагменты этого базового содержания, которые в этот перечень не попали4. А поэтому все противопоставления невозможно
[окончание cтраницы 486]
_______________________
1Ср., например, Тондл Л. Проблемы семантики. М., 1975, с. 191.
2 Ср. Чейф У. Данное, контрастивность, определённость, подлежащее, топика и
точка зрения.//Новое в зарубежной лингвистике. XI. М., 1982, с. 286-293. 3 Успенский Б. А. Семиотика искусства, М., 1995, с. 31.
4 Основной замысел доказательства покоится на двух содержательных моментах: во-первых, факт осознанного пересчёта элементов базового содержания приводит к
Законы последействия
даже одновременно осознавать. При этом без подразумеваемых проти- вопоставлений нельзя понять даже самые простые предложения. Т. Виноград и Ф. Флорес перечисляют для примера некоторые возможные варианты ответов на вопрос: «Есть ли в холодильнике вода?»: вода есть в виде льда, лимонада, в клетках баклажана и т. д.1 Даже социологи приходят в ужас от того, как респонденты понимают то, о чём их спрашивают. На вопрос: «Курите ли Вы «Мальборо»?», замечают они, возможен ответ: «Да, а что ещё с ним можно делать?» (Респонденты тем самым меняют фокус контраста. Их спрашивают: вы курите «Мальборо» или какие-нибудь другие сигареты? Они отвечают: «Мальборо» мы только курим, так как не знаем никакого другого действия, которое можно с «Мальборо» делать).
Литература по лингвистике и искусственному интеллекту не случайно насыщена формулировками типа «молчаливые предпосылки», «пресуппозиции», «контекстные знания», «фоновые допущения», «предпонимание» и т. д. Все эти термины часто обозначают одно и то же. А по сути они говорят о влиянии базового содержания сознания на осознание текста. Рассмотрим учение Г. Фреге и его последователей о пресуппозициях.
Фреге утверждал, что любая фраза сообщает нечто большее, чем в ней содержится. Вот, например, предложение «Пётр — холостяк». Оно говорит не только о семейном положении Петра, а предполагает также, что существует некий Пётр, который является взрослым муж чиной. Все эти неявные, «молчаливые» предпосылки текста Фреге и назвал пресуппозициями 2. (Я не даю точного определения, тем паче, что сами логики и лингвисты его постоянно изменяют). Пресуппозиции, как отметил Фреге, сохраняются даже тогда, когда значение предложения меняется на противоположное. Действительно, фразу «Пётр — не холостяк» не следует при обычном словоупотреблении понимать как отрицающую тот факт, что Пётр — взрослый мужчина3. Чтобы понять [окончание cтраницы 487]
____________________________
базовое содержание, а во-вторых, невозможна проверка, принадлежит ли данный стимул к некоторому предполагаемому классу, ибо само осознание факта проверки приводит к интерференции с базовым содержанием. См. подробнее Аллахвердов В. М. Опыт теоретической психологии, с. 177-179 (отнесение стимула к классу обозначено там как актуальное значение соответствующего знака).
1'Виноград Т., Флорес Ф. О понимании компьютеров и познания. //Язык и интеллект. М., 1995-96, с. 196-197.
2См., например, Кифер Ф. О пресуппозициях. // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. VIII. М., 1978, с. 338-369.
3Когда этот любимый лингвистами пример рассматривает Ю. Д. Апресян, он совершает типичную для лингвистов ошибку, сходную с ошибкой Вежбицкой: обще-
употребительность отождествляет с необходимостью. Вместо слов «не следует при обычном словоупотреблении понимать» он пишет иначе: «ни при каких условиях нельзя понимать» — Апресян 10: Д. Лексическая семантика. (Избран, труды, 1. М.,1995, с. 29).
Раздел седьмой
текст, заявляют лингвисты, мы должны принять на веру содержащиеся в
нём пресуппозиции.
Рассмотрим пример. Фраза «Гена любит Лену» обычно означает сообщение об определённом чувстве Гены к Лене. Но такое понимание возможно только при многочисленных допущениях (которые сохранятся и для фразы «Гена не любит Лену»):
1.Гена и Лена существуют;
2.Гена и Лена — имена людей;
3.Гена знает Лену;
4.Гена — мужчина, а Лена — женщина;
5.Гена каким-то образом проявляет свои чувства к Лене;
6.Автор текста знаком с проявлением чувств Гены по отно шению к Лене;
7.Автор способен эти чувства идентифицировать;
8.Автор знает, о какой Лене идёт речь;
9.Текст составлен на русском языке;
10.Автор текста знает русский язык и способен правильно вы разить на этом языке свою мысль;
11.Текст представляет собой законченное предложение;
И т. д.
Перечислить все подразумеваемые предположения невозможно. К тому же, воспринимающий текст должен ещё быть уверен, что он не перепутал услышанное или увиденное им, что он не сошёл с ума, т. е. что он живёт в мире, в котором действует нормальная логика и где дважды два равно четырём и пр. Да и сами пресуппозиции выражены в форме предложения, а следовательно, тоже имеют свои собственные пресуппозиции. (Поэтому Дж. Лакофф говорит о пресуппозициях первого, второго и более порядков). Для примера: попробуйте сформулировать пресуппозиции фразы «Автор текста знает русский язык»...
Где же всё-таки можно остановиться в этом бесконечном потоке? Те или иные пресуппозиции выделяются только в том случае, если у них существует понятная альтернатива, позволяющая воспринимать данный текст как осмысленный. Например, может ли быть фраза осмысленной, если Гена или Лена не существуют? Пожалуйста, вот пример вполне осмысленного контекста: «Мы столько лет с тобой дружим! Давай, когда у
[окончание cтраницы 488]
___________________
молодости лет только холостыми патронами, и т. д. Не говоря уже о том, что данное высказывание вообще может быть зашифрованным сообщением о чем угодно.
Чтобы избежать недоразумений, ещё раз отмечу: всегда существует такой контекст, при котором любую фразу можно понимать как угодно. В приведённом примере Пётр может быть кличкой животного; может обозначать юного охотника, стреляющего по
