И. Кант

Відскановано: Кант И. Критика практического разума // Кант И. Сочинения в 6 т. – Т.4.1. – М.: Мысль, 1965, с. 499-501

Заключение

Две вещи наполняют душу всегда новым и все бо­лее сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них,— это звезд­ное небо надо мной и моральный закон во мне. И то и другое мне нет надобности искать и только предпола­гать как нечто окутанное мраком или лежащее за пре­делами моего кругозора; я вижу их перед собой и непо­средственно связываю их с сознанием своего существо­вания. Первое начинается с того места, которое я за­нимаю во внешнем чувственно воспринимаемом мире, и в необозримую даль расширяет связь, в которой я нахожусь, с мирами над мирами и системами систем, в безграничном времени их периодического движения, их начала и продолжительности. Второй начинается с моего невидимого Я, с моей личности, и представляет меня в мире, который поистине бесконечен, но который ощущается только рассудком и с которым (а через него и со всеми видимыми мирами) я познаю себя не только в случайной связи, как там, а во всеобщей и необходимой связи. Первый взгляд на бесчисленное множество миров как бы уничтожает мое значение как животной твари, которая снова должна отдать планете (только точке во вселенной) ту материю, из которой она возникла, после того как эта материя короткое время неизвестно каким образом была наделена жиз­ненной силой. Второй, напротив, бесконечно возвышает мою ценность как мыслящего существа, через мою лич­ность, в которой моральный закон открывает мне жизнь, независимую от животной природы и даже от всего чувственно воспринимаемого мира, по крайней мере поскольку это можно видеть из целесообразного на­значения моего существования через этот закон, которое не ограничено условиями и границами этой жизни.

Но удивление и уважение хотя и могут побуждать к изысканиям, но не могут их заменить. Что же нужно сделать, чтобы провести эти изыскания полезным и соответствующим возвышенности предмета образом? Примеры здесь могут служить для предостережения, но также и для подражания. Рассмотрение мира начи­налось с превосходнейшего вида, который всегда по­казывает лишь человеческие чувства, а наш рассудок всегда стремится проследить его во всей его широте, и оканчивалось — астрологией. Мораль начиналась с благороднейшего свойства в человеческой природе, раз­витие и культура которого направлены на бесконечную пользу, и оканчивалась — мечтательностью или суеве­рием. Так обстоит дело со всеми еще грубыми попыт­ками, в которых большая часть работы зависит от при­менения разума, что не дается само собой, не так, как пользование ногами, посредством частого упражнения, в особенности в том случае, если оно касается свойств, которые не могут быть непосредственно показаны в обыденном опыте. Но после того как была, хотя и позд­но, пущена в ход максима — заранее хорошенько об­думывать все шаги, которые разум намерен сделать, и делать их, только руководствуясь заранее хорошо продуманным методом, суждение о мироздании получало совершенно другое направление и приводило к несравненно более успешным результатам. Падение камня и движение пращи, разложенные на их эле­менты и на проявляющиеся при этом силы и матема­тически обработанные, создали наконец тот ясный и для всякого будущего неизменный взгляд на мирозда­ние, который, как можно надеяться, при дальнейшем наблюдении всегда будет развиваться, но никогда — этого бояться не надо — не будет деградировать.

Идти этим путем и в изучении моральных задатков нашей природы — в этом указанный пример может быть очень поучительным для нас и дать надежду на подоб­ный же хороший результат. Мы имеем под рукой при­меры разума, строящего моральные суждения. Расчле­нить их на первоначальные понятия, а за неимением математики в неоднократных попытках испытать на обыденном человеческом рассудке метод, подобный хи­мическому, предписывающий отделить эмпирическое от рационального, что может в них находиться,— этим можно сделать и то и другое чистым и с достоверностью обозначить то, что каждое из них может выполнить само по себе; этим можно, с одной стороны, предот­вратить заблуждения еще грубого, неискушенного суж­дения, с другой стороны (что гораздо важнее), пред­отвратить взлеты гения, которые, как это обычно бы­вает с адептами философского камня, без всякого методического исследования и знания природы обещают мнимые сокровища и растрачивают сокровища настоя­щие. Одним словом, наука (критически исследуемая и методически поставленная) — это узкие ворота, ко­торые ведут к учению мудрости, если под этим пони­мают не только то, что делают, но и то, что должно служить путеводной нитью для учителей, чтобы верно и четко проложить дорогу к мудрости, по которой каж­дый должен идти, и предохранить других от ложных путей; хранительницей науки всегда должна оставаться философия, в утонченных изысканиях которой публика не принимает никакого участия, но должна проявлять интерес к ее учениям, которые могут ей стать совер­шенно понятными только после подобной разработки.