3.5.1. Эсхатологический персонализм н. А. Бердяева

Трудно найти серьезную философскую или культурологическую проблему, которая бы так или иначе не получает своего осмысления в трудах Николая Александровича Бердяева (1874-1948). Для культурологии такие работы Н.А. Бердяева, как «Философия свободы» (1911), «Философия неравенства» (1923), «Смысл истории. Опыт философии человеческой судьбы» (1923), «Новое средневековье: Размышления о судьбе России и Европы» (1924), «Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала ХХ века» (1946), «Самопознание» (1949) и многие другие значимы, прежде всего, тем, что в них раскрывается драма культурного творчества, понятого как реализация изначально и неотъемлемо присущей человеку свободы.

Составляя из лекций книгу «Смысл истории», Н.А. Бердяев прилагает к ней написанную в 1922 году статью «Воля к жизни, воля к культуре», которая по его словам, «очень существенна» для всей «концепции философии истории». Для Н.А. Бердяева, исходящего из экзистенциалистских установок, человек и Бог равно субъекты, творящие историю из иррационального волевого начала бытия, во мрак которого «извечно вносится Божественный свет» и где извечно совершается акт Богорождения. Эта первоначальная драма, или мистерия, христианства есть «мистерия рождения Бога в человеке и Человека в Боге»⁸¹.

Бог не существует объективно. Он не мыслим вне человека, оба они одновременны в недрах вечности и имманентны друг другу. Н.А. Бердяев саму природу времени распространяет не только на человеческую, но и на Божественную жизнь. Это и есть тайна антропогенеза и теогонического процесса, когда порыв одного мгновенно рождает ответ другого.

Н.А. Бердяев исходит из нового понимания духа, следуя христианской традиции, наполненной новым философским содержанием. Согласно Н.А. Бердяеву, дух – это свобода, но и дух, и свобода не безличны, они всецело принадлежат личности. Именно личность, а не безличный разум является подлинным субъектом творчества, истинным творцом культуры. Дух у человека – от Бога, но свобода, присущая духу, имеет не только божественное происхождение: она берет свое начало в том безначальном и до-бытийном «ничто», из которого Бог сотворил мир. Свобода – это великая неопределенность и великий риск, в ней заложена как возможность добра и бесконечного возвышения человека, так и возможность зла и бесконечного падения. Свобода духа – это действительный источник любой творческой активности. Свобода не связана никакими ограничениями, запретами и условиями бытия, она сама – творец нового бытия. Именно таким образом Н.А. Бердяев отстаивает достоинство человека как творца культуры.

Подлинным субъектом культуры Н.А. Бердяев считает личность. Именно такое понимание позволяет философу ощутить весь драматизм взаимоотношений человека и культуры. Если О. Шпенглера интересует вопрос – как «душа культуры» формирует соответствующего ей человека, то у Н.А. Бердяева на первый план выходит именно свободная, творческая личность человека, которая стоит выше культуры. Такой подход дает возможность увидеть противоречие, заключенное в самом культурном творчестве – противоречие между безграничностью духа и формами культуры, которые сковывают его.

Исходя из вышесказанного сущностью истории оказывается преемственность, миф. Предание, свободные от психических, физиологических, географических, материальных, вещных реальностей. В известном смысле можно сказать, что для Н.А. Бердяева история – «развеществленная» судьба человека. Тождество между человеком и историей, особенно закрепленное в памяти преданием или мифом, означает, что история всегда конкретна, уникальна и личностна. «Все исторические эпохи, – отмечает философ, – начиная с самых первоначальных эпох и кончая вершиной истории, эпохой нынешней, – все есть моя историческая судьба, все есть мое», мой поступок⁸². Именно предание и миф способствуют истории Я.

Смысл истории обнаруживается за ее пределами, т.е. конец истории полагается самой историей. Моментальное напряжение всех человеческих энергий в поступке, в акте творчества, в один и тот же миг прекращает историю с тем, чтобы начать ее заново. Конечно, история началась у Н.А. Бердяева с христианства, осуществившего объединение Востока и Запада; Иерусалим, Афины и Рим – великие потоки всемирной истории – объединяются, перенося на Запад «динамическую силу истории» и начала духовной свободы, неведомые прежним мирам. Но исключительную роль в своей концепции он отводит Средневековью, в котором процесс освобождения человеческого духа совершается через отделение его от внутренней жизни природы, через объявление непримиримой, страстной, героической борьбы с природой в человеке и вне его, но зато через выявление свободного и активного субъекта, определяющего такой своей – личностной – активностью исторические судьбы. Можно даже сказать жестче: концепт «смысла истории» сосредотачивается в Средневековье с его идеалами монашества и рыцарства⁸³.

Для Н.А. Бердяева экзистенциальное является проблематичным. Он то выносит его за скобки исторического, в мистическое сознание; то вводит в него, поскольку именно историческое бытие – бытие истинное. Автор стремится подчеркнуть обрыв истории, за которым сияет ее смысл. Поэтому поиски исторической запредельности, или альтернативы истории, являются для философа вопросом первостепенной важности. И такую альтернативу Н.А. Бердяев обнаруживает в культуре.

Прежде всего, для Н.А. Бердяева «всякая культура … есть культура духа». Это – «осуществление новых ценностей», «воля к гениальности», культура «всегда аристократична, всегда в качествах, а не в количествах», она есть «живой процесс, живая судьба народов», и, наконец, «в более глубоком смысле – культура вечна»⁸⁴. Все это сказано в противовес цивилизации, которая демократична, механична и реалистична; она не религиозна и обладает технически налаженным однообразием.

Если у О. Шпенглера трагедия культуры начинается лишь с момента роста цивилизации, то Н.А. Бердяев говорит о том, что уже в самой сущности культуры кроется начало, ограничивающее и притягивающее вниз творческий порыв духа. Культура и ее формы зачастую противостоит личности как нечто принудительное, сковывающее творческую свободу.

Культура, оказывается, «не есть осуществление новой жизни, нового бытия», «реальное преображение как будто не достигается в культуре», ибо она «не есть осуществление, реализация истины жизни, добра жизни, красоты жизни, могущества жизни, божественности жизни. Она осуществляет лишь истину в познании, в философских и научных книгах; добро – в нравах, бытии и общественных установлениях; красоту – в книгах стихов и картинах, в статуях и архитектурных памятниках, в концертах и театральных представлениях; божественное – лишь в культе и религиозной символике». Другими словами, согласно Н.А. Бердяеву, культура осуществляет себя в произведениях культуры. Именно этот факт он и рассматривает как момент ее угасания, особенно если вспомнить о страхе культуры перед любой вещью. Из этого следует вывод: «Культура всегда бывала великой неудачей жизни»⁸⁵, поскольку произведение – вещь, которую можно испортить, сломать, уничтожить. Данные афоризмы философа означают, что реальной альтернативы истории и культуры не получилось. «Реальный путь преодоления культуры лишь один – путь религиозного преображения»⁸⁶ – такова позиция Н.А. Бердяева. По его глубокому убеждению русский духовный Ренессанс как замысел нового типа культуры возможен только на основе ценностей христианского гуманизма.

Тема свободы – основная тема творчества Н.А. Бердяева. И если, по Г. Гегелю, движение всемирной истории осуществляется силами отдельных народов, утверждающих в своей духовной культуре различные стороны или моменты мирового духа и абсолютной идеи, Н.А. Бердяев утверждает, что все человечество существует не само по себе, а только проявляется в образах отдельных национальностей. При этом национальность и культура народа мыслятся философом как целостно единый духовный «организм». Политический аспект культурно-исторической жизни народов Н.А. Бердяев раскрывает через формулу «один – многие – все», в которой на место деспотии, республики и монархии Г. Гегеля встают самодержавие, либеральное и социалистическое государства.

Выделив в культуре два элемента – технический и природный, – Н.А. Бердяев анализирует три стадии в истории развития человеческой культуры с точки зрения соотношения в ней названных элементов.

Природно-органической стадии соответствует погруженность духа в природу, культурной – выделение духа из природы в особую сферу духовности, технически-машинной – овладение духом природой. Человек постепенно как бы отрывается от природы как естественной среды своего обитания и заменяет ее искусственной средой, созданной техникой, которая лишена и предметности, и символов. Техника не порождается, а создается, и это определяет ее статус, чуждый природе. Искусство также создает новую действительность, но образы ее антропоморфны не только по форме, но и, по сути, и потому искусственно-знаковая реальность техники не тождественна символической реальности искусства. Н.А. Бердяев осознает кризис западноевропейской цивилизации и утверждает, что возникновение машинной техники – главное событие цивилизации. Рациональная по своему существу техника преображает всю жизнь общества, создает новый космос, в котором человек должен правильно определить свое место. И человечество вынуждено приспосабливаться к этому новому космосу, теряя свое центральное положение в истории. Человек превращается в раба техники и государства – тех сил, которые сам же вызвал к жизни. Цивилизация означает гибель культуры, ибо у них разные основания: цивилизация технична, а культура духовна.

В 1918 году Н.А. Бердяев, говоря о кризисе искусства, подчеркивает, что «вся европейская культура на вершине своей должна ощутить истощение и упадок и должна искать обновления своих сил в варварстве, которое в нашу эпоху может быть скорее внутренним, чем внешним, т.е. более глубоким слоем бытия, еще не претворенным в культуру»⁸⁷. Проведенный им анализ кризиса искусства и кризиса культуры приводит его к эсхатологии как способу преодоления того впадения культуры в хаос, который характерен для современной эпохи: «через культуру лежит путь в новую жизнь, в новое небо и новую землю». Именно благодаря эсхатологии культура обретает космический смысл и становится «творчеством жизни, творчеством нового человека и его духовным путем»⁸⁸.

В конце 20-30-х годов Н.А. Бердяев направляет основные усилия на создание эсхатологии и на эсхатологическое переосмысление таких проблем, как смысл истории, сущность культуры, назначение человека. Это находит воплощение в таких произведениях, как «О назначении человека, Опыт парадоксальной этики» (1931), «Опыт эсхатологической метафизики. Творчество и объективация» (1947), «Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого» (1947) и других.

Эсхатологический опыт позволяет понять мир культуры как творческий, динамический акт, не объективирующийся в какой-либо предметности. Объективация духа в природу и культуру означает, согласно Н.А. Бердяеву, падение духа и замещение творчества отчужденными формами существования духа. Он делает акцент на актах творчества, которые не отлагаются в каких-либо объектных формах. Эсхатологическая философия культуры подчеркивает, что все формы объективации духа, «его самоотчуждение и выбрасывание вовне и есть главное препятствие для нового излияния Духа Святого в мире», «для новой духовности, для наступления эпохи Духа»⁸⁹. Новый Эон, предсказываемый Н.А. Бердяевым, – это эпоха Царства Святого Духа, преодоления объективации, отчужденности, безличности, вражды и пробуждения сверхсознания и высшего сознания – творческого, свободного и просветленного.

Н.А. Бердяев рассматривает культуру как акты творчества, которое по своей сути свободно, динамично и не объективируемо. «Творчество человека предполагает три элемента – элемент свободы, благодаря которой только и возможно творчество нового и небывшего, элемент дара и связанного с ним назначения и элемент уже сотворенного мира, в котором и совершается творческий акт и в котором он берет свои материалы»⁹⁰. В произведениях культуры творческий акт нисходит в мир, получает «мирское» существование и, будучи объективированным, включается в мир отчуждения, падшести, распада. Но в актах творчества культуры, связываемых философом с деяниями гениев, обнаруживаются те характеристики, которые приписываются миру Духа, – свобода, активность, динамизм. Тем самым культура и культурное творчество отождествляется с историей, завершающейся в новом Эоне – царстве Святого Духа.

К концу XIX века в русской общественной мысли на смену противостоянию славянофильства и западничества постепенно приходит новое, хотя и несколько расплывчатое культурно-мировоззренческое понятие – «русская идея». Это выражение впервые встречается в 1861 году у Ф.М. Достоевского. В самом общем смысле «русская идея» – это совокупность оригинальных черт, присущих культуре и «душе» России на протяжении всей ее истории. Первыми «разработчиками» «русской идеи» как определенной системы взглядов, касающихся места России в мировом сообществе по праву считаются В.С. Соловьев и Н.А. Бердяев. Однако в осмысление данного понятия определенный вклад вносят многие русские философы. Под различными углами зрения к нему, так или иначе, обращаются почти все исследователи, принадлежащие к так называемому религиозно-консервативному лагерю дореволюционной России. Кратко остановимся лишь на некоторых произведениях этих авторов, непосредственно касающихся анализа «русской идеи».

В работе «Русская идея» (1946) Н.А. Бердяев дает характеристику русскому народу, называя его «в высшей степени поляризованным народом», в котором уживаются такие противоположности, как доброта и жестокость, вольность и деспотизм, государственность и анархия, искания Бога и воинствующее безбожие. Противоречивость и сложность «русской души», а, как следствие, и русской культуры, философ объясняет столкновением и взаимодействием двух мощных потоков – Востока и Запада. Русская культура и русский народ соединяют в себе два мира – европейский и азиатский. Россия – это огромный «Восток – Запад». В силу борьбы западного и восточного начал русский культурно-исторический процесс обнаруживает момент прерывности, и даже катастрофичности. Русская культура в ходе развития уже создала пять самостоятельных периодов (образов):

• киевский,

• татарский,

• московский,

• петровский,

• советский.

Не исключено, считает Н.А. Бердяев, что впереди нас ждет «еще новая Россия».

Вслед за Н.А. Бердяевым другой русский философ Николай Онуфриевич Лосский (1870-1965) в работе «Характер русского народа» (1957) на основе большого, конкретно-исторического материала показывает естественную обусловленность судеб России национальным характером, а также тесную взаимосвязь между положительными качествами русского человека – религиозностью, стремлением к справедливости, могучей силой воли, добротой – и такими его отрицательными свойствами, как экстремизм, максимализм, отсутствие самодисциплины, анархизм, ведущими к частым социальным потрясениям. «Большевистская революция, – пишет Н.О. Лосский, – есть яркое подтверждение того, до каких крайностей могут дойти русские люди в своем смелом искании новых форм жизни и безжалостном истреблении ценностей прошлого»⁹¹.