Фуруботн Рихтер Инст-ты и эконом-я теория 2005

рядке. В-четвертых, была обеспечена роль парламентариев при распределении денежных средств и контроле за расходами. Вследствие этого Корона была вынуждена обращаться с парламентом на равных... В-пятых, создав равновесие между парламентом и монархией (вместо того чтобы прибегнуть к полному устранению последней, как это случилось после Гражданской войны), парламентарии положили границы собственным попыткам произвольных действий. В совокупности данные изменения значительно увеличили предсказуемость решений правительства [North and Weingast, 1989, p. 829].

В более поздней работе Вейнгаст [Weingast, 1995] вновь подчеркнул важность федерализма как политического института, призванного обеспечить достоверность обязательств государства в деле защиты рынков. Это означает, что, наложив ограничения на дискреционные полномочия правительства, можно увеличить экономическую свободу. В ходе своих рассуждений он обращает внимание на вопрос о том, что делает ограничения федерализма самовыполняющимися. Вейнгаст показывает, как данные механизмы работали «в трех случаях, когда федерализм способствовал быстрому экономическому развитию: в Англии на протяжении XVIII столетия, в Соединенных Штатах в XIX веке и в современном Китае» [Ibid., р. 3]. Что касается последнего, рекомендуем также работу: [Montinola, Qian and Weingast, 1995].4

К проблемам достоверности обязательств все больший интерес проявляют не только неоинституционалисты, но и макроэкономисты.

I Они используют разные подходы, однако приходят к одинаковому выводу: институты имеют значение. Обзор литературы по этому вопросу можно найти, например, в [Persson and Tabellini, 1990].

Обеспечение достоверности обязательств посредством институтов также является хорошим аргументом против распространенного в литературе по общественному выбору тезиса о базовой неустойчивости. Это объясняет, как указывает Моу [Мое, 1990], почему в реальной жизни общественный выбор отнюдь не хаотичен. На самом деле «он достаточно устойчив. Причина заключается в том, что общественный выбор управляется не простым правилом большинства, а всеми видами институтов, которые ограничивают возможности действия правила большинства... Политика является устойчивой вследствие особой роли институтов» [Ibid., р. 216].

В данном контексте к иерархическим трансакциям между политическими должностными лицами и их избирателями можно также приме-

4 Надежность прав собственности является важным условием успешных экономических перемен в Восточной Европе. Райкер и Веймер [Riker and Weimer, 1995, p. 94], например, выдвинули гипотезу о том, что «чем надежнее права собственности, тем больше будут инвестиции в повышение экономической производительности собственности» (см. также гл. 3 настоящей книги).

Как было показано выше, в определенном смысле избиратели обменивают свои голоса на обещания своих представителей. Поэтому, начиная с Шумпетера [Schumpeter, 1942], политический процесс в условиях демократии по аналогии с экономической конкуренцией рассматривается как конкурентная борьба за занятие государственных постов. Согласно Демсецу [Demsetz, 1982, р. 68], «конкуренция подвергает политиков и политические партии фильтрации посредством выборов, почти так же, как конкуренция подвергает менеджеров фильтрации посредством рынка». Тем не менее Норт [North, 1990, р. 51] предостерегает, что «демократия в политической системе не равнозначна конкурентным рынкам в экономике». Данное утверждение требует серьезного обсуждения.

Моу применяет свою гипотезу к организации бюрократии. Для защиты своих «политических прав собственности», вместо того чтобы стараться все время контролировать процесс осуществления этих прав, политические деятели будут ограничивать автономию бюрократии ех ante посредством детальных формальных требований: критериев, стандартов, правил, жестких сроков, которые оформляются в виде законов. «Этот структурный маневр помогает контролировать процесс, хотя и необязательно эффективно (с ориентацией на успех), и в то же время защитить инициатора создания определенного политического продукта от проблем политической неопределенности» [Ibid., р. 235].

В результате политическая конкуренция в общем не приводит к эффективным решениям. Показательно, что эффективных политических рынков не существует. «Эффективные рынки достаточно редкое явление даже в мире экономики, не говоря уже о мире политическом» [North, 1990, р. 51 ]. Конфликты, связанные с распределением, программы коллективных действий и проблемы «безбилетника» вряд ли позволят создать нечто похожее на экономически эффективную политическую систему. Тем не менее, как доказывает Норт, повышение политической эффективности идет бок о бок с эволюцией демократического конституционного государства. К сожалению, процесс этот весьма медленный и трудный.

Однако в целом системы экономических и политических рынков имеют ряд общих черт. В обеих есть потребность в координации посредством двусторонних и многосторонних переговоров. Соответственно, как перед заключением контракта, так и после необходимо прибе-

деятели со своими отличающимися и, возможно, противоположными интересами могут завоевать это право вместе с законной возможностью контроля над политикой и структурами, которые оставили их предшественники. Поэтому что бы ни создавалось сегодня, завтра может быть изменено или совершенно разрушено грядущими властями на вполне законных основаниях и без всякой компенсации» [Мое, 1990, р. 227]. '

гать к одинаковым базовым действиям. Это означает, что, когда речь идет о политических трансакциях, необходимы поиск, проверка, собственно переговоры, исполнение, контроль и обеспечение исполнения. Стратегические решения играют важную роль [Eisenhardt and Zbaracki, 1992]. Более того, по аналогии с рыночной экономикой можно утверждать, что политический обмен в демократическом государстве происходит в рамках некоей сети долгосрочных отношенческих контрактов между индивидами (как гражданами государства, так и проживающими там иностранцами) с целью организации эффективной конкуренции за государственные должности (политические права собственности) и политические трансакции как таковые. «Монополия на организованное насилие» далека от совершенства. Существует много способов, посредством которых отдельные жители государства могут влиять на принятие политических решений, включая формирование групп давления, организацию забастовок, сидячих демонстраций и т. д. Для достижения этой цели избирателям не обязательно быть членами парламента, правительства или даже гражданами страны. Это также верно для демократического конституционного государства, которое не следует воспринимать как величественное здание, под сводами которого и непосредственно под куполом конституции восседают члены парламента и правительства, в то время как на нижних этажах прозябают избиратели, которым раз в несколько лет позволено выражать свою волю на выборах. Скорее, как и в случае с рынком, «пространство между» первыми и последними плотно заполняет система частных организаций «третьего сектора» [Miller, 1993], которые тесно взаимосвязаны друг с другом и чье существование гарантировано законом (в ФРГ — это ст. 9 Основного закона, гарантирующая свободу объединений и образования коалиций). Эти частные организации включают в себя профсоюзы, ассоциации работодателей, коммерческие организации, политические лобби и политические партии. Однако политические партии в Германии, если принять во внимание их функцию, являются конституционными органами (ст. 21 Основного закона). Их специфическая функция, гарантированная Основным законом, состоит в том, чтобы способствовать достижению политических целей государства. Но в определенном смысле тем же целям служат другие многочисленные организации, и не в последнюю очередь различные группы давления (часто с сомнительными результатами, как показал Олсон [Olson, 1965]). Как и в случае рынка, мы можем говорить здесь о сети в большей или меньшей степени отношенческих контрактов между индивидами или организациями, которые позволяют жителям или гражданам государства, не имеющим никаких официальных политических полномочий, оказывать влияние (иногда значительное) на принятие политических решений правящей верхушкой. Более того, в открытом конституционном государстве такое влияние может осуществляться на постоянной основе (не только в дни выбо-

ности, которые могут повлиять на их отношения. Нет у них и возможности подтвердить все релевантные переменные третьим сторонам, както: международным судам и третейским судьям. Вообще говоря, возникает необходимость трансакционно-специфических инвестиций, что создает предпосылки для ex post оппортунизма сторон. Следует обеспечивать ex ante гарантии против ex post оппортунизма — в международных отношениях это даже более насущная необходимость, чем в отношениях между частными лицами или в долгосрочных общественных отношениях, которые складываются под «сенью» национального права. Ex post опасности, угрожающие контрактации, включают экспроприацию, отказ от уплаты долга, конфискацию, нарушение обязательств и другие формы оппортунизма. Международные договоры используются не только в отношениях между правительствами, но и между фирмами, а также фирмами и правительствами разных стран относительно государственного регулирования контрактов.

По аналогии с экономическими рынками, конкурентную неопределенность можно уменьшить посредством картелей или альянсов, будь то военных, технических или экономических. Подобно тому как высокотехнологичные конкурирующие фирмы могут выиграть за счет сложных форм взаимной кооперации в области исследований и разработок [Теесе, 1992], стратегические альянсы (по определенным вопросам) могут быть выгодны для соперничающих государств. В настоящее время это проявляется в технической и организационной помощи со стороны развитых наций бывшим социалистическим странам, развивающимся странам и странам, входящим в Европейский союз. Стратегические альянсы государств напоминают отраслевые стратегические альянсы, а иногда и пересекаются с ними, как, например, в случае мировой автомобильной промышленности [Burges, Hill and Kim, 1993]. Отраслевые стратегические альянсы также имеют протекционистские и агрессивные цели. Таким образом, сравнение политических и экономических «коалиционных игр» может представлять научный интерес, но до сих пор экономисты институционального направления уделяли мало внимания этой области.

Проблема альянсов заключается в том, как обеспечить гарантии ИЛИ защиту подобных двусторонних или многосторонних международных соглашений. Для соглашений, выполнение которых невозможно обеспечить юридически, различные формы ex ante гарантий перечислены Кронманом [Kronman, 1985]. Механизмы защиты включают в себя всевозможные средства: от разрыва отношений до «тотальной войны».

Кронман [Kronman, 1985] выделяет четыре различных метода ex ante гарантий, которые мы уже описывали в четвертой и последующих главах. Ниже они вкратце воспроизведены в контексте их применения в международных отношениях.

1.«Заложники» (hostages). «Заложником» может быть что-то (или кто-то), имеющее ценность для стороны, предоставляющей «заложника». Сторона, берущая «заложника», грозится его уничтожить, если другая сторона нарушит обещание. Примером из области международных отношений является интерпретация Шел-

лингом [Shelling, 1960, р. 136 ff.] договора об ограничении систем противоракетной обороны 1972 г. между Соединенными Штатами и Советским Союзом* как взаимного обмена «заложниками»,

I Ч «обмена, нацеленного на повышение у каждой из сторон уверенности, что другая сторона сдержит свое слово и воздержится от развязывания ядерной войны» ([Ibid.]; цит. по: [Kronman, 1985,

р. 12]).

2.Залоги (collaterals). В то время как «заложник» «имеет ценность для того, кто его предоставляет, но не обязательно для берущей или какой-либо другой стороны» [Kronman, 1985, р. 12], залоги представляют ценность и для получающей их стороны. В международных отношениях примером является оккупация французскими и бельгийскими войсками в 1922 г. территории Рура как залог выполнения Германией своих обязательств по репарациям.

3.Связывание рук. Данный метод имеет смысл, если известно, что сторона, принявшая обязательства, обычно выполняет свои обещания. Связывание рук в общих чертах аналогично предоставлению «заложника»: «В каждом случае тот, кто принимает на себя обязательство, вначале совершает нечто, что делает последующее нарушение этого обязательства с его стороны более дорогостоящим» [Ibid, р. 18]. Это аналогично теории самовыполняющихся соглашений, описанной в главах 4 и 5. Здесь главную роль играет ценность репутации. Примерами из области международных отношений являются повторяющиеся декларации членов Европейского сообщества, теперь Европейского союза, относительно политических и экономических вопросов — например, Маастрихтский договор от 7 февраля 1992 г.

4.Объединение. В качестве метода снижения риска оппортунизма Кронман интерпретирует объединение как «любое устройство, целью которого является уменьшение дивергенции сторон посредством развития духа единения или симпатии между ними» [Ibid., р. 21]. В случае объединения прежде независимых госу-

* В случае создания плотной противоракетной обороны у обладающей ею стороны мог возникнуть соблазн первой нанести ракетно-ядерный удар. Договор ограничивал число районов ПРО для каждой стороны до двух (позже до одного). Количество пусковых установок и самих противоракет было установлено на уровне не более 100 единиц у каждой стороны. — П р и м ред. .