Литература:

1. Панарин А.С. Политология.М., 2000.

2. Политология: курс лекций / Под. ред. д.ю.н. профессора Марченко М.Н. М., 2003.

3. Гаджиев К.С. Политическая наука. М., 1994.

4. Политология / Под ред. проф. Радугина А.А. М., 2003.

5. Дегтярев А.А. Основы политической теории. М., 1998.

6. Мир политики. Суждения, оценки западных политологов. М., 1992.

7. Политология: энциклопедический словарь / Под ред. Аверьянова Ю.И. М., 1993.

8. Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М., 1994.

9. Арон Р. Эссе о свободах // Политические исследования. 1996. № 1.

10. Токвиль А. Демократия в Америке. М., 1994.

11. Токвиль А. Старый порядок и революция. М., 1911.

12. Политология: хрестоматия / Сост. Исаев Б.А., Тургаев А.С., Хренов А.Е. СПб., 2006.

Вопросы к семинару:

1. Категории системного анализа политики Д. Истона.

2. Типологии политических систем в современной политологии.

3. Политические системы в сравнительной политологии.

Тема 7: Исторические судьбы демократии.

1. Демократия как межформационный феномен.

2. «Демократия равенства» и «демократия свободы».

3. Цивилизационный аспект демократии.

При исследовании феномена демократии в политологии сформулированы две проблемы: 1) из них касается исторической природы демократии: является ли она формационным феноменом, возникшим вместе с индустриальным обществом, или межформационным, сопутствующим становлению цивилизации на разных этапах ее развития; 2) является ли демократия особенностью, присущей одной только европейской цивилизации, или представляет собой универсальный феномен и общечеловеческую ценность.

1. Демократия как межформационный феномен.

Сегодня в западной и североамериканской политологии преобладает оценка демократии как феномена Нового времени, ознаменовавшегося переходом от традиционного к современному обществу. Противопоставление традиционного современному чрезмерно упрощает социально-историческое видение. При таком подходе традиционность становится воплощением застоя, мрака и бесправия, а современность – эталоном, воплощающем человеческую историю или вообще ее финалом («Конец истории» Фукуямы). Такой хроноцентризм – абсолютизация настоящего в качестве точки, в которую стягивается вся мировая история, вполне объясним психологически – человеку свойственно переживать свое время и свой опыт в качестве единственно-значимого, уникального. Но задача политологического анализа демократии состоит в том, чтобы подвергнуть поверхностные «очевидности» критическому осмыслению.

Формационный подход можно понимать в узком и широком смысле. В узком смысле имеется ввиду формационная теория К. Маркса. В данном случае вопрос о демократии снимается вместе с отмиранием государства, а значит и самой демократии в коммунистическом бесклассовом, безгосударственном обществе. В целом такое представление можно считать преодоленным как в научной мысли, так и системе современных ценностей. Однако формационный подход можно понимать и в широком смысле. Тогда он выступает как особое видение общественно-исторической реальности, связанное с выделением закономерных этапов развития общества в его восходящем движении от низших стадий к высшим, от простого к сложному, от отсталого к передовому. Сами исторические стадии, при этом, различными научными традициями и исследователями интерпретируются по-разному, но линейная перспектива восходящего общественного развития, проходящего через определенные закономерные этапы, признается несомненной. Сегодня, пожалуй, наиболее популярной версией стадиально-формационного подхода является теория перехода от традиционного через индустриальное к постиндустриальному обществу. Одни исследователи видят это общество как «цивилизацию услуг» (К. Кларк, Ж. Фурастье), другие как информационное общество (Э. Тоффлер), третьи - как «цивилизацию досуга» (Ж. Фридман, Ж. Дюмазедье). Формационная прерывность – видение качественных скачков, отделяющих одну эпоху от другой, в значительной степени связана с привычным для нашей эпохи экономико и тхноцентризмом. (Это происходит потому, что только гордыня технического разума позволяет современному обществу третировать крестьянина с мотыгой или воина с пикой как далеких от нас и темных людей. Если же подойти к ним со стороны собственно человеческого измерения, вжиться в мир их чувств, помыслов, то они окажутся значительно ближе нам. В пользу этого свидетельствует единство мирового литературного процесса: персонажи Эсхила и Аристофана – это близкие нам в духовном отношении люди.)

В связи с этим возникает вопрос, какому измерению ближе политика: экономической и технической сфере, где действует линейное время прогресса, обеспечивающее формационную прерывность – удаленность от нас людей, принадлежащих архаичным способам производства, или духовному измерению, миру ценностей, где люди разных эпох выступают во многом как современники? Многозначителен тот факт, что основные проблемы демократии и даже ее модели – представительская и плебисцитарная – были сформулированы уже в античности. Даже столь актуальная проблема, как различие между демократией как ничем не ограниченной гегемонией большинства (якобинская модель) и демократией как властью большинства в границах закона, была известна уже Аристотелю и четко поставлена им.

Что касается вопроса о муниципальных правах и свободах, принципах местной автономии, то средневековье, как воплощение столь часто третируемого политологами-модернистами традиционного общества, дало во многом непревзойденные до сих пор образцы муниципальной демократии. Атомизированный человек Нового времени (эпохи массового общества без сословных перегородок), существующий в условиях представительной демократии, ведет себя в духе рыночной модели: он выбирает не им произведенные политические товары – партийные программы и проекты. Средневековая муниципальная демократия была ближе к идеалу самодеятельного гражданского общества, где граждане (т.е. средневековый «укорененный» человек – член общины, цеха, гильдии) сами производят проект и сами осуществляют его. Таким образом, только человек, чувствующий тесную групповую поддержку, способен к такой демократии, поскольку он укоренен в этих корпоративных элементах общества. Атомизированный человек Нового времени, напротив, создает опасность вырождения политической демократии в формальную демократию, которую критиковали теоретики как консервативного, так и левого социалистического направления. Таким образом, современная модернистская политология, противопоставляя демократию авторитаризму как пережитку традиционного общества, не вполне корректна. Подлинная дилемма, соотносимая с противопоставлением демократии и авторитаризма, разделяет не столько традиционное средневековье и Новое время, сколько пролегает внутри Нового времени. Именно в Новое время произошли процессы, подчинившие гражданское общество государству и резко сократившие, а в некоторых странах и вовсе уничтожившие политические муниципальные свободы – воплощение самодеятельной демократии. Эти вехи процесса уничтожения унаследованной от средневековья муниципальной прямой демократии отмечал А. де Токвиль: «Еще до революции центральная власть во Франции уже успела разрушить всякую промежуточную власть, и между частными лицами и ею не осталось ничего, кроме громадного и пустого пространства». «Вы замечаете громадную центральную власть, собравшую воедино и присвоившую себе все частицы авторитета и влияния, которые раньше были разбросаны в массе второстепенных властей, сословий, классов, семейств и индивидуумов и как бы рассеяны по всему социальному организму. Мир не видел подобной власти …» - заключает Токвиль.

Из этого вытекает необходимость внести коррективы в наше устоявшееся понимание демократического процесса. Этот процесс оказывается межформационным, с одной стороны, исторически прерывным, циклическим, с другой. Вместо того чтобы быть локализованным в одном формационном пространстве – в рамках современного общества, политическая демократия в разных формах появляется то в рабовладельческой античности (в форме демократически организованного полиса), то в феодальном средневековье (в форме самоуправляющихся городских общин, земств, коммунальных автономий, закрепленных нормами макдебургского права), то в буржуазных парламентских республиках XIX – XX веков.

Необходимо отметить и историческую прерывность (цикличность) этого процесса. Вместо того чтобы выступать в линейно-поступательной перспективе, в рамках которой демократические формы правления должны были бы приходить на смену додемократическим, мы часто наблюдаем прямо противоположное. В античности демократия предшествует монархии (Греция) или империи (Рим). В европейском средневековье демократические города-государства также нередко предшествуют феодальному абсолютизму, уничтожившему и принцип выборности, и принцип местного самоуправления. В Новейшее время мы заново наблюдаем этот нелинейный характер демократического процесса. Ценности либерализма, плюрализма и самодеятельности в парламентских республиках Запада снова предшествуют авторитарно-патерналистским централистским тенденциям массового общества.