проблемы взаимодействия

нологические смыслы. В любой области употребления языка есть место фидеистическому подходу. Однако, прежде всего, это сферы «лингвистической пассионарности» – сферы философии, художественного слова, пропаганды и терапии. Русская философская мысль имеет богатые традиции обращения к фидеистической проблематике слова («философия имени»).

Поэты и проповедники хорошо знают, какой поистине вулканической мощью обладает язык. Однако в веровании возможны как благодатные, так и разрушительные для человека исходы. Фидеистический опыт всегда сопровождается «соседством опасности и награды»1. «Слепая вера», фанатизм, так же как безверие и нигилизм, опасны для человеческого сознания. Это справедливо и для вербального фидеизма, который может приобретать корыстно мистифицирующие формы. Разрушительный исход – то, что называют языковым манипулированием сознания, семантическим террором.

Такой, например, процесс, как активное заимствование иностранных слов современным русским языком (экспансия заимствований), не случайно вызывает тревогу у части русского лингвокультурного сообщества. С одной стороны, это объективный процесс, служащий развитию и обогащению языка. С другой стороны, всякое увлечение (отождествление с предметом) ведет к изменениям в структуре самого субъекта (в данном случае этноса). И это фидеистический, программирующий в своей основе процесс. Использование неясного (а значит, таинственного) инокультурного знака, искусственное внедрение в логосферу – один из сильнейших способов отвлечения рационального сознания, т.е. способов фидеизации. Переход грани, границы, предела своего/чужого (трансценденция) сакрален по своей сути.

С. Кара-Мурза в одной из своих работ предупреждает: «Как только политик или диктор начинает говорить на птичьем языке, вворачивая малопонятные словечки вроде ваучера или секвестра, – значит, идет манипуляция... Если бы говорящий желал, чтобы его сообщение было понято и осмыслено, а не заучено или внушено, то он сделал бы его доходчивым и построил в форме диалога. В нашей

1 Ровнер А. Указ. соч. С. 7.

[51]

жизни, за исключением чисто профессиональных сфер… нет проблем, которые нельзя было бы изложить на доступном русском языке»1. Перерождение осмысленного знака в фетиш (переход от рациональной интерпретации к сугубо фидеистической без понимания этого) всякий раз сигнализирует о попытке переустройства мира (не обязательно желательном для адресата), об изменении картины мира. Может быть, мнение о том, что «говорящий на языке врага уже проиграл», не так уж и несправедливо (интересное соображения на этот счет мы нашли в исследованиях И.Э. Клюканова, А.Д. Васильева2. Те, кто имеет отношение к языковой политике (языковой идеологии), должны в полной мере осознавать ее последствия.

1Кара-Мурза С.Г. Краткий курс манипуляции сознанием. М., 2003. С. 419.

2Клюканов И.Э. Семиотический фетишизм в межкультурном общении // Политический дискурс в России – 4. М., 2000; Васильев А.Д. Слово в российском телеэфире. Очерки новейшего словоупотребления. М., 2003; Копочева В.В. Психологические причины иноязычного заимствования // Русский язык и культура речи как дисциплина государственных образовательных стандартов высшего профессионального образования: опыт, проблемы, перспективы. Барнаул, 2003.

[52]

Интегративный потенциал новых лингвистических объектов

З.И. Резанова, Н.А. Мишанкина

От новых лингвистических объектов – к интегрированной интерпретации естественного языка (на материале виртуального дискурса)

Исторические изменения среды протекания языковой коммуникации, формирование новых технологических сред коммуникации являются настолько значимыми факторами в развитии общества, что осознаются как информационные революции. Например, в работах Х. Инниса1, основоположника теории коммуникационной среды, все развитие человеческого общества предстает как смена коммуникационных технологий. Х. Иннис пишет о том, что большинство сред коммуникации ориентированы либо на легкость передачи сообщения, либо на долговременность хранения информации. В его работах выделяются три фазы цивилизации, сопоставленные с тремя видами коммуникации:

–устное общение и переход к письменности;

–печатная культура;

–электронная глобальная культура.

При этом, оказывая колоссальное влияние на дальнейшую эволюцию человеческого социума, подобные технологические изменения являются весьма значимым фактором, воздействующим на разные аспекты существования языка. Каждый новый этап развития информационного взаимодействия связан с появлением новой технологии передачи информации и характеризуется возникнове-

[53]

нием новой формы речи. Прежде всего, очевидны функциональные изменения языкового существования, которые при этом опосредствуют зарождение и развитие глубинных внутренних структурных сдвигов. При всем различии и глубины, и широты изменений языковой онтологии и сферы функционирования, вызванных изменением среды существования естественного языка, эти изменения осознаются в обществе как социально значимые. В результате появляется специфический заказ к языковедам, что имеет своим следствием появление определенных сдвигов и в проблематике лингвистических исследований, и в характере осмысления языка.

В пределах данной работы мы предполагаем остановиться на онтологических и функционально-языковых последствиях технологических языковых революций, а также и на гносеологических последствиях.

1. Так, безусловно, наиболее значимым технологическим процессом, приведшим к глубинным структурным языковым изменениям, является изобретение письма. Изобретение письма может интерпретироваться в технологическом смысле: продуцирование речи перестало опираться лишь на физиологические способности человека, речевая деятельность стала опосредствоваться использованием специфических средств и орудий. В устных сообществах сохранение идей, информации происходит с опорой на живую память. Отсюда – стремление не утратить, сохранить важнейшую культурную информацию, поэтому инновации и креативность в традиционном обществе воспринимаются в деструктивном ключе. Речь здесь всегда является событием, происходящим в реальном времени.

Изобретение письма качественно меняет эффективность информационных процессов, появляется возможность передачи информации в пространстве. Преодолеваются ограничения, связанные с возможностью говорить (передавать звуковой сигнал на расстояния, ограниченные силой человеческого голоса, и во времени). Снимаются ограничения объема информации, циркулирующей в обществе, так как с изобретением письма главным хранителем информации становится текст.

[54]

Подчеркнем важность этого момента как онтологической характеристики языка: во-первых, с изобретением письма, с появлением феномена текста, преодолевается сиюминутность реализации речи, текст как реализованная речь получает самостоятельное существование, текст отрывается от ситуации своего осуществле-

ния. Verba volant, scripta manent (слова улетают, написанное ос-

тается).

Различие языкового воплощения во многом связывается с еще одним существенным параметром: различным положением коммуникантов. Письменная коммуникация выходит за пределы единства времени и места коммуникативного акта.

Во-вторых, со времени возникновения письменности языковая форма имеет две реализации – графическую и звуковую. Материальная форма – звуковая или графическая – воспринимается различными органами чувств, осознается через посредство различных рецепторных каналов. Известно, что механизмы продуцирования и восприятия письменной и звуковой речи локализуются в разных участках коры головного мозга. Письменность начинает процесс разрушения устного способа мышления, т.к. предлагает другой способ хранения информации, основанный на процессе перекодирования в графический код. Слово в таком обществе становится объектом, меняющим пространственно-временные координаты. Оно зафиксировано и поэтому позволяет осуществлять рефлексию над собой, при этом рефлексия эта субъектна. Идеи и мысли переходят из мира слышимого и временного в мир пространственный и визуальный.

В-третьих, графическая форма естественного языка создала новые условия функционирования, повлекшие за собой новые виды языковой рефлексии, которые, в свою очередь, приводят к глубинным структурным изменениям: к кардинальному увеличению длины и глубины языковых единиц, выведению их из функциональных ограничений оперативной памяти (7 ± 2 единицы). Как отмечают исследователи, «письменное общение способствует выработке сложных синтаксических форм языка и речи. Это пре-

[55]

жде всего разные виды сложных предложений, затем средств различения "чужой" речи и речи "своей" …»1.

В-четвертых, изобретение письма – основа функциональной дифференциации языка ведет к формированию функциональных стилей письменного текста, развивающегося преимущественно в европейских культурах. Формируется функционально-стилевая палитра устной и письменной речи.

В-пятых, различие звуковой и письменной речи состоит еще и в различном взаимодействии семиотических систем, семиотика естественного языка практически всегда взаимодействует с семиотическими средствами других систем. В естественной звуковой форме – это семиотика зрительная, визуальная.

Кроме того, следует сказать о семиотической природе собственно звуковой фактуры устной речи: звуковая речь образуется единой структурой, синтезирующей вербальную семантику и просодику.

И все же можно говорить о линиях сближения семиотики письменного и устного текста, в том числе и по линии передачи ритмико-интонационных структур звучащей речи. Письменная речь как эквивалент устной ищет соответствующие формы выражения этого необходимого для интерпретации компонента: паузам соответствуют пробелы, интонационно-динамическая сторона речи передается системой знаков препинания, а также разнообразием применяемых шрифтов. Можно говорить о естественной мультимедийности разговорной речи – передаче информации по разным каналам одновременно, порождающей семиотический синкретизм.

Наряду с синкретизмом существует функциональное распределение различных семиотических систем: вербальная семиотика языка ориентирована преимущественно на передачу понятийнологической информации, паралингвистические средства направлены на выражение эмоционального содержания.

С одной стороны, следует констатировать неполную переводимость информации при переходе от одной семиотической системы

1 Мечковская Н.Б. Социальная лингвистика. М.: Аспект-пресс, 1996. С. 154.

[56]

к другой. С другой стороны, одно содержание, одна речевая интенция при письменной и звуковой форме выражаются в совместном действии языка с разными типами семиотических систем, через различную группировку собственных языковых ресурсов. «Письменная речь должна быть максимально синсемантична и грамматические средства, которые она использует, должны быть полностью достаточными для выражения передаваемого сообщения»1.

Исторически достоверно, что изобретение письма – основа и создание условий для теоретической рефлексии языка. Письменность может интерпретироваться как производная семиотическая система, объектом отражения которой являются элементы языка в его первичной, звуковой форме. Самый факт создания графической системы для интерпретации какого-либо языка может быть интерпретирован как факт его первичного членения, создания базы теоретического описания.

Важнейший прагматический фактор – остановка сиюминутности, мгновенности осуществления языка в графической форме имеет и гносеологические следствия – создание корпуса текстов, которые могут интерпретироваться, служить основой теоретических осмыслений. Именно письменный текст на протяжении тысячелетий развития языковедческих рефлексий становится почти исключительным предметом теоретического лингвистического осмысления. Безусловно, изобретение письма – самый значительный в рассматриваемом отношении факт в истории языков и языковедения, в последнем случае – это непосредственная предпосылка его возникновения.

2. Другие технологические процессы, осмысленные как этапные информационные революции, могут быть проинтерпретированы как факты, повлиявшие и на сам язык, и на процессы его познания.

Изобретение типографского шрифта И. Гутенбергом повлекло за собой возможность неограниченного тиражирования текста, в результате не только появились принципиально новые условия передачи информации, но и кардинально изменились скорость и объ-

1 Лурия А.Р. Язык и сознание. Ростов н/Д: Феникс, 1998. С. 270.

[57]

ем тиражируемой информации. «Печатный знак относится к рукописному почти так же, как рукописный знак к устному слову»1.

Это технологическое открытие вновь приводит к глубинным изменениям языкового существования европейского общества, все больше семиотика текстов влияет на все стороны жизни людей, в том числе и бытовой, обыденной жизни. Технологические изменения в структуре коммуникации оказывают влияние на другие элементы коммуникативного акта, в том числе и опосредствованно влияют на используемый в коммуникации код.

Изменение положения коммуникантов – еще один шаг в их дистанцировании. Адресат все более обобщается, вследствие этого уменьшается количество ситуативных конвенций, на которые может опереться создатель текста. Все это является условием нового витка тенденции к максимальному эксплицированию смысловых слоев текста в его поверхностной структуре.

Создаются новые технологические условия нормализации, кодификации нормы, что способствует укреплению, единению национальных языков, оформлению его лексического и грамматического норматива.

И наконец, «развитие письма и книгопечатания приводит к исключительному разнообразию речевых жанров. Десятки видов текстов создаются как принципиально письменные тексты, рассчитанные только на зрительное восприятие. Таковы своды законов, научно-исследовательские и конструкторские тексты, патенты, различного рода официально-деловая документация»2.

Широкое распространение письменной формы коммуникации – текстов еще более усилило теоретическую рефлексию языка. При этом единственным объектом изучения стал именно письменный язык в различных жанровых вариантах. Таким образом, благодаря тиражированию формируется принципиально новая эмпирическая база лингвистических теоретических построений, предопределившая направленность самой лингвистической науки, зарождающейся в это время. До второй половины ХХ в. основным объектом лин-

1Рождественский Ю.В. Введение в общую филологию. М., 1979. С. 131–132.

2Мечковская Н.Б. Социальная лингвистика. М.: Аспект-пресс, 1996. С. 157.

[58]

гвистического исследования оставался письменный язык, запечатленный в текстах. Только в 60–70 гг. ХХ в. устная речь была осознана в качестве самостоятельного лингвистического объекта.

3. ХХ в. принес новые технологические инновации, сначала полностью изменив сферу существования звуковой формы естественного языка, сняв ограничение в его осуществлении: непосредственное присутствие коммуникантов в акте речи (радио- и телевизионная коммуникация). Устная речь получает реализацию

впринципиально другой коммуникативной среде, где коммуникативный акт имеет ряд специфических по отношению к устной обыденной речи особенностей: является однонаправленным; является по преимуществу подготовленным; ориентирован на массового и зачастую не определенного адресата.

Поэтому под влиянием изменения формы реализации происходит трансформация публицистических жанров, расширяется спектр функциональных подстилей языка, речевых жанров, основной формой существования которых становится звуковая речь: формируются новые радио-, а затем и телевизионные речевые жанры. Им свойственно гибридное строение текста, характерное для письменной и устной формы существования языка.

Все это ведет к тому, что создаются предпосылки и условия для изучения и описания ядерных форм существования спонтанной речи – обыденной речи, сферы непосредственного обыденного бытового общения, для качественного сравнительного анализа осуществления произведений одного функционального стиля в письменной и устной форме (научный стиль, например).

Современные компьютерные телекоммуникации, их внедрение

всовременные информационные процессы также могут быть проинтерпретированы как новая информационная революция, принципиально ускорившая процессы коммуникации, изменившая роль коммуникации в организации общества, что, например, проявилось в появлении теории информационного общества XXI в. в противовес теориям постиндустриального.

Сдругой стороны, Интернет-коммуникация во всем многообразии форм ее существования может быть проинтерпретирована как новая технологическая среда осуществления языка, изменяющая, во-первых, функциональную сторону его существования, приводя-

[59]

щая к появлению новых речевых жанров, новых речевых форм ее осуществления, что обусловливается изменением позиций участников коммуникации в коммуникативном акте, изменением характера хронотопа коммуникации и рядом других изменений. Возникает новый тип реализации потенциала естественного языка, который аспектирует то, что в других технологических формах осуществления языковой коммуникации не столь ярко проявлено.

Роль новых типов коммуникации в гносеологическом аспекте заключается и в том, чтобы выявить то, что в других формах существования языка не эксплицируется, находится на периферии осмысления, является маргинальным для структуры этого типа коммуникации и вследствие этого не попадает в сферу активного теоретического осмысления. Примером здесь может послужить осмысление феномена гипертекста, способ организации которого как принципиальный для построения коммуникативных пространств сайтов, Интер- нет-учебников и других электронных текстов позволяет увидеть этот же принцип и в организации учебника, созданного на бумажном носителе, частично с помощью других средств. Именно сквозь своеобразную призму современных электронных гипертекстов осознается гипертекстовая организация текста Библии, современных энциклопедий и даже система древнейших наскальных рисунков: «В книгах Ветхого и Нового завета имеется множество перекрестных ссылок на так называемые параллельные места. Система связей между фрагментами текста имеет достаточно сложную структуру и включает не только «прямые» связи – связи между фрагментами текста, описывающими один и тот же эпизод, или относящиеся к какому-либо факту, но и косвенные – связи между фрагментами, дополняющими и интерпретирующими друг друга»1.

Более того, этот термин переносится и на принцип построения текста в широком смысле слова, с использованием знаковых систем других типов. Появляется возможность интерпретировать их как гипертекст, например прием включения в фильм другого фильма, один из популярных приемов современного мирового кино2.

1Агеев В. Семиотика. М.: Весь мир, 2002. С. 138–139.

2Там же. С. 134.

[60]