3.7. Тема преображения русской культуры

Здесь важно обращаться к тем «рецептам», которые предлагали русские мыслители по спасению и обновлению русского архетипа зрелой личности.

Для Вяч.Иванова единственная сила, организующая Хаос русской души – есть свободное и цельное принятие Христа, как всеопределяющего начала духовной и внешней жизни. Нисхождение божественного Света в глубину нашей души, ищущей просветления и любви – вот формула одухотворенная и оживления народной психологии. Божественное ниспосылает свет свой в темное вещество, чтобы и оно было проникнуто светом. Здесь тайна Второй Ипостаси, тайна Сына. «Семя не оживет, если не умрет». «Vis eius Integra, si versa fuerit in terram»: целою сохранится сила его, если обратится в землю. Эти таинственные заветы кажутся мне начертанными на челе народа нашего, как его мистическое имя: «уподобление Христу» – энергия его энергий, живая душа его жизни. Императив нисхождения, его зовущий к темной земле, его тяготение к этим жаждущим семени светов глыбам определяет его, как народ, вся подсознательная сфера которого исполнена чувствованием Христа»⁶⁵.

Г.П. Федотов видит возрождение России посредством одухотворения всего мира культуры. Для этого нужен глубокий переворот в самой культуре и ее понимании. «Культура должна быть понятна религиозно, или она будет растоптана тяжелым сапогом демагога, – пишет Федотов. – ... Воскрешение ее требует, прежде всего, воспитания духовной иерархии ценностей и потом уже социального воспитания и организации, ей соответствующих. «Ищите, прежде всего, Царства Божия...»⁶⁶.

Эту потребность просветления, обо'жения русской души отечественные мыслители часто сопоставляли с ее религиозным самосознанием, перерастающим в веру «святости аскетического подвига» русского человека, богоизбранности русского народа, особой его мессианистской роли в мировой истории.

Мессианское сознание, по Бердяеву, есть универсальное сознание избранного народа Божьего, в котором должен явиться Мессия и через который должен быть мир спасен. «Христианский мессионизм должен быть очищен от всего не христианского, от национальной гордости и самомнения, от сбивания на путь старого еврейского мессионизма, с одной стороны, и нового исключительного национализма – с другой», – пишет Н.А. Бердяев. Полагая, что все народы проходят через мессианское сознание, философ убежден: «Христианское мессианское сознание может быть лишь сознанием того, что в наступающую мировую эпоху Россия призвана сказать свое новое слово миру, как сказал его уже мир латинский и мир германский. Славянская раса, во главе которой стоит Россия, должна раскрыть свои духовные потенции, выявить свой пророчественный дух. Славянская раса идет на смену другим расам, уже сыгравшим свою роль, уже склоняющимся к упадку; это – раса будущего»⁶⁷.

Е.Н. Трубецкой вступает в интереснейшую полемику с Н.А. Бердяевым по вопросу «о старом и новом национальном мессионизме». «Какие же оснований есть у Н.А. Бердяева утверждать такой завет между Богом и Россией?

От эмпирического обоснования своей веры в «народа-богоносца» он отказывается, и в этом он, разумеется, совершенно прав: фактами вообще невозможно ни обосновать, ни опровергнуть религиозную веру, тем более в данном случае, когда вследствие великого множества фактов отрицательных вера в «народ-Мессию», по признанию ее собственных сторонников, подвергается «огненному испытанию».

Вместо того Н.А. Бердяев мечтает об обосновании мистическом.

Испытывая с этой точки зрения «внутреннее прозрение» Н.А. Бердяева, приходится убедиться в полном его противоречии с объективным явлением Христа, пришедшего во плоти. В объективном откровении не только нет каких-либо следов русской точки зрения, но она прямо исключается и духом и буквой Евангелия. Решительно умалчивая о каком-либо исключительном отношении Христа с каким-либо одним народом, оно ясно и категорически говорит об общем призвании их всех.

«Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца, Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все то, что Я повелел вам» (Матф. XXVIII, 19. 20)⁶⁸.

Трубецкой убежден в том, что где есть истинный мессия, там, нет места спорам о первенстве ни между людьми, ни между народами. Каждый народ, как и каждый человек, должен думать лишь о своих обязанностях и о своем служении, а не о своих преимуществах перед другими народами. Тем самым, вопреки Н.А. Бердяеву, у Трубецкого оправдан не мессианизм, а миссионизм по отношению к нациям. У каждого народа свое служение, свое призвание и своя миссия в Царстве Божием.

Е.Н. Трубецкому удалось гениально просто и емко выразить процесс становления духовного бытия русского человека. С конца XIX в. он идентифицирует себя не только с национально-русским, но общечеловеческим, сопричастным к высшим смыслам рода Человеком. Объективность такого измерения доступна верификации не только в контексте общепризнанного воздействия великой русской культуры на мировую, но и путем воспроизведения, четко артикулированного русскими мыслителями, общечеловеческого самосознания.

Итак, центральная антиномия русской идеи – одна из главных во всех «осевых» культурах – диалектика тела и духа, сущего и должного, «дольнего» и «горнего» миров. Краткая и специфическая формула ее решения – русская духовность.

Исходный пункт и базовая идея русской духовности кажутся узнаваемыми по аналогии с Западом – о смысле бытия человека в мире. Широта русского человека, как продукт влияния необъятного российского жизненного пространства и универсальных связей с миром различных культур, сфокусировалась в его самосознании как общечеловека. Интерпретации этой ценности колеблются от всеядности и «беспочвенности», через осознание русского «лица необщего выраженья», как грани общечеловеческого, до мессианизма народа – «богоносца» и мутации в экспансионистское миссионерство.

К таким выводам мы пришли, перечитывая страницы книг отечественных философов, мучительно стремившихся разгадать тайну русской души и определить пути ее дальнейшего становления.