- •Содержание
- •1. Цели и задачи дисциплины, ее место в учебном процессе
- •1.2. Задачи изучения дисциплины
- •1.3. Требования к уровню освоения дисциплины
- •1.3.1. Иметь представление:
- •1.3.2. Знать:
- •1.3.3. Уметь:
- •Глава I. Основные направления неклассической философии
- •Прагматизм
- •Задания
- •Позитивизм
- •Задания
- •«Философия – это сжатое изложение науки своего времени» (о. Конт).
- •Иррационализм
- •1.3.1. Философия воли
- •Задания
- •1.3.2.Философия жизни
- •Проблема жизни и смерти
- •Понятие сверхчеловека
- •Задания
- •1.3.3.Философия в. Дильтея
- •Задания
- •Вопросы для самоконтроля:
- •Литература для самостоятельного чтения:
- •Глава II. Основные направления Постнеклассической философии
- •2.1. Экзистенциализм
- •Задания
- •2.2. Психоаналитическая философия
- •Задания
- •2.3. Герменевтика как одна из ведущих когнитивных практик
- •М. Хайдеггер: переход от метафизики к экзистенциализму
- •Герменевтическая теория х.Г. Гадамера
- •Герменевтическая философия п. Рикёра
- •Задания
- •2.4. Неопозитивизм
- •Задания
- •2.5. Постпозитивизм
- •Задания
- •Вопросы для самоконтроля:
- •Литература для самостоятельного чтения:
- •Глава 3. Основные идеирусской философииXXвека
- •Стремление к Абсолютному
- •3.2. Философия имени
- •3.3. Антиномичность русской души
- •3.4. Противоречивое отношение к христианству
- •3.5. Космологичность русской души
- •3.6. Софийность
- •3.7. Тема преображения русской культуры
- •Задания
- •Вопросы для самоконтроля:
- •Литература для самостоятельного чтения:
- •Темы и задания для самостоятельной работы студентов Тема1. Основные направления современной западной философии
- •Термины
- •Темы рефератов
- •Вопросы для самоконтроля
- •Основная литература
- •Первоисточники
- •Дополнительная литература
- •Тексты для анализа
- •1. Воля вместо разума
- •2. Трагедия разума
- •3. Экзистенциализм XX в. Бытие человека в мире - главный предмет философии
- •4. Сущность и существование
- •5. Трагедия земного бытия
- •Тема 2. Сознание как философский феномен
- •Вопросы для самоконтроля
- •Тексты для анализа
- •1. Фрейд з. «я и Оно»
- •I. Сознание и бессознательное
- •2. Юнг к. «Структура души»
- •Библиографической список
- •6.1. Основная литература
- •Дополнительная литература
- •Электронные библиотечные системы:
3.2. Философия имени
«Имя, – писал Н.А. Бердяев, – имеет онтологическое и в своеобразном смысле магическое значение»46. Имя – одна из основных метафизических проблем, последовательно ставившихся и разрабатывавшихся в русле отечественной философии и культуры. Достаточно упомянуть такие блестящие работы, как «Имена» П.А. Флоренского, «Философия Имени» С.Н. Булгакова, «Философия имени» А.Ф. Лосева.
В книге «Философия Имени» С.Н. Булгаков выявляет характер связи мысли и бытия. С точки зрения философа, имена божии суть иконы Божества в словесной форме, воплощение божественных энергий, соединенных нераздельно и неслиянно с человеческой силой речи. Слово как имя концентрирует все возможности идеального знака – символа и личностного начала. Завершение этого восхождения от знака к символу осуществляется в имени Божьем.
П.А. Флоренский на основе анализа традиционных народных представлений о трансцендентном в человеке приходит к выводу, что имя – это краткая формула существования человека от рождения до смерти47.
В имени и именем Я обретает наиболее существенное самопроявление, делается открытым для мира. Именем предицируется безвидная потенция Я; вхождение в историю, закрепление в ней своего места, своей реальности всегда обозначается как создание себе имени, высшей значимостью чего является вечная память.
П.А. Флоренский считает, что имена можно отчасти сравнить с наследственными родовыми типами в генетике. Имя – определенный инвариант личности. В итоге у человечества таких имен-инвариантов, устойчивых и четких типов личностной жизни вовсе не много, едва ли несколько сотен, если даже включить сюда подтипы. Они суть архетипы духовного строения. Каждое такое имя – потрясение мировых основ, переворачивающее недра культуры и начинающее некоторую новую линию исторической типологии. Имена – наиболее целостные категории мировой целокупности. Они служат ядром личности и самой сути ее, но как семантические радикалы не могут быть извлечены из сложного состава личности и показаны сами по себе.
Для А.Ф. Лосева имя не столько манифестирует трансцендентную сущность Человека, сколько является этой сущностью, так как выступает первопроявленностью Логоса. Сущность Человека и есть его Имя, в Имени главная опора для всего, что случится с ним в Жизни. Имя есть эйдетически выраженная символическая стихия мифа. Наименованная сущность является в четырех необходимых ликах: как схема, топос, эйдос и символ. Это разные степени именитства. Имя сущности есть стихия и сила, порождающая эти лики сущности. Если сущность – имя, то, значит, мир, вселенная есть имя и слово, или имена и слова.
Имена и являются теми трансрациональными определениями Абсолютного, посредством которых можно катафатически понять сакральную сущность Человека. Если сущность Бога непостижима, то сущность Человека постижима, ибо его имя несет в себе определенные экзистенциальные смыслы.
3.3. Антиномичность русской души
Уже неоднократно звучали аргументы, определяющие антиномичность русской души. Этот феномен можно объяснить как совокупностью объективных факторов, так и внутренними, субъективными свойствами. К первым относятся парадоксы экологического многообразия, аритмия пассивности и сверхнапряжения экстентивного хозяйствования, спонтанность высвобождения жизненной энергии как сублимации великотерпящего психологического «подполья».
Многие русские философы предпринимали попытки разгадать внутреннюю, скрытую в душе России загадку ее антиномичности, жуткой противоречивости.
В работе «Душа России» Н.А. Бердяев показывает противоречивость русской души, проявляющуюся в идеалах и ценностях, национальном характере и идеологии, во всем строе сознания. Двойничество русского исторического бытия яснее всего видно, по Бердяеву, в характере национальной идеологии – славянофильстве и в природе величайшего национального гения – Достоевского, «русского из русских»: «Лик Достоевского так же двоится, как и лик самой России, и вызывает чувства противоположные. Бездонная глубь и необъятная высь сочетаются с какой-то низостью, неблагородством, отсутствием достоинства, рабством. Бесконечная любовь к людям, поистине Христова любовь, сочетается с человеконенавистничеством и жестокостью. Жажда абсолютной свободы во Христе (Великий Инквизитор) мирится с рабьей покорностью. Не такова ли сама Россия?»48. Тайна русской истории скрыта в том, почему «самый безгосударственный народ создал такую огромную и могущественную государственность, почему самый анархический народ так покорен бюрократии, почему свободный духом народ как будто бы не хочет свободной жизни? Эта тайна связана с особенным соотношением женственного и мужественного начала в русском народном характере. Та же антиномичность проходит через все русское бытие»49.
Вторая антиномия, которую вскрывает Бердяев – это противоречие в отношении России и русского сознания к национальности. С одной стороны, русскому народу не свойственен агрессивный национализм, в русской стихии поистине есть какое-то национальное бескорыстие, жертвенность, неведомая западным народам. «Национален в России именно ее сверхнационализм, ее свобода от национализма; в этом самобытна Россия и не похожа ни на одну страну мира. Россия призвана быть освободительницей народов. Эта миссия заложена в ее особенном духе. И справедливость мировых задач России предопределена уже духовными силами истории»50.
С другой стороны, велико и безмерно русское самомнение, порождающее веру в свою праведность, истинность, божественность, в исключительность своей – христианской – веры. Это русское национальное самомнение порождает такое определяющее свойство России, как ее крайний национализм. Бердяев пишет: «Россия – самая националистическая страна в мире, страна невиданных эксцессов национализма, угнетения подвластных национальностей русификацией, страна национального бахвальства, страна, в которой все национализировано вплоть до вселенской церкви Христовой, страна, почитающая себя единственной призванной и отвергающая всю Европу, как гниль и исчадие дьявола, обреченное на гибель»51.
Русский философ подчеркивает, что можно установить неисчислимое количество тезисов и антитезисов о русском национальном характере, вскрыть много противоречий в русской душе.
Тезис: «Россия – страна бесконечной свободы и духовных далей, страна странников, скитальцев и искателей, страна мятежная и жуткая в своей стихийности, в своем народном дионисизме, не желающем знать формы» Бердяев комментирует столь ярко, что мы посчитали уместным подобно привести его рассуждения. «Тип странника так характерен для России и так прекрасен. Странник – самый свободный человек на земле. Он ходит по земле, но стихия его воздушная, он не врос в землю, в нем нет приземистости. Странник – свободен от «мира», и вся тяжесть земли и земной жизни свелась для него к небольшой котомке на плечах. Величие русского народа и призванность его к высшей жизни сосредоточены в типе странника. Русский тип странника нашел себе выражение не только в народной жизни, но и в жизни культурной, в жизни лучшей части интеллигенции. И здесь мы знаем странников, свободных духом, ни к чему не прикрепленных, вечных путников, ищущих невидимого града. Повесть о них можно прочесть в великой русской литературе. Странники града, своего не имеют, они града грядущего ищут »52.
Антитезис, формулирующий противоречие русского характера, таков. «Россия – страна неслыханного сервилизма и жуткой покорности, страна, лишенная сознания прав личности и не защищающая достоинства личности, страна инертного консерватизма, порабощения религиозной жизни государством, страна крепкого быта и тяжелой плоти. Россия – страна купцов, погруженных в тяжелую плоть, стяжателей, консервативных до неподвижности, страна чиновников, никогда не переступающих пределов замкнутого и мертвого бюрократического царства, страна крестьян, ничего не желающих, кроме земли, и принимающих христианство совершенно внешне и корыстно, страна духовенства, погруженного в материальный быт, страна обрядоверия, страна интеллигентщины, инертной и консервативной в своей мысли, зараженной самыми поверхностными материалистическими идеями»53.
Г. Федотов в «Письмах о русской культуре», из эмиграции, словно со стороны, стремится емко, выразительно охарактеризовать феномен «русскости». Философ признается в том, что бесконечно трудно уложить в схему понятий живое многообразие личности, тем более, – личности коллективной. Ибо оно дано в единстве далеко расходящихся, часто противоречивых индивидуальностей. Чтобы не утонуть в многообразии (как, к примеру, выразить «общее» у Пушкина, Достоевского, Толстого?), Г. Федотов избирает двоецентрие эллипса, которое образует напряжение жизни и движения непрерывно изменяющегося соборного организма.
Первый центр – это такой тип русского человека, который есть «вечный искатель, энтузиаст, отдающийся всему с жертвенным порывом, но часто меняющий своих богов и кумиров. Беззаветно преданный народу, искусству, идеям – положительно ищущий, за что бы пострадать, за что бы отдать свою жизнь. Непримиримый враг всякой неправды, всякого компромисса. Максималист, в служении идее он мало замечает землю, не связан с почвой – святой беспочвенник (как и святой бессребреник) в полном смысле слова. Из четырех стихий ему всего ближе огонь, всего дальше земля, которой он хочет служить, мысля свое служение в терминах пламени, расплавленности, пожара. В терминах религиозных это эсхатологический тип христианства, не имеющий земного града, но взыскующий небесного. Впрочем, именно не небесного, а «нового неба» и «новой земли». Всего отвратительнее для него умеренность и аккуратность, добродетель меры и рассудительности, фарисейство самодовольной культуры. Он вообще холоден к культуре, как к царству законченных форм, и мечтает перелить все формы в своем тигеле. Для него творчество важнее творения, искание важнее истины, героическая смерть важнее трудовой жизни»54.
Иной образ русского человека предстает Г.П. Федотову с чужбины в следующих чертах: «Глубокое спокойствие, скорее молчаливость, на поверхности – даже флегма. Органическое отвращение ко всему приподнятому, экзальтированному, к «нервам». Простота, даже, утрированная, доходящая до неприятия жеста, слова. «Молчание – золото». Спокойная, уверенная в себе сила. За молчанием чувствуется глубокий, отстоявшийся в крови опыт Востока. Отсюда налет фатализма. Отсюда и юмор, как усмешка над передним планом бытия, над вечно суетящимся, вечно озабоченным разумом»55.
Эти оценки антиномичности русской души отечественными мыслителями можно продолжать еще долго, но суть ее уже ясна.