книги из ГПНТБ / Кубесов, А. К. Математическое наследие аль-Фараби
.pdf210
Интересные инфинитезимальные соображения вы сказывает он в связи с измерением отрезков времени, применяемых в музыкальной композиции. Их он назы вает ритмическими темпами. В связи с этим большой интерес представляет мысль аль-Фараби об установле нии единиц измерения различных физических вели чин. Здесь он высказывает идею об атомистической структуре измеряемых величин. По его мнению, этало ны измерения физических величин могут быть недели мы как по своей сущности, так и условно, по нашему по ложению. Он по этому поводу пишет: «Всякое измери мое количество можно измерить только через посредст во другого, подобного ему количества, длину с помощью длины, поверхность с помощью поверхности, длитель ность с помощью длительности. Исходная мера, или эталонная единица измерения какой-либо вещи, долж на быть неделимой и быть такой же природы, что и вещь, для измерения коей она служит. То, что являет ся неделимым, бывает таковым либо по самой природе, либо условно, то есть она является единицей как та ковой или же единицей, которую мы себе наметили. Последний случай относится, например, к мере измере ния, которую мы назовем локтем и с помощью которой измеряем длину, к гире весов, которая является мерой тяжести, или к часу, который измеряет время. Каждая из подобных единиц является в действительности, предполагаема единой, неделимой и рассматривается как самая малая величина, обладающая одинаковой сущностью с предметом, для измерения которого слу жит» [85, л. 46 об.; 86, стр. 150— 151].
Идея математического атомизма более отчетливо выступает у аль-Фараби в его рассуждениях относи тельно измерения времени, для чего он вводит в музы ке особую неделимую единицу, так называемое «аз-за- ман ал-аввал» — «первичное время», «время наиболее короткое, которое способно разделить восприятие двух музыкальных тонов. Длительность такого темпа будет такого рода, что третий тон между названными двумя тонами ввести невозможно, а следовательно, невозмож но разделить названный темп времени надвое. Поэто
му такой темп называется «темп первичный» [85, л. 40 об.; 86, стр. 151].
211
Истоки атомистических воззрений в данном случае естественно искать у греческих ученых, у которых в математической теории музыки атомистический взгляд остается преобладающим на всем протяжении древно сти. Например, пифагорейцы (Аристоксен и др.) в ос нову измерения долготы тона положили неделимый минимум времени («первовремя»), в течение которого невозможно произнести два тона и два слога или сде лать два жеста, а только один. Аль-Фараби был хорошо знаком с идеями пифагорейцев по теории музыки, на них он не раз ссылается в «Большой книге музыки».
Однако аль-Фараби не слепо копирует математиче ский атомизм пифагорейцев, он налагает на эту кон цепцию свой собственный отпечаток. Атомизм аль-Фа раби временный — условный компромисс для более адекватного изучения с помощью математики музы кальных явлений, который выступает у него как удоб ный «искусный прием» для математизации науки му зыки. Это видно из следующего его тезиса о сущности восприятия тонов: «Восприятие — это толчок, данный твердому телу узкой и тонкой частью другого твердого тела. Следовательно, представим себе контакт воспри нимающего тела с телом, подверженным удару, как встречу последнего с какой-нибудь точкой. Быть тон ким, включать возможно меньшее число частей явля ется свойством воспринимающего тела. А слово «вос приятие» применяется к толчку, которому подвержено тело со стороны другого, более тонкого тела. И чем по следнее тело тоньше, тем употребление этого названия более оправданно. Поэтому контакт тела воспринимаю щего с телом, которое подвержено удару, мы представ ляем в виде точки. Концы ритмического темпа мы также ассоциируем в нашем представлении с точками. Поскольку музыкальное восприятие представляет со бой ряд толчков, который лучше всего представить не делимым, то такой толчок служит для нашего уха ме рой определения периода времени разделяющего тона между собой или моменты восприятия тонов» [85,
л. 46, 86, стр. 152].
Таким образом, аль-Фараби с помощью соответст вующих абстракций представляет как сами тона, так и их слуховое ощущение в виде условно неделимых то
212
чек. Он также устанавливает неделимую единицу из мерения длительности паузы (покоя) как предельный случай времени, в течение которого происходит самое возможное краткое движение. Он при этом вводит по нятия отрицательного и положительного состояний дви жений, которые характеризуются «отсутствием» (’адам) и «наличием» (мулк) движений, и отрицательное со стояние количественно определяется через положи тельное состояние. Аль-Фараби пишет: «Чтобы соблю сти паузу, обладающую значительной длительностью, тот, кто играет на музыкальном инструменте, должен придать этой паузе длительность, равную периоду вре мени, в течение которого осуществляется наиболее краткое из измеримых движений, занимающих один темп. Наиболее короткая пауза будет, следовательно, равна отсутствию самого краткого из доступных изме рению движений. Такой род отсутствия может произой ти, только если оно соответствует «наличию». А такое «наличие» должно продлиться некоторое время, и, сле довательно, отсутствие его должно продлиться ровно столько же времени» [85, л. 46; 86; стр. 152].
По-видимому, положительное состояние (наличие) соответствует возрастанию движения, а отрицатель ное — (отсутствие) — убыванию движения. Аль-Фа- раби здесь находит минимальный предел величины из меримого времени, которое соответствует измеримому моменту движения. При этом заслуживает внимания его попытка характеризовать процессы убывания и увеличения с помощью противоположно направленных измеримых количеств. Заметим, что в индийской мате матике положительные числа назывались «имущест вом», что также соответствует арабскому выражению «мулк», а отрицательные «долгом». Это дает нам осно вания предполагать, что один из истоков появления отрицательных чисел, возможно, и были запросы ме тодически доходчивого изложения достижений матема тического естествознания.
В этой связи следует еще раз отметить, что во мно гих рассуждениях аль-Фараби, высказанных в этом трактате, тона, как правило, отождествляются с точка ми на прямой. Этим точкам ставятся в соответствия определенные целые или дробные числа, что ясно вид
но из приведенного выше метода нахождения области определения эмпирических функций, связанных с ма тематизацией теории музыки.
Таким образом, хотя в своих философских тракта тах аль-Фараби строго придерживается установки Ари стотеля о бесконечной делимости величин, однако в ре шении конкретных задач естествознания он вынужден стоять и на точке зрения математического атомизма. Аль-Фараби тем самым как бы стихийно улавливает единство противоположностей, существующих между непрерывностью и дискретностью движения и времени. Аль-Фараби здесь фактически рассматривает атоми стическую модель непрерывной субстанции. Такой подход также встречается позднее в трудах ряда евро пейских ученых нового времени, которые, хотя теоре тически и высказались против неделимых, практически применяли метод неделимых, придавая ему эвристиче ское значение, что позволило им более математизиро вать изучаемые объекты. Например, Леонардо да Вин чи при исследовании истечения воды из сосуда, заме нил воду просом, которое служило удобной моделью единой и непрерывной субстанции — воды. Это он обо сновывает следующим образом: «И если ты скажешь, что этот опыт нехорош, поскольку вода сама по се бе — величина единая и непрерывная, а просо — дис кретная и прерывная, на это я тебе отвечу: я хочу по зволить себе такую вольность, общую с математиками, а именно: подобно тому, как они делят время на граду сы, превращая его из величины непрерывной в прерыв ную, так и я сделаю то же, приравнивая просо или пе сок к воде» [74, стр. 383].
Другой аспект этой проблемы применителен к про странству, т. е. геометрический атомизм был предметом «обсуждения впоследствии многих ученых Востока, как «Братья чистоты», аль-Бируни, Наср ад-Дин ат-Туси и др. Например, аль-Бируни в своей полемике с ИбнСиной о структуре пространства утверждает, что «уче ние о делимости тел до бесконечности еще более «по рочно», чем учение сторонников атомизма» [94,
стр. 139].
Г Л А В А VIII
ВЕРОЯТНОСТНЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ
УАЛЬ-ФАРАБИ
§1. О трактате аль-Фараби «Что правильно
ичто неправильно в приговорах звезд»
Исследования показывают, что на зарождение тео рии вероятностей известное влияние оказал накоплен ный в течение многих веков материал в философии, связанный с различными аспектами рассмотрения во просов о соотношении случайного и необходимого, о причинности и др. Следует отметить, что здесь речь шла в основном о качественной стороне современной концепции вероятности. Однако решение и обсужде ние этих вопросов помогали выработке основных веро ятностных понятий [95, стр, 10—11].
Аналогичные проблемы возникают и в астрономии в связи с логическим обоснованием правомерности или неправомерности предсказаний астрологов.
Трактат аль-Фараби «Что правильно и что непра вильно в приговорах звезд» относится к сочинениям, написанным в этом плане. Его содержание до сих пор недостаточно изучено историками науки. В этом труде на основе законов формальной логики и достижений естествознания аль-Фараби излагает свою концепцию о предмете науки о небесных светилах. Он одним из первых на Востоке подвергает уничтожающей критике юдициарную астрологию, согласно которой земные де ла и события управляются различными расположения ми небесных светил.
Как и многие другие, этот труд аль-Фараби создан по просьбе учеников. Он написан в весьма лаконичной, сжатой форме в виде отдельных, порой малосвязанных тезисов и изречений и носит полемический характер; автор как бы спорит со своими оппонентами, сторон никами астрологии. Сочинение начинается предислови-
215
©м багдадского ученого Абу Исхака Ибрахима ибн Абдаллаха аль-Багдади, из которого мы узнаем, что основным назначением этого труда является научное обоснование возможности и невозможности предска заний по звездам. Аль-Багдади по этому поводу пи шет: «Я очень хотел познать приговоры звезд, искрен не желал овладеть этой наукой, усиленно стремился изучить эти приговоры, постоянно занимался исследо ванием посвященных им книг. Увлеченный этим, жерт вуя своим временем, будучи уверенным в истинности этой науки, я не сомневался, что ошибки, обнаружен ные в ней, являются результатом ограниченности зна ний ученых относительно того, что необходимо для этой науки, а также недостаточного внимания со сто роны вычислителей, астрономов и наблюдателей, поль зующихся приборами.
Я не сомневался в том, что, когда исчезнут эти труд ности и отпадут эти преграды, будет достигнуто совер шенство во всем вышесказанном, и тогда они станут правильными; вместе с ростом знаний будет извле каться польза и в отношении приговоров звезд, и тогда эта наука охватит будущее, раскроются тайны, неизве стное станет известным.
И какое-то время я был убежден в этом. Вместе с тем в это время я укреплял свою веру путем вычисле ний, проверяя ее путем наблюдения с помощью раз личных приборов, путем сбора скрытых и очевидных фактов, но я не приблизился к постижению искомого, а только отдалился от него, так что пришел в отчая ние, почувствовал отвращение и стал сомневаться в них» [11, стр. 272—280].
Этот отрывок показывает, что во времена аль-Фара би юдициарная астрология (приговоры звезд) счита лась особой наукой, основанной на наблюдении и ма тематических вычислениях, предметом которой явилось предугадывание хода земных событий по расположе ниям планет и звезд. Например, судя по сведениям аль-Бируни, ученый середины IX в. Мухаммад ибн Али Мекки написал по этой науке специальное сочинение «Введение в искусство предсказаний» [96, стр. 130].
Другой крупный арабский астролог Абд аль-Азиз аль-Кабиси (X в.) также создал на эту тему трактат
2 1 6
«Введение в искусство приговоров звезд» (ал-мадхал ила сина’а ахкам ан-нуджум» [97, стр. 462]. В сред ние века астрология, геомантия, хиромантия, объеди нившись, получают общее название «Искусство пред угадывания». Это же название позднее вошло и в науку Европы.
Далее аль-Багдади пишет:
«Тогда я обратился к книгам древних ученых, ища в них спасение из того положения, в котором я нахо дился. Но я обнаружил, что в книгах мудрецов и обла дателей истины ничего об этом не говорится, их выска зывания не ясны, в них нет даже намека в отношении их применения. Тогда та уверенность, которая была у меня до этого, оказалась сомнением, убеждение — предположением, убежденность — подозрением, а ис кренность — колебанием.
Многие дни прошли, затянулся срок, а я все нахо дился в том положении, как упоминал, пока мне не случилось встретить Абу Насра Мухаммеда ибн Му хаммеда аль-Фараби ат-Тархани. Я пожаловался ему на это состояние и поведал ему об искреннем желании узнать, насколько истинна эта наука и что в ней пра вильно, а что неправильно и просил его открыть мне разумное из этой науки и объяснить, что известно из учения древних мудрецов. Я просил его ответить мне на то, поисками чего я занимался, и он стал меня настав лять основам основ и закону законов, посредством ко торых он достигает сущности и истины этой науки.
Он спорил со мной, и я возражал ему, и он вновь обращался ко мне, а я оспаривал сказанное им в от ношении этого.
Однажды он показал мне рукопись с главами и по метками, по-видимому, написанную в дни, в которые он специально занимался этим. Он сочинил это и оформил, как обычно, в виде книги или трактата. Я пе реписал полностью ее и, глубоко изучив ее, нашел в ней желамое и уяснил суть искомого, которое я тщет но разыскивал. Уменьшилась тревога в моем сердце, от которой я не мог прежде избавиться, и стал мне ясен путь к возможному и невозможному из приговоров звезд» [11, стр. 280— 282].
217
Аль-Фараби в этом трактате не ограничивается только вопросами предсказаний по звездам, а затраги вает общую проблему предугадываний явлений приро ды с помощью достижения науки и философии. В связи с этим он высказывает ряд интересных соображений вероятностного содержания.
Аль-Фараби сначала пытается раскрыть различные причины существования отдельных лженаук. По его мнению, это прежде всего субъективные причины, свя занные с личными недостатками людей.
Другую причину в распространении ложных уче ний аль-Фараби видит в неправильном применении за конов логики. По этому поводу он пишет: «Если име ются две похожие друг на друга вещи и далее обнару жится, что третья вещь является причиной одной из них, то поспешно предполагать, что она является при чиной и второй вещи. Это предположение не является правильным в отношении каждой из подобных вещей, так как сходство явлений может быть случайным сов падением, а может быть и совпадением по существу»
[11, стр. 284].
Здесь аль-Фараби предостерегает от допущения ло гических ошибок; а именно он требует осторожно об ращаться к аналогии при ее применении к неоднотип ным явлениям, тщательно изучать, что сходно и что не сходне в сопоставимых явлениях.
После таких замечаний общего характера аль-Фа раби переходит непосредственно к изложению основы учения о предугадывании явлений природы. Заметим, что прогностику — науку о предугадывании он считал самостоятельным разделом естествознания и в тракта те «О происхождении наук» ее называет первой среди восьми разделов естествознания (прогностика, медици на, нигромантия согласно физике, наука об образах, агрикультура, навигация, оптика).
§2. Вероятностные представления
уаль-Фараби
Познаваемые явления, по аль-Фараби, разделяют ся на два вида: потенциально-познаваемые и актуаль но, т. е. действительно познаваемые.
к
218
«Многие люди,— пишет аль-Фараби,— у которых нет интуиции, когда они обнаруживали неизвестные явления, исследовали их и стремились их познать, и расходились относительно их причин, пока не дости гали знания их и пока они не становились им известны, правильно допускали, что эти явления возможны по своей природе и считали, что не знают этого только из-за незнания их причин и что познание их будет до стигнуто путем исследования и изучения.
Но они не знали, что это явление по своей природе недоступно [невозможно], чтобы найти для него пред посылки каким-либо способом, хотя оно возможно по своей природе. А про существование того, что возмож но по своей природе, но непостижимо, нельзя судить утвердительно или отрицательно» [11, стр. 289—290].
По утверждению аль-Фараби, науки должны зани маться изучением действительно познаваемых явлений. Он подробно останавливается на возможности и невоз можности познания случайных явлений и дает естест венно-логическое обоснование общих принципов наук о случайных, неизвестных явлениях, имеющих опреде ленные доступные к исследованиям причины. При этом аль-Фараби исходит из логического учения Аристотеля о случайностях. Как известно, Аристотель доказывал отсутствие какого-либо научного знания о случайном, потому что, по его мнению, «случайное не есть то, что необходимо бывает, ни то, что бывает в большинстве случаев, но оно есть нечто такое, что происходит по мимо того и другого. Между тем доказывается либо то, либо другое» [98, стр. 241].
Аль-Фараби следующим образом отличает возмож ные случайные явления от чисто случайных: «Явления и их состояния в мире — двух родов. Одни явления, по причине которых возникают и имеют место такие фак ты, как, например, тепло от огня и от Солнца у тел, на ходящихся рядом с ними и напротив их. Так обстоит дело и с другими аналогичными явлениями. К другому роду относятся случайные явления, причины которых не известны, как, например, смерть человека или его рождение при восходе Солнца или при его закате.
Каждое явление, у которого есть известная причи на, предназначено, чтобы его узнали, овладели им и
219
люзнали. У случайных же явлений нет путей к тому, чтобы оно было известно, определено и изучено со всех сторон окончательно» [И . стр. 284—285].
Случайные явления — амур ал-иттифакиййа, до словно — «явления, характеризующиеся совпадением»,
•от слова иттифак — «совпадение». По аль-Фараби, характерным признаком случайных явлений служит отсутствие способа установления их причин. Указанный тезис является основным для критики аль-Фараби доктрин астрологов о возможности предсказаний зем ных событий по приговорам звезд. Наряду с этим он не отрицает объективной связи, существующей между не которыми небесными и земными явлениями, но требует тщательного изучения этой связи.
Аль-Фараби по-своему обосновывает существование случайных явлений. Он пишет: «Если бы в мире не бы ло случайных явлений, причины которых не известны, то исчезли бы страх и надежда, а если бы они исчезли, то не было бы совершенно порядка ни в делах челове ческих, ни в делах законности, ни в политике потому, что если бы не страх и надежда, то никто не приобре
тал бы ничего на завтрашний день, |
подчиненный не |
|
повиновался бы своему повелителю, |
а повелитель не |
|
заботился бы о своих подчиненных; |
и никто не делал |
|
бы добро другому... потому что тот, кто знает |
о том, |
|
что неизбежно будет завтра, и будет |
усиленно |
доби |
ваться того, чем он не воспользуется, глупый болтун»
.[11, стр. 285—286].
Аналогичное понимание категории случайности встречается еще у Аристотеля: «Уничтожение случая влечет за собой нелепые последствия. Есть многое, что совершается не по необходимости, а случайно. Если в явлениях нет случая, но все существует и возникает по необходимости, тогда не пришлось бы ни совещаться, ни действовать, для того, чтобы, если поступить так, было одно, а если иначе, то не было этого» [99].
Аль-Фараби допускает возможность обнаружения я установления иногда каких-либо соответствий между отдельными действиями человека (или другими явле ниями) и различными субъективными предположе ниями. Однако он это соответствие квалифицирует как чисто случайное совпадение: «Явления мира и состоя