Семен Ефимович Десницкий (около 1740-1789)

О жизни первого русского профессора юридического факультета Московского университета Семена Ефимовича Десницкого сохранилось мало сведений. Пожар, вспыхнувший в Москве после Бородинской битвы и при вступлении в город армии Наполеона, спалил множество домов и в том числе здание, в котором размещался архив Императорского Московского университета. В результате этого бедствия не осталось даже документов, содержащих сведения о годе его рождения и его родителях. Можно только предполагать, что родился Семен Десницкий в конце 30-х - начале 40-х годов XVIII века в украинском городе Нежине. В его каким-то образом сохранившемся послужном списке указывается, что происходил он "из малороссийских нежинских мещан". Профессор Десницкий отличался хорошим знанием украинского языка и быта. Это позволяет сделать вывод, что свое детство он провел на Украине.

Первоначальное образование Семен Десницкий получил, вероятно, в каком-нибудь местном духовном училище. В 50-е годы он учился в духовной семинарии Троице-Сергиевой лавры. По окончании учебы в семинарии его направили в академическую гимназию при Московском университете.

Это учебное заведение было учреждено в 1755 году и предназначалось для подготовки юношей к учебе в Московском университете. Классы его размещались в университетских зданиях: сначала в Аптекарском доме у Курятных (Воскресенских) ворот, то есть рядом с Красной площадью, а после возведения в 1793 году нового здания Московского университета на Моховой улице - в доме неподалеку от него*(321).

Действовала академическая гимназия по регламенту, проект которого был разработан М.В. Ломоносовым. Она состояла из двух отделений: дворянского и разночинского. Программа каждого отделения предполагала обучение по трем "школам": российской, латинской, "первых оснований наук и математики" (три года обучения), а также "знатнейших европейских языков" - на практике это были немецкий и французский языки - (два года обучения). В отличие от разночинского, в рамках дворянского отделения преподавали фехтование, танцы, музыку и рисование.

Семен Десницкий обучался в разночинском отделении академической гимназии. 22 апреля 1760 года он в числе двадцати учеников названного отделения был принят в студенты Императорского Московского университета*(322). За короткое время пребывания здесь Десницкому удалось зарекомендовать себя с самой лучшей стороны. Поэтому, когда куратор Московского университета И.И. Шувалов решил послать в 1761 году двух студентов для подготовки к профессорскому званию в один из британских университетов, его выбор пал на Десницкого. Вместе с Семеном Десницким для обучения в Великобританию был направлен Иван Третьяков.

Есть основания полагать, что, посылая русских юношей за границу, руководство Московского университета хотело, чтобы они получили образование, необходимое для занятия преподавательских должностей на медицинском факультете.

Отправляясь на Британские острова, Десницкий и Третьяков не знали, в каком конкретно британском университете им доведется учиться. Это мог быть и Оксфордский университет, и Кэмбриджский, и Эдинбургский, и Абердинский. Выбор университета для русских студентов был предоставлен российскому послу в Великобритании князю А.М. Голицыну, и он сделал его в пользу университета в шотландском городе Глазго. Какими мотивами руководствовался князь-посол, трудно сказать. Возможно, его привлекла относительная дешевизна обучения в Глазговском университете, по сравнению с другими британскими университетами. Но может быть, Голицын отдал ему предпочтение по академическим соображениям. В университете Глазго сосредоточилось в то время такое сообщество ученых, которое превосходило по своему уровню преподавательский состав любого британского университета.

В частности, здесь преподавал с 1751 до 1764 года знаменитый шотландский ученый Адам Смит (1723-1790). В первый год своей преподавательской деятельности он занимал кафедру логики. В дополнение к этому курсу ему уже тогда пришлось читать лекции по естественной юриспруденции (natural jurisprudence) и политике вместо заболевшего Томаса Крэга, профессора по кафедре нравственной философии. После смерти последнего в 1752 году Адам Смит занял его кафедру. С этого времени нравственная философия стала главным предметом его преподавания в университете Глазго. В 1759 году Адам Смит опубликовал книгу "Теория нравственных чувств", содержание которой составили его лекции по кафедре нравственной философии*(323). Второе, расширенное их издание*(324) вышло в свет в 1761 году, третье - в 1767-м, четвертое - в 1774-м, пятое - в 1781-м и шестое - в 1790 году. Третье, четвертое и пятое издания "Теории..." мало отличались от второго, но в текст шестого издания этой книги ее автор внес дополнения и изменения*(325).

Семен Десницкий и Иван Третьяков слушали курс лекций Адама Смита по нравственной философии в течение первых двух лет своего пребывания в Глазго - в 1762-1763 гг. Он состоял из четырех частей: 1) естественной теологии, 2) этики, 3) юриспруденции, 4) политической экономии. Многие идеи, высказывавшиеся Адамом Смитом в последней части данного лекционного курса, впоследствии вошли в содержание его самого знаменитого произведения - "Исследование природы и причин богатства наций"*(326).

В лекционном курсе по нравственной философии, прочитанном в 1762 и 1763 годах*(327), Адам Смит преимущественное внимание уделил юриспруденции*(328) и политической экономии.

Под юриспруденцией шотландский ученый понимал "теорию правил, которыми должны руководствоваться гражданские правительства"*(329) или "науку, исследующую общие принципы, которые должны быть фундаментом законов всех народов"*(330). Из этих определений ясно видно, что он сводил юриспруденцию к естественному праву*(331).

Помимо лекций по нравственной философии Семен Десницкий и Иван Третьяков прослушали курс Адама Смита по риторике и изящной словесности*(332).

Кроме того, русские студенты посещали в университете Глазго лекции Джеймса Уильямса по математике*(333) и занятия Джозефа Блэка по физике*(334). Однако наибольшее значение для них как будущих правоведов имели лекции по цивильному (римскому) праву, а также по публичному и частному шотландскому праву*(335) профессора Джона Миллара (1735-1801). Лекции по цивильному праву (Институциям и Дигестам Юстиниана) Джон Миллар читал в университете Глазго в течение 1761-1762 годов, но русские студенты скорее всего посещали тот лекционный курс, который начался 1 ноября 1763 года*(336). Слушали они данный курс в течение трех лет - до лета 1766 года. Лекции Миллара по шотландскому праву Десницкий и Третьяков могли слушать в период с ноября 1765 до лета 1767 года*(337). В 1751 году Джон Миллар (John Millar) окончил пятилетний курс обучения в Глазговском университете. 15 июля 1761 года, в возрасте 26 лет, он был назначен по рекомендации Адама Смита и лорда Кэймса*(338) на должность королевского профессора цивильного права (regius professor of civil law) в университете Глазго*(339). Молодой профессор призван был оживить существовавшую в рамках университета юридическую школу*(340). К началу 60-х годов XVIII века эта школа пришла в упадок, но благодаря Джону Миллару она стала превращаться в самую авторитетную в Великобритании школу цивильного права*(341). Миллар преподавал в университете Глазго сорок лет - с 1761 до 1801 года. "Его лекции в течение этого периода привлекали студентов не только со всей Шотландии, но также из известных виговских семей со всех Британских островов и некоторых даже из-за границы и, по свидетельству современников, немало добавляли к репутации университета"*(342). Виговски настроенных молодых британцев привлекал в профессоре Милларе его либерализм в политических воззрениях. Те же, кто хотел учиться юриспруденции, получали на его лекциях знания основополагающих правовых принципов цивильного права, позволявшие самостоятельно усвоить сущность конкретных правовых институтов, действующих в той или иной стране. Миллар не любил останавливаться на подробностях и предпочитал не тратить на них время лекций, справедливо полагая, что фундаментальные знания в области юриспруденции, которые он давал, вполне позволяют студентам самостоятельно разобраться в детальных характеристиках римского или шотландского права.

В Глазговском университете профессор Миллар читал четыре лекционных курса: по Институциям Юстиниана (пять лекций в неделю в течение всей сессии), Пандектам Юстиниана (также пять лекций в неделю), о публичном праве (три раза в неделю) - так называемые "lectures on Government (лекции о правительстве)", по шотландскому праву (дважды в неделю)*(343).

Лекционный курс Миллара по Институциям Юстиниана, который слушали Десницкий с Третьяковым, состоял из двух частей: общей и особенной. Миллар излагал сначала главные положения римского права в соответствии с руководством немецкого правоведа Иоганна Готлиба Гейнекция (Johann Gottlieb Heineccius, 1681-1741) "Элементарное цивильное право согласно порядку Институций"*(344). Затем объяснял нормы, составляющие конкретные институты римского права. При этом Миллар широко использовал сравнительный метод*(345).

Наибольшую популярность среди студентов имел курс лекций профессора Миллара о правительстве, состоявший из трех частей: 1) 16 лекций о "происхождении и прогрессе правительства в обществе (Of the origin and progress of government in society)", 2) 21 лекция по "истории правительства, представленной с точки зрения конституции (History of government, illustrated from a view of the constitution)"*(346), 3) 14 лекций о "современном состоянии правительства Великобритании (Present state of government in Great Britain)". Содержание данного лекционного курса*(347) очень похоже на курс истории государства и права зарубежных стран, который преподается в юридических вузах современной России.

Будучи блестящим лектором, Миллар оказался неплодовитым писателем - автором всего одной крупной работы, впервые опубликованной в 1771 году под названием "Наблюдения, касающиеся различия социальных положений в обществе"*(348).

Характеризуя влияние лекций Миллара на становление правовых взглядов С.Е. Десницкого и И.А. Третьякова, историк Джон Кэрнс писал: "Десницкий и Третьяков возвратились в Москву с точкой зрения на право, укорененной в историческую теорию общества, в котором правительство (необходимое для защиты собственности, что составляет основание общества) базируется на авторитете и полезности, и которое видит в основе политического повиновения привычку, обычай, страх и полезность. Закон не происходит из высших норм божественного права..., но правила правосудия возникают из общественной жизни"*(349). Соглашаясь с мнением Арчибальда Брауна, согласно которому "великое множество идей теоретической природы в лекциях Десницкого и Третьякова, так же как и многочисленные подробности, могут быть прослежены в Глазговских лекциях Смита и Миллара"*(350), Дж. Кэрнс отмечал, что "многие смитовские идеи перешли в произведения двух русских [правоведов] через вторые руки, то есть через Миллара"*(351).

В период учебы в Глазго Десницкого и Третьякова студенчество университета Глазго было интернациональным и в большинстве своем бедным. "Почти треть наших студентов - ирландцы, - отмечал в 1760 году один из университетских профессоров. - У нас довольно много англичан и несколько иностранцев; многие из ирландцев, как и шотландцы, бедны, и поступают поздно, чтобы сначала накопить денег"*(352). Русские студенты оказались беднее самых бедных. Руководство Московского университета, посылая их в Глазго, назначило Десницкому и Третьякову на время учебы содержание по 420 рублей в год. Данная сумма, соответствовавшая 80 фунтам, позволяла им оплачивать проживание, питание и учебные занятия в Глазго, но деньги из Москвы присылались нерегулярно. В 1762 году русские студенты, после семи месяцев напрасного ожидания московских денег на свое содержание, были вынуждены обратиться к руководству университета Глазго с просьбой выделить им в долг некоторую денежную сумму. 11 августа указанного года Совет университета рассмотрел финансовые затруднения "двух русских джентльменов", присланных на учебу "по рекомендации лорда Мэнсфилда, сообщенной графом Эрролом", и постановил выдать Десницкому и Третьякову в долг 40 фунтов на время, "пока не прибудут высланные им деньги"*(353).

О своем безденежье, вынудившем их обратиться за помощью к руководству шотландского университета, русские студенты немедленно сообщили российскому послу в Лондоне графу А.Р. Воронцову, попросив его оказать содействие в получении денег из Москвы. Благодаря хлопотам графа в октябре 1762 года деньги были присланы, и Десницкий с Третьяковым возвратили университету Глазго взятую в долг сумму. Однако и после этой неприятной истории деньги на их содержание приходили из Москвы нерегулярно. В.Е. Адодуров, назначенный в октябре 1762 года куратором Московского университета вместо Ф.П. Веселовского, сначала вообще отказался выполнять обязательства своего предшественника по выплате денег на содержание студентов, посланных на учебу за границу. Пришлось русским студентам занимать деньги у ростовщиков Глазго под большие проценты. Спустя какое-то время Адодуров стал выплачивать деньги, но в первоначально установленной сумме 420 рублей, которая из-за падения курса рубля по отношению к фунту не позволяла Десницкому и Третьякову даже просто покрыть расходы на свое содержание в Глазго и учебу в университете, а ведь им надо было еще и долги выплачивать.

В начале 1765 года Десницкий и Третьяков обратились к руководству Московского университета с прошением присылать деньги из расчета 500 рублей в год, дабы они могли выплатить долги шотландским ростовщикам, однако получили в ответ лишь совет "довольствоваться тем жалованьем, которое получали до сих пор, и не роптать"*(354). После этого Десницкий и Третьяков написали письмо в Конференцию Московского университета, в котором представили список своих расходов в Глазго "как на уплату гонорара профессорам, так и на произведенные ими покупки книг", и попросили прислать деньги на их возмещение.

Конференция на своем экстраординарном заседании, состоявшемся 13 июля 1765 года, рассмотрела письмо Десницкого и Третьякова и постановила: "Поскольку университетской Конференции неизвестно, с какою целью были посланы в чужие края вышеупомянутые студенты университета, и какого рода науками они должны были заниматься, а также, какая денежная сумма была им назначена в год на прожитие и учение, - то Конференция не может ни судить о их успехах, ни решить что-либо. Однако ж, из их собственного прошения видно, что они обучались всему беспорядочно, а не с какою-либо определенною целью, ибо посещали одновременно и медицинские и юридические лекции, а помимо математики занимались купеческой арифметикой у практика, а потому следует опасаться, как бы расходы на них произведенные и в будущем предстоящие, не оказались напрасно потерянными, если они не будут впредь поступать разумнее"*(355).

Конференции Московского университета казалось, что большие денежные расходы Десницкого и Третьякова проистекали из-за того, что строптивые студенты пожелали изучить слишком много лишних наук. Это мнение разделял и куратор Адодуров. Так, он сообщал в Сенат, что профессорами Московского университета усмотрено в данном Десницкому и Третьякову Глазговским университетом свидетельстве, что "они и медицинские и юридические лекции слушали вдруг, и сверьх математики еще купеческой арифметике обучались у знающего оную только по практике, и для того все их учение признано оными профессорами не весьма порядочным, что оно к известному концу не было управляемо; почему они и сумнение показывали, чтобы употребленной и впредь употребляемой на них казенной кошт бесполезно не пропал"*(356).

Конференция и куратор Адодуров не знали, что все науки, которые русские студенты изучали в Глазго, были необходимы для получения степени магистра. Семен Десницкий получил степень магистра свободных наук в 1765 году, Третьяков - годом ранее.

К октябрю 1765 года долг русских студентов преподавателям, лавочникам, книгопродавцам возрос до 160 фунтов, о чем они постарались в весьма едких выражениях сообщить куратору Московского университета. Вместе с тем они обратились с просьбой о помощи в Правительствующий Сенат. В.Е. Адодуров, уязвленный этим поступком Десницкого и Третьякова, направил им приказ немедленно возвратиться в Россию*(357).

Отъезд русских студентов из Глазго в Россию был назначен Адодуровым на март 1766 года. Однако смерть российского посла в Лондоне задержала их на чужбине. Десницкий и Третьяков решили воспользоваться этой задержкой, чтобы получить степень доктора права. 31 декабря 1765 года они обратились к руководству университета Глазго с прошением о дозволении им сдать публичный экзамен на степень доктора. Определить уровень подготовки Десницкого и Третьякова к экзамену было поручено Джону Миллару. 9 января 1766 года профессор доложил, что, проэкзаменовав русских кандидатов на докторскую степень в частном порядке, он убедился в том, что они вполне готовы к публичному экзамену. Данный экзамен состоялся 16 января 1766 года. Профессора, составившие экзаменационную комиссию, одобрили представленные русскими студентами "образцы познаний в праве" и поручили "мистеру Симеону Десницкому" в качестве темы докторской диссертации первый титул двадцать восьмой книги Пандектов Юстиниана, посвященный составлению завещаний - de testamentis ordinandis. "Мистеру Джону Третьякову" был определен темой диссертации четвертый титул второй книги Юстиниановых Пандектов, в котором говорилось о вызове в суд - de in jus vocando*(358).

8 февраля 1766 года Десницкий и Третьяков представили тексты своих диссертаций (theses) для решения вопроса о допуске их к защите. Обязанность удостоверить их качество была возложена на профессоров Миллара и Муирхеда (Muirhead).

8 апреля названные профессора дали положительный отзыв о диссертациях русских правоведов, и руководство университета разрешило их печатать. Пока шла подготовка к публичной защите диссертаций, у Семена Десницкого случился конфликт с профессором Джоном Андерсоном*(359). Вспыльчивый по характеру шотландский профессор каким-то образом оскорбил русского правоведа, столкнувшись с ним днем 8 декабря 1766 года на территории университетского двора, и Десницкий в ответ на это сорвал с него парик.

Поступок Семена Десницкого мог иметь для него печальные последствия - ему вполне могли отказать в присвоении докторской степени. Однако, по всей видимости, крутой нрав талантливого, но неуравновешенного в своих эмоциях профессора Андерсона был хорошо известен руководству университета Глазго, и оно сочло достаточным средством разрешения конфликта принесение русским публичного извинения шотландцу, что Десницкий и сделал 6 января 1767 года.

20 апреля 1767 года профессора-правоведы университета Глазго, "выразив удовлетворение представленными Десницким и Третьяковым образцами познаний в цивильном праве", приняли решение освободить их от публичной защиты диссертаций по той причине, что они "получили распоряжения ехать домой со всей надлежащей скоростью" и "определили, чтобы степень доктора была присвоена им вице-канцлером"*(360).

11 июня 1767 года Десницкий и Третьяков прибыли из Глазго в Санкт-Петербург. Денег у них не было ни копейки. После того как Сенат вытребовал 160 рублей из Московской статс-конторы за счет Московского университета на оплату за провоз их из Глазго до Санкт-Петербурга, содержание в столице и проезд в Москву, они отправились к месту назначения. Доложив по прибытии в Москву директору университета М.М. Хераскову об окончании своей учебы в Глазго, они попросили предоставить им две недели для подготовки к экзамену по юриспруденции и математике, который должен был подтвердить полученные ими в Глазговском университете докторские степени. При этом Десницкий и Третьяков осведомились, не угодно ли будет приказать "дать им на волю, в чем сверьх юриспруденции свидетельствованы они быть желают, и когда окажутся достойными звания докторов по своим наукам, то не дозволено ль будет им читать лекции их на русском языке?"*(361) 18 июля директор Херасков сообщил об этом куратору Адодурову.

23 июля Адодуров издал приказ "о произведении экзамена в Конференции возвратившимся на родину докторам юриспруденции Десницкому и Третьякову". При этом он распорядился "экзаменовав, определить их к чтению лекций, к каким они способны будут, а оные лекции иметь им на латинском языке, равно как и прочие господа профессоры оные имеют, дабы не токмо они в том языке час от часу большую могли получить способность, но и прочие б господа профессоры удобнее о пользе и исправности оных рассуждать могли"*(362).

13 августа 1767 года Семен Десницкий и Иван Третьяков держали экзамен по юриспруденции перед комиссией в составе профессоров Московского университета Ф.-Г. Дильтея и К.-Г. Лангера, а также обер-секретаря Правительствующего Сената и помощника генерал-прокурора А.А. Вяземского Самуила Дэна. Протокол экзамена вел профессор Керштенс*(363).

Первым отвечал на вопросы экзаменаторов Семен Десницкий. Профессор Лангер спросил его: "Чем пакт отличается от контракта?" Десницкий ответил: "Пакт - гол (pactum est nudum), контракт же является одетым соглашением". Лангер добавил: "На основании контракта дается право на гражданский иск"*(364). Всего экзаменаторами было задано тридцать три вопроса. Десницкий почти на все их дал правильные ответы, хотя и не во всех случаях они были исчерпывающими. Экзаменовавшим его профессорам неоднократно приходилось делать добавления к его ответам.

17 августа Семен Десницкий и Иван Третьяков прочитали пробные лекции. Десницкому была назначена лекция из курса римского права по Институциям Юстиниана, с применением к русскому праву отдельных титулов (jus romanum ad ductum Institutionum, applicatione ad jus ruthenicum facta in singulis titulis)*(365).

В своем мнении о Десницком и Третьякове, составленном на основании их ответов на экзамене и пробных лекций, профессор Лангер отметил, что "ответы гг. д-ров на предложенные им вопросы не всегда были правильными и не вполне удовлетворили как профессоров-экзаменаторов, так и г. обер-секретаря Дэна, в особенности потому, что упомянутые вопросы были сообщены гг. экзаменующимся за три дня до того... Все же, однако, не подлежит сомнению, что они обнаружили достаточную способность к дальнейшим успехам в занятии римским правом, что в особенности следует утверждать о г. д-ре Десницком"*(366). Сравнив лекцию Десницкого с лекцией, прочитанной до него Третьяковым, Лангер заявил, что лекция Десницкого была "полнее и содержательнее, и изложение лучше"*(367).

Профессор Дильтей в своем "Донесении об экзамене и пробной лекции гг. докторов права Семена Десницкого и Ивана Третьякова" сообщил, что "они представили столь исчерпывающие доказательства, и устные и письменные, своего знания в юриспруденции, что и тот и другой должны быть признаны достойными определения, согласно ордеру его превосходительства г. куратора нашего, на юридический факультет для преподавания публичных лекций, тем более что они привезли с собой докторские степени, полученные установленным порядком в Глазговском университете". При этом он счел необходимым заметить: "Если, однако, его превосходительству г. куратору угодно и сейчас назначить одному из упомянутых господ докторов вакантную должность третьего профессора на юридическом факультете, то по моему мнению она должна быть представлена г. Десницкому"*(368).

После того как Десницкий и Третьяков подтвердили свои докторские степени, было принято решение о допуске их к преподаванию на юридическом факультете Московского университета. В качестве темы лекционного курса Десницкому было назначено римское право по Институциям Юстиниана, с применением к русскому праву отдельных титулов*(369).

Правда, оставался еще экзамен по математике. 17 августа Десницкий и Третьяков обратились к директору и в "почтеннейшую Конференцию Императорского Московского университета" с просьбой отменить им этот экзамен. "Высокоблагородный господин Директор, почтеннейшие профессоры! - писали они. - Вам известно из аттестата и магистерских дипломов, какими науками мы занимались в Глазго. В числе этих наук мы проходили также установленным в Глазговской Академии порядком курс математики и сделали в этой науке в свое время похвальные успехи, что засвидетельствовано Глазговской Академией. Но мы отнюдь не избирали преподавание математики предпочтительно перед гражданской, натуральной и русской юриспруденцией, ибо юриспруденцией мы занимались несравненно более, чем математикой. И мы настоятельно просим, чтоб, если можно, нас не принуждали к экзамену из математики"*(370).

Неизвестно, какое решение по данному вопросу приняли бы директор Херасков и члены Конференции, но многое зависело здесь в первую очередь от мнения куратора Адодурова, а он выступил против отмены экзамена по математике для докторов юриспруденции Десницкого и Третьякова. Отказывая им в просьбе отменить данный экзамен, Адодуров ссылался на то, что куратор И.И. Шувалов повелел Десницкому и Третьякову, отправляя их в Лондон, учиться, помимо прочего, и математическим наукам. Относительно же заявления Десницкого и Третьякова, что они к изучению математики ни склонности, ни охоты не имеют, Василей Адодуров спокойно заметил: "Естьли по экзамену окажутся в том худые их успехи, то им же будет предосудительнее, о чем им и объявить"*(371).

Экзамен по математике для Десницкого и Третьякова был назначен на 10 ноября 1767 года. Держал его в присутствии Конференции один Третьяков. Десницкий прислал письмо с отказом от экзамена. Профессор Рост задал несколько вопросов, экзаменовавшийся попытался на них ответить. После этого Третьякову были предложены две довольно легкие задачи, но он ни одной из них не решил. В результате экзаменатор сделал вывод, что "экзаменующийся не знает даже первых оснований чистой математики по анализу и вследствие того неспособен преподавать математику"*(372). Это вполне охотно признал и сам Третьяков.

Руководством Московского университета была предпринята попытка принудить Десницкого выйти на экзамен по математике. Но Семен Ефимович 17 ноября 1767 года отправил в Конференцию и директору университета повторное прошение об освобождении его от экзамена, в котором заявил: "Известно вам, высокоученые мужи, из диплома нашего, выданного в Глазго, что я в числе прочих наук изучал также и математику, но не главным образом либо не с намерением посвятить ей свою жизнь, чего и в дипломе не написано, а какие успехи я в ней сделал, это также достаточно вам известно из того же диплома. И если вы сколько-нибудь доверяете мнению глазговских профессоров, которыми я положительно аттестован в математике, также, как и в прочих науках, то присудите мне столько же по вашему благоразумению, сколько и они мне по этой науке присудили. Впрочем же я опять и опять прошу вас не принуждать меня более к повторному экзамену из математики"*(373). На этом вопрос об экзамене Десницкого по математике был исчерпан.

В конце ноября 1767 года решился и вопрос о том, на каком языке должны были читать лекции русские преподаватели Московского университета. Изданное 23 июля куратором Адодуровым распоряжение "лекции иметь им на латинском языке, равно как и прочие господа профессоры оные имеют" было отменено благодаря инициативе директора Императорского Московского университета М.М. Хераскова*(374). В конце июля 1767 года в Москву на торжественную церемонию открытия Уложенной комиссии*(375) прибыла Екатерина II. При встрече с государыней Херасков преподнес ей каталоги лекций университетских профессоров. Принимая их, ее величество выразила пожелание, чтобы "лекции в университете на российском языке преподаваемы были"*(376).

Готовясь ввести русский язык в систему преподавания наук в Московском университете, Михаил Матвеевич обратился 13 ноября 1767 года к секретарю Екатерины II С.М. Кузьмину с письмом, в котором выразил опасение, что новый порядок чтения лекций, основанный лишь на устном пожелании императрицы, не станет прочным и будет продолжаться лишь до тех пор, пока он, Херасков, будет занимать должность директора университета. Михаил Матвеевич просил Кузьмина передать императрице его просьбу утвердить свое высочайшее намерение письменно: в этом случае оно "уже навсегда твердым намерением останется"*(377). Не дожидаясь ответа Екатерины II на свою просьбу, Херасков написал 19 ноября письмо куратору Адодурову, в котором объявил ему, что Ее Императорское Величество "всемилостивейше указать соизволила, что в университете пристойнее бы читать лекции на русском языке, а особливо юриспруденцию, что де неоднократно повторяя, соизволила всевысочайше повелеть, дабы о том старатца". Куратор Адодуров, сославшись на это письмо, рекомендовал С.Е. Десницкому и И.А. Третьякову готовиться к чтению лекций на русском языке. 29 ноября он обратился к Хераскову с просьбой приказать "докторам юриспруденции Третьякову и Десницкому..., как и докторам медицины Зибелину*(378) и Вениаминову, равно же и магистру Аничкову... лекции свои читать уже на русском языке". В заключение своего обращения к директору университета куратор заявил: "Каким же образом им себя к тем лекциям заблаговременно приуготовить и следуя назначенным от Конференции авторам в юридических лекциях показывать и употребление Российского права, оное оставляя вашему о том рачительному попечению"*(379).

На практике чтение лекций на русском языке в Московском университете началось 15 января 1768 года. Сообщение об этом было напечатано в тот же день в газете "Московские Ведомости". В нем говорилось: "С сего 1768 году в Императорском Московском университете, для лучшего распространения в России наук, начались лекции во всех трех факультетах природными Россиянами на Российском языке. Любители наук могут в те дни и часы слушать, которые оным в лекционном каталоге назначены"*(380).

В начале 1768 года С.Е. Десницкий написал первое свое крупное сочинение в области юриспруденции и политики. Оно называлось "Представление о учреждении законодательной, судительной и наказательной власти в Российской империи"*(381). Есть основания считать, что оно было написано по поручению генерал-прокурора князя А.А. Вяземского, исполнявшего одновременно со своей основной должностью обязанности президента Комиссии по сочинению нового Уложения.

В предварявшем основной текст данного произведения обращении к императрице Екатерине II Десницкий писал: "Ваше императорское величество для таких представлений, без сомнения, рассудительнейших меня изволите иметь в повелении подданных, которых долговременное упражнение в делах государственных несравненно больше будет уважаемым в вашем высочайшем изволении. И кроме таких подданных вашему величеству в таких важных предприятиях служить за счастие почитают и самые первые из ученых в Европе, которые по своему основательнейшему рассуждению в законоискусстве и в делах политических больше могут предвидеть, что полезным и возможным есть для учреждения в вашей империи. Того ради мое, без таких совершенств, о представляемых здесь учреждениях рассуждение не может заключать в себе никакого другого разумения, как только то одно, что я из последних [сил] дарованием служить своей всемилостивейшей монархине стараюсь"*(382).

Свое обращение к государыне Десницкий датировал 30-м февраля 1768 года. Приведенное число (или месяц) является очевидной опиской, поэтому точную дату завершения им указанного произведения определить невозможно. Это могло быть тридцатое января или тридцатое марта, но, скорее всего, Семен Ефимович имел в виду третий день февраля.

Екатерина II прочитала предложенное ей молодым русским правоведом "Представление о учреждении законодательной, судительной и наказательной власти в Российской империи". Некоторые из высказанных в нем идей просвещенная государыня включила во второе приложение к своему "Наказу" Комиссии, собранной для сочинения проекта нового Уложения*(383).

Десницкий высказывал в этом рассуждении свои мысли относительно различного рода государственных властей. Рассуждая о "судительной власти", он коснулся вопроса о том, "в каком знании и науках судьи искусны должны быть". Ответ его на этой вопрос гласил: "Искусство и знание, надобное судии, зависит: 1) От свойственности его рассуждений о том, что добрым и худым слывет в свете. 2) Такое его знание несравненно еще больше усугублено может быть из учения премногих примеров судебных дел. Первое руководство, показующее, в чем свойственность наших рассуждений состоит, есть нравоучительная философия, натуральная юриспруденция и кроме сих учение натуры человеческой, которая больше познается с чтения и примечаний писателей о разных правлениях народов, нежели из школьных метафизических споров. Второе средство для снабдения нашего разума довольными примерами судебных дел есть учение такой системы, в которой бы можно ясно видеть все примеры судов, и сверх сего начало, возвышение и совершенство правления. Для сего лучшей нет другой системы, кроме законов римских. Почему следует, чтоб судьи до вступления на такую должность довольно управлялися в нравоучительной философии, натуральной юриспруденции и в римских законах, и кроме сих наук они должны подробно знать и искусно толковать законы своего отечества"*(384).

Из этих слов видно, что Десницкий считал главным способом подготовки судей изучение ими теоретической юриспруденции, преподававшейся в университетах. В примечании к приведенному высказыванию правовед заявлял, что судья "принужден будет иметь полное университетское воспитание, для которого по причине столь обширного государства российского со временем могут быть учреждены училища во всех местах, где такие главные судьи тяжебные и криминальные будут присутствовать, равномерно как и факультеты адвокатские с библиотеками, надобными адвокатам". При этом он отмечал, что "судья точно так, как человек художественный, чем больше будет иметь в своей голове разных примеров, надобных к его профессии, тем больше будет искусен в своем деле и знании. И потому он должен знать историю, разные языки, как например, латинский, немецкий, французский и английский, дабы с помощью сих мог читать разные системы законов и тем бы мог усугубить свое знание и искусство в делах судебных"*(385).

Десницкий не отрицал необходимости практической подготовки судей, но полагал, что она должна быть дополнением к изучению ими теоретической юриспруденции.

8 мая 1768 года куратор Адодуров распорядился своим ордером произвести докторов юриспруденции С.Е. Десницкого и И.А. Третьякова, "в рассуждении их порядочного и с успехом своих должностей отправления", экстраординарными профессорами*(386). 24 мая того же года Десницкий впервые принял участие в работе Конференции Московского университета в качестве ее полноправного члена.

30 июня 1768 года свободных наук магистр, юриспруденции доктор, римских и российских прав экстраординарный профессор Семен Десницкий прочитал в торжественном университетском собрании, состоявшемся по случаю шестой годовщины "всерадостного восшествия на престол государыни императрицы Екатерины Алексеевны", лекцию "Слово о прямом и ближайшем способе к научению юриспруденции"*(387). Ученый провозглашал в этой лекции задачу создания кратких наставлений "всероссийских прав" и развертывания специального преподавания русской юриспруденции. "Удивительно, - говорил он, - что в России до сих времен никакого почти особливого старания к отечественной юриспруденции прилагаемо не было. Мы не имеем и поныне никаких сокращенных по примеру других государств наставлений российских законов"*(388). По мнению Десницкого, одна из причин этого заключается в том, что в России все законодательство писалось "на природном языке" и "в российских указах не было никогда таких трудных и невразумительных слов, какие примечаются в законах феодальных правлений"*(389). Другой причиной было "немножество законов в России и дел государственных"*(390). В настоящее же время, отмечал Десницкий, ситуация в России изменилась: "по причине множества дел, и внутрь и вне государства происходящих, и по причине разных беспрестанно установляемых возобновлений законы и дела довольно умножились и требуют уже необходимо, чтоб сделаны были и напечатаны для общего всех знания краткие наставления всероссийских прав"*(391). Вследствие этого возникла потребность и в преподавании российской юриспруденции. В связи с этим он высказывал мысль о том, что для преподавания российской юриспруденции в российских учебных заведениях необходим особый профессор, обязанностью которого было бы показывать данную юриспруденцию "порядком историческим, метафизическим и политическим, снося притом законы российские с натуральным об них рассуждением"*(392).

Десницким были начертаны и контуры той системы, по которой следовало, с его точки зрения, излагать российскую юриспруденцию. Он полагал, что сначала необходимо показать "главное всех российских прав разделение на права, происходящие от различного состояния людей в России, и на права, происходящие от различных и взаимных дел между обывателями российскими". Затем следует рассмотреть "права вещественные и персональные, то есть собственность, владение, наследие, право дозволенное, заклады, откупы, контракты и подобные сим права". После них - "тяжебные и криминальные дела с назначенными по указам наказаниями"*(393).

Общая система преподавания наук в России должна была, по мнению Десницкого, состоять из четырех частей: нравоучительной философии, естественной (натуральной) юриспруденции, римского права и русского права. Русский правовед проверил подобную систему на себе во время учебы в университете Глазго. Ей следовали ведущие профессора этого университета - Адам Смит и его ученик Джон Миллар. В "Слове о способе к научению юриспруденции..." Десницкий признавал, что в его рассуждении "господина Смита нравоучительная философия ближайше с натуральною юриспруденциею соединена, нежели все другие системы сея науки"*(394).

В мае 1770 года М.М. Херасков, покидая пост директора Московского университета, подал куратору Адодурову представление о производстве экстраординарных профессоров Десницкого и Третьякова ординарными профессорами юридического факультета.

В 1773 году профессору Десницкому удалось добиться открытия на факультете кафедры русского законоведения и начать чтение лекционного курса по этому важнейшему для будущих русских юристов предмету. "Незнание закона отечественного всегда почиталось, даже у древних, бесчестным для тех, коим доверенность возложила отечество наблюдать и производить в действование закон", - подчеркивал он в речи "Юридическое рассуждение о пользе знания отечественного законоискусства, и о надобном возобновлении оного в государственных высокопокровительствуемых училищах", с которой выступал в торжественном собрании Московского университета 22 апреля 1778 года.

Изучение русского права Десницкий считал важнейшей задачей университетской системы юридического образования. При этом он отказывался от практического метода познания русских законов вследствие его бессистемности и неэффективности. По его словам, "прежних веков законоучители и письмоводители не столько для изъяснения вещей, к их упражнению принадлежащих, сколько для показания своей должности писали. В таком преподавании бременном и непорядочном юриспруденция, наука, впрочем, наиблагороднейшая и полезнейшая, от множества пространных писателей учинилась бременною и учащихся умы обременяла и отягощала"*(395). Не принимал Десницкий в качестве метода изучения русского права и глоссаторские приемы, в каковых он усматривал "безмерное и беспорядочное множество законоучительских примечаний, которых прочтение отнимало у всех почти размышление, утомляло рачительную память и в изнеможение приводило всю остроту разума и рассуждения"*(396).

Единственным методом, способным дать студентам знание отечественного права, Десницкий считал метод научного его изучения. В отсутствии науки русского права он видел главный недостаток формировавшегося в России в стенах Московского университета юридического образования. В своей речи, посвященной пользе знания отечественного законоискусства, которую он произнес в торжественном собрании Московского университета в 1778 году, Десницкий говорил: "Римское право преподается здесь уже более 20 лет и во всей своей полной системе. Когда напротив сему Российское право не составляет в себе ни какой особливой науки, кроме практического употребления судящих и судящихся; хотя впрочем основано оное на твердом положении, и утверждено быть может опытами множественных веков..."*(397)

Осенью 1781 года умер профессор Филипп-Генрих Дильтей. За пять лет до этого Московский университет покинул из-за болезни И.А. Третьяков. С.Е. Десницкий остался на юридическом факультете единственным профессором. В 1782 году на место Дильтея был приглашен Теодор Баузе. Однако, пробыв на факультете всего один учебный год, он уехал в Германию.

В 1783 году С.Е. Десницкий был избран в члены Российской Академии наук.

К сожалению, жизнь первого русского профессора юридического факультета Московского университета оказалась недолгой. В 1787 году он почувствовал, что здоровье не позволяет ему вести преподавательскую деятельность на должном уровне, и подал в отставку. 15 июня 1789 года Семен Ефимович Десницкий скончался.

* * *

Большую часть произведений С.Е. Десницкого составляют речи, "говоренные" им в торжественных собраниях Московского университета и публиковавшиеся тогда же в университетской типографии*(398). Кроме вышеназванных речей он произнес в различные годы по разным торжественным дням: "Слово о причинах смертных казней по делам криминальным" (22 апреля 1770 г.), "Юридическое рассуждение о вещах Священных, Святых и принятых в благочестие, с показанием прав, какими оные у разных народов защищаются" (22 апреля 1772 г.), "Юридическое рассуждение о разных понятиях, какие имеют народы о собственности имения в различных состояниях общежительства" (21 апреля 1781 г.).

Помимо юридических наук Десницкий преподавал в Московском университете также английский язык. Он даже написал какое-то учебное пособие для русских студентов, изучавших английский язык. В последнее десятилетие своей жизни Семен Ефимович много занимался переводами с английского языка на русский. Так, в 1780 году вышел в свет его перевод труда английского ученого-агронома Томаса Боудена "Наставник земледельческий" (The Farmer's Director), изданный четырьмя годами раньше в Лондоне.

В 1780-1782 годах был издан в трех томах под названием "Истолкования английских законов" осуществленный Десницким перевод на русский язык четырехтомного труда Уильяма Блэкстоуна (William Blackstone, 1723-1780) "Комментарии к законам Англии (Commentaries on the Laws of England)", вышедшего первым изданием в 1765-1769 годах. Десницкий не ограничился простым переложением содержания этого грандиозного произведения английского правоведа, но снабдил его своими примечаниями*(399). Одно из самых интересных примечаний он сделал ко второму тому "Комментариев". "Г. Блэкстоун, - отмечал русский правовед, - полагает, что причиною смерти Карла первого было его подписание и соглашение на акт, уполномочивающий быть парламенту всегдашнему и несменяемому; но г. Гюм (Давид Юм, шотландский философ. - В.Т.), великий философ и историк аглинский, полагает причиною смерти сего несчастного государя коммерцию, которая в тогдашние времена столь безмерно усилилась, что даже мясники и пивовары, заседая в законодательстве, подавали страшный приговор на своего законного государя. Напротив того, сей же самый писатель утверждает, что когда при Генрике VIII коммерция аглинская не столь была обширна и безмерна, то и оба парламенты при сем государе были в трепете и, как восточных монархов гнусные рабы, похваляли в нем даже и самое бесчеловечие. Да сие и действительно в Англии последовало от безмерной и худо предуправляемой коммерции. Ибо сокровиществующие миллионщики ужасное во всем правительстве могут делать наваждение, influence, и могут нечувствительно тьмы народов от себя зависящими сделать; и это знак не токмо дурной, но и весьма опасной коммерции, когда оная вся перевалится в руки немногих богачей, которые своим безмерным достатком задавляют всех прочих и делают такую нечувствительную во всем монополию, или единопродавство, которого ни самое премудрое правительство предусмотреть и отвратить не может. Кратко сказать, у сокровиществующих миллионщиков даже и самое правосудие может быть нечувствительно на откупе"*(400).

Приведенное примечание показывает, что Десницкий был не просто выдающимся ученым-правоведом, но и гражданином - человеком, жившим интересами общества. Его произведения являлись по своему содержанию не только научными трактатами, но и произведениями, выражавшими определенное политическое мировоззрение. Воспринимая учения шотландских ученых Адама Смита, Джона Миллара и Давида Юма, Десницкий видоизменял их в соответствии с собственными представлениями о социально-политическом устройстве и правовой жизни общества, привносил в их концепции новые идеи*(401). В лице С.Е. Десницкого Московский университет имел, таким образом, не просто первого русского профессора юриспруденции, но глубокого и оригинального мыслителя. "Самое блестящее украшение университета в XVIII веке"*(402), - так назвал Десницкого профессор-историк А.А. Кизеветтер.