Дмитрий Иванович Азаревич (1848-1920)

Дмитрий Иванович Азаревич родился 1 октября 1848 года в г. Горы-Горки Могилевской губернии в семье профессора законоведения Горы-Горецкого земледельческого института. В возрасте 8 лет Дмитрий Азаревич был послан родителями на учебу в немецкую Анненскую школу в Санкт-Петербурге. Смерть отца, повлекшая за собой ухудшение материального положения семьи, заставила мальчика перейти в 3-ю Санкт-Петербургскую классическую гимназию. По окончании в 1866 году гимназического курса с золотой медалью он поступил на юридический факультет Императорского Санкт-Петербургского университета.

В студенческие годы определился на всю последующую жизнь главный научный интерес Д.И. Азаревича: в центре его внимания оказалось римское право. В 1870 году за выпускное сочинение "О договоре доверенности" он получил золотую медаль. В том же году Дмитрий Азаревич был принят в стипендиаты кафедры римского права для подготовки к преподавательской деятельности.

Осенью 1872 года Азаревич выдержал магистерский экзамен, а 3 декабря успешно защитил в публичном диспуте на юридическом факультете Санкт-Петербургского университета диссертацию на звание магистра гражданского права. Ее темой было "О различии между опекой и попечительством по римскому праву". Незадолго до защиты она вышла в свет в качестве книги*(1486). Оппонентами диссертанта являлись С.В. Пахман и Л.Б. Дорн.

Магистерская работа Азаревича, в которой была предпринята попытка доказать отсутствие в римском праве различия между опекой и попечительством, не осталась незамеченной среди российских правоведов. Известный в то время цивилист И.Г. Табашников дал следующую оценку труду молодого ученого: "Книга Азаревича есть явление весьма утешительное для наших юристов. Она доказывает, что и в нашем отечестве есть люди, которые вовсе не пренебрегают изучением римского права. Она доказывает также, что хотя г. Азаревич и увлекся духом новаторства и зашел несколько дальше дозволенного, но что тем не менее он одарен тонким юридическим чутьем и богатою диалектикой"*(1487). При этом Табашников указал и на слабые стороны диссертации Азаревича. "Доказать отсутствие различия между опекою и попечительством в римском праве - вот к чему направлены все усилия и стремления автора, - констатировал он. - Так что вышеприведенное заглавие... вовсе не соответствует содержанию книги, которую вернее было бы озаглавить: о безразличии между опекою и попечительством"*(1488). Упрекнув диссертанта в том, что он избрал для своего исследования узкоспециальную тему, рецензент отметил далее, что "Автор в своем исследовании отправлялся от точки зрения полицейского права, находя, что главное назначение и опеки, и попечительства заключается в охранении имущества несовершеннолетних", но "почти все постановления гражданского права направлены к охранению имущества частных лиц, и следовательно, придерживаясь точки зрения автора, можно было бы прийти к заключению, что между всеми институтами этого права нет никакой разницы"*(1489). Табашников советовал Азаревичу "сравнить опеку и попечительство не по их цели или назначению, а по юридическому положению опекуна, попечителя и опекаемого"*(1490). По его мнению, "отсюда легко вывести и различие между опекуном и попечителем по римскому праву. Первый заступает юридическую, публичную личность малолетнего во всех юридических действиях, последний является лишь обязательным пособником минора"*(1491).

В 1873 году Д.И. Азаревич был послан за границу для совершенствования познаний в юридических науках. По возвращении в Россию он был назначен на должность экстраординарного профессора по кафедре римского и гражданского права в Демидовском юридическом лицее.

Период работы Азаревича в Ярославле было для него временем интенсивных научных исследований в области истории древнеримского государства, римского и византийского права. В 1875 году вышел в свет его двухтомный труд "Патриции и плебеи в Риме. Историко-юридическое исследование". Новизна этой книги заключалась уже в самом методологическом подходе автора к фактам древнеримской истории.

"Самая основная и самая трудная работа в исследовании римских древностей, - отмечал Азаревич в начале первого тома, - это установление частных фактов, на которых строится представление; иначе последнее выйдет простою голословностью, как это в результате всех общих теорий и оказалось по отвержении их позднейшими писателями. Но при такой темноте, неполноте и противоречиях источников исследование этих частных вопросов истории древнего Рима должно идти не путем интерпретации в исторической последовательности рассказа наших источников, так как это значило бы выходить из их представления, построенного часто на весьма сомнительных и всегда кратких свидетельствах таких даже писателей, как Фабий Пиктор. Идя таким путем, представление данного вопроса строится уже на древнейших данных, под которое подводятся свидетельства позднейших достоверных времен. Поэтому мы полагаем, что в тех вопросах, по которым мы находим следы в достоверные времена римской истории, или которые только условливаются причинной связью вопросами историческими, следует выходить из этих позднейших данных, строить на них представление и затем, по мере возможности, приближаться до крайнего рубежа достоверной истории"*(1492).

Многие русские правоведы второй половины XIX века находились под огромным влиянием научных трудов Рудольфа фон Иеринга. Д.И. Азаревич был одним из тех, кто относился к творчеству немецкого правоведа весьма критически. Во втором томе книги "Патриции и плебеи в Риме" он указал на априорность его выводов, на его склонность подгонять факты под заранее выработанную схему. "Действительно, чем могла быть убедительнее конструкция Игеринга*(1493), например, перед гегелевской? - вопрошал русский ученый. - И там, и тут подтасовка римских институтов под предвзятые категории; и тут, и там источники приводятся только с тем, чтобы подтвердить взгляд, а не для наведения. При всем моем уважении к трудам Игеринга, я еще прежде, при исследовании отдельных вопросов римского права, часто принужден был отказываться от таких взглядов, которые, как необходимые звенья входили в обширную его систему, а следовательно, расходился и с общими его взглядами по истории римского гражданского права. Это побудило меня искать нового общего исходного основания для исследований в истории римского права. С этой целью и предпринят был настоящий труд"*(1494).

Далее Азаревич разъяснял суть своего исследования древнеримского общества. "Выходя из положительно исторических данных, - писал он, - я путем умозаключений старался найти ту основную форму древнейшего римского общежития, которая объяснила бы все позднейшие формы римских гражданских институтов. В первом томе исследованием чисто государственных институтов я дошел до убеждения, что эта основная форма была род, gens, с единоличною неограниченною властью владыки, и прочими очерченными его чертами, т.е. римский род был прототипом римского государства, от которого отправлялось все последующее развитие, следы чего мы проследили до конца республики. Этот результат, проверенный на критическом анализе дуалистической теории в гражданском праве, как нельзя более подтверждался. Все главнейшие институты семейного и наследственного права объяснились основными чертами замкнутого, обособленного римского рода. Этим же характером рода обусловливались занятия и внутренний оборот у древних римлян, формальности которого дали достаточно оснований к предположению, что отношения между родами весьма легко могут быть уподоблены международным. В этом признаке лежит объяснение всего обязательственного права, судебных формальностей и вообще всех актов, символом которых была hasta (копье. - В.Т.)"*(1495).

В 1876 и 1877 годах в Ярославле вышла в двух частях книга Д.И. Азаревича "История византийского права" *(1496). "Византийским правом" Азаревич называл в данной книге "римское право, отмеченное особенностями византийского элемента" или право, "исторически выработанное в Восточной Римской империи на началах частного римского права".

В 1879 году в Ярославле была напечатана небольшая (объемом в 136 стр.) работа Азаревича "Брачные элементы и их значение". В 1880 году он издал тексты трех своих лекций на тему "Античный мир и христианство", прочитанных в пользу "недостаточных" студентов Демидовского юридического лицея. Дмитрий Иванович показал в них, что "античная мысль сама собою дошла до таких начал нравственности, которые сильно напоминали христианство и расходились с основною житейскою моралью античного мира"*(1497). При этом он отмечал, что хотя внутренняя предшествовавшая работа античного общества "значительно подготовила почву к восприятию нравственного учения христианской веры, но тем не менее мораль античного мира пред самой победой христианства... далеко не совпадала с христианской моралью"*(1498). В данном обстоятельстве им усматривалась причина того, что "всеобщее признание христианской религии не отразилось немедленно в общественной нравственности"*(1499).

В 1882 году Д.И. Азаревич опубликовал в "Журнале гражданского и уголовного права" (кн. 9. С. 79-102) довольно обширную статью "Рудольф фон Иеринг", посвященную критическому анализу таких научных трудов этого немецкого правоведа, как "Дух римского права", "Борьба за право", "Цель в праве". Рассматривая метод его исследования, Азаревич писал в указанной статье: "Иеринга нельзя считать, по напечатанным до сих пор трудам, основателем какой-нибудь новой школы в правоведении. О школе можно говорить тогда, когда мы имеем дело с особенным приемом исследований, открывающим новые области для этих исследований или только ведущим к особенной постановке и решению научных вопросов. Особенностей же в приеме исследований Иеринга, сравнительно с приемами других ученых, положительно найти невозможно... Правда, если считать эклектизм за особенный метод, то Иеринг имеет полное право притязать на самостоятельность. Но едва ли можно смесь всевозможных известных уже методов, по условному смыслу последнего слова, равно как и какую-либо особенность языка, относить к числу самостоятельных приемов исследований"*(1500).

Опираясь на выводы о происхождении древнеримского права, изложенные в "Духе римского права", Иеринг провел в книге "Борьба за право" идею о том, что всякое право в мире отвоевывается, всякое правовое положение утверждается лишь после победы над его противниками и, следовательно, существо права заключается в борьбе, а цель его - в мире. Оценивая эту концепцию немецкого ученого, Азаревич писал: "Но если бы Иеринг и доказал исторически, что право всегда происходит и существует путем борьбы, то отсюда еще не следует, что в самом понятии права заключается признак борьбы. Это следовало бы лишь тогда, когда право было бы немыслимо без такого признака. Иеринг, сводя свою теорию борьбы к определению права, говорит, что право не есть понятие логическое, а понятие силы (Kraftbegriff) и при этом упрекает в односторонности научную точку зрения современных теоретиков и философов права, которые смотрят на право, не столько с реалистической стороны, как понятия силы, а как на систему абстрактных правовых положений. Что касается до правового порядка государственного общежития, то право, по отношению к членам этого общежития, представляется властью, все преоборяющею; в этом выражается признак принудительного его осуществления, и с этой точки зрения можно сказать, что сила (принудительная) есть необходимый элемент в понятии права, но между людьми право остается правом, когда оно и не может быть осуществлено, когда власть отказывает ему в услуге"*(1501).

Русский правовед признавал, что первоначальное право, весьма вероятно, в главном своем составе отождествлялось с волей более сильного. "Но в то же время, - отмечал он, - на образование права могло влиять и сознание практической и логической необходимости, и этот фактор со временем выступает на первый план. Однако простая целесообразность не исчерпывает сущности права. Сила его основывается на отвращении к неправу не потому только, что сознается разумность данного правового порядка, а потому, что оно соответствует нравственным понятиям данного общежития. Без нравственного элемента немыслимо ни одно право, немыслимо поэтому и общежитие. Поэтому правовая обязанность совпадает с нравственною, сила права опирается на силу совести. Право и мораль, по внутренней сущности, вещи однородные. Говоря о силе и разуме, не следует забывать важнейшего из элементов права, элемента нравственного. Он возвышает право над понятием силы, а иногда и над сознанием разумности, целесообразности"*(1502). С точки зрения такого взгляда на право Азаревич и критиковал Иеринга. У немецкого правоведа нравственный элемент не играл в учении о праве почти никакой роли.

Оценивая в целом творчество Рудольфа фон Иеринга, Д.А. Азаревич писал, что у него "везде проглядывает потребность и стремление философствовать, хотя он сам сознается в большом недостатке философского образования и в то же время высказывает, в интересах науки, пожелание, чтобы историк права и философ протянули друг другу руки. Поэтому в трудах Иеринга нередко встречаются усилия над давно уже сделанной работой, а также частое витание в неопределенной высоте чистых абстракций, в то время как он предполагает под собою крепкую историческую почву. Главное общее значение Иеринга до настоящего времени ограничивалось тем, что всякий его труд, по указанным качествам, возбуждал к более глубокому анализу подлежащих вопросов и тем вызывал целую литературу, за которой сам Иеринг иногда терялся вовсе. Одним словом, Иеринг, по меткому выражению Кунце*(1503), играет роль Sturmvogel - птицы, предвещающей бурю"*(1504).

В 1877 году Д.И. Азаревич защитил на юридическом факультете Императорского Новороссийского университета в Одессе докторскую диссертацию на тему "Прекариум по римскому праву". Она была издана в том же году в виде отдельной книги*(1505). В 1882 году Дмитрий Иванович был избран на должность ординарного профессора указанного университета: ему было поручено читать на юридическом факультете лекции по римскому праву*(1506), русскому гражданскому праву и курс торгового права после введения его в программу обучения студентов-юристов Университетским уставом 1884 года.

В 1886 году Азаревич стал деканом юридического факультета Новороссийского университета, но проработал он в этой должности недолго. 11 апреля 1887 года Дмитрия Ивановича избрали на должность ординарного профессора Варшавского университета по кафедре гражданского права и гражданского судопроизводства, и он переехал из Одессы в Варшаву. "Обозрение преподавания предметов в Императорском Варшавском университете" на 1896/97 учебный год показывает, что он читал здесь лекции не только по гражданскому праву и гражданскому судопроизводству, но и по торговому праву*(1507). На основе последних им были подготовлены "Очерки по торговому праву", первый выпуск которых вышел в свет в Варшаве в 1897 году.

В год переезда Азаревича в Варшаву вышла в свет его двухтомная книга "Система римского права", подводившая итоги его многолетних исследований в этой области*(1508). Но самым крупным трудом ученого в варшавский период его преподавательской деятельности был курс судоустройства и судопроизводства по гражданским делам, выпущенный им в трех томах в 1891-1900 годах*(1509).

В списках преподавателей Варшавского университета на 1904/05 учебный год имя профессора Д.И. Азаревича отсутствует. В 1915 году он упоминался в одном из юридических периодических изданий как бывший профессор Варшавского университета*(1510). По некоторым сведениям, Дмитрий Иванович Азаревич умер (или погиб) в 1920 году.

* * *

Научное наследие Д.И. Азаревича состоит из полутора десятков книг (некоторые из них вышли в 2-3-х томах) и целого ряда журнальных статей, рецензий, переводов иностранных произведений на русских язык.

Взгляды ученого на право вообще в наиболее ясной форме были выражены им в торжественной актовой речи "Соблюдение законов", произнесенной в Варшавском университете в 1890 году. Ее текст, объемом в 31 страницу, был в том же году опубликован в "Варшавских университетских известиях" и издан в виде отдельной брошюры. Немало обобщений относительно права содержится и в работах Азаревича более конкретного характера, посвященных, например, римскому праву. В книге "Система римского права" он писал: "Назначение права состоит в определении деятельности человека. Итак, право состоит в ограничении воли или свободы, иначе - право есть мера свободы"*(1511).

Внутреннее основание обязательности действующего права Азаревич видел в началах разума и справедливости. При этом им подчеркивалось, что право не утрачивает своей силы в том случае, когда кто-либо находит его предписания несправедливыми и неразумными. "Следует энергетически восставать против того учения, - заявлял он, - по которому соблюдение положительного права ставится в зависимость от оценки его справедливости и разумности"*(1512). "Право должно осуществлять своими предписаниями веления справедливости и разума - таковы требования и к законодателю, но в жизни первой непосредственной мерой для данных действий человека является само положительное право"*(1513).

Справедливость права заключается, по мнению Азаревича, в том, что оно не считается с домогательствами отдельных лиц, с чисто личными стремлениями и пожеланиями, а распределяет между заинтересованными полагающееся им всегда по равной для всех мерке. "По содержанию своему, - делал вывод ученый, - право есть внешний жизненный порядок, устанавливающий равновесие эгоизмов отдельных лиц"*(1514). Эту цивилизующую роль право способно играть только потому, что оно является выражением общих для всех духовных ценностей, формируется не произволом отдельного лица или группы лиц, облеченных высшей властью, но всей культурной жизнью народа. "Как произведение культуры, отмеченное духовными особенностями данного народа в результате всего его исторического развития, - писал Азаревич, - положительное право представляется духовной составляющей связью, святыней в сердце национальной общности. Оно устанавливается не отдельными какими-либо стремлениями, а всей совокупностью духовной жизни данного народа. Его основательно считают за выражение общей воли, а потому всякое начало может быть отменено только общею же волею. Это следует уже из самой логики права"*(1515).

Азаревич смотрел на право как на нравственное явление. Он считал, что оно, отличаясь свойством целесообразности, должно со всей необходимостью соответствовать общественной морали. Моральные нормы того или иного общества составляют опору его права. Поэтому, утверждал ученый, "христианские государства должны бороться против таких этических теорий, которые противоречат христианскому правовому строю, хотя бы эти учения исходили из религиозных представлений (например, еврейский талмуд). Государства обязаны всеми средствами ограничивать влияние такого учения, чтобы не обречь себя на постоянную борьбу за свои правовые нормы и в конце концов не погибнуть под гнетом нравственного растления всего остального населения. По этому всему совершенно основательно думают, что государство, между прочим, не должно выпускать школы из своих рук, обязано ограждать ее от вторжения учений, противоречащих признанному в нем порядку"*(1516).

Однако не только народные нравы воздействуют на право, но и право в свою очередь оказывает влияние на нравы. "Положительное право, - писал Азаревич, - проникает всю жизнь народа, пропитывает всю почву, на которой работает человек. Право есть зеркало своего времени"*(1517). Нельзя допустить, подчеркивал он, чтобы закон обходился или отменялся распоряжениями административных или судебных властей. Такое явление прямо оскорбляет правовое чувство граждан, а с другой стороны, способствует возникновению незаконных притязаний.

Утверждая, что право, как и другие области духовной жизни народа, должно быть национальным, то есть формироваться из исторических основ национальной жизни, считая вредными "заимствования западного формализма" российскими правоведами, Азаревич вместе с тем высказывал убеждение в том, что "современная культура мыслима лишь при взаимном воздействии народов друг на друга, что народы друг друга восполняют, делая друг от друга заимствования и материальных, и духовных благ"*(1518).

Отличительной особенностью Азаревича как ученого была его способность видеть общее, закономерное в исключительно частных, мелких и единичных вещах. С самого начала своей научной деятельности Дмитрий Иванович постоянно слышал упреки в том, что он занимается слишком узкими, специальными темами. В 1887 году в "Журнале гражданского и уголовного права" (Кн. 8. Октябрь. С. 131-138) правовед А.X. Гольмстен поместил рецензию на первый том книги Азаревича "Система римского права", в которой заявил, что автор напрасно останавливается на таких чисто римских институтах, как рабство, которые "отжили свой век и для современного быта никакого значения не имеют" (с. 135). В предисловии ко второму тому своей книги Дмитрий Иванович ответил на этот упрек следующим образом: "Если я укажу на тот факт, что и на Западе не существует многих римских институтов, как например, рабства, а тем не менее они находят такое же подробное, как у меня, изложение в курсах по догме римского права, то в словах г. Гольмстена должно искать какого-то недоразумения. Мне кажется, г. Гольмстен просто упустил из виду, из каких материалов общая наука гражданского права создавала свои общие начала, строго систематизированные. Путем отвлечения от римского рабства и переходных к свободе состояний правоведение выработало общее учение о правоспособности и ее ограничениях"*(1519).

В этом предисловии Азаревич дал отповедь и С.А. Муромцеву, который, будучи редактором журнала "Юридический вестник", поместил в его ноябрьском номере за 1887 год (с. 504-513) довольно грубую рецензию на первый том "Системы римского права". "Итак, что представляет из себя научная личность самого г. Муромцева? - вопросил Дмитрий Иванович и ответил, будто кнутом ударил: - "В немногих словах: с научной и педагогической стороны вся деятельность г. Муромцева на поприще права была одним сплошным развратом. Прежде всего у г. Муромцева нет ни одного чисто юридического труда. С самого начала он занялся подражанием сильному, оригинальному Иерингу"*(1520).

О самом главном произведении Муромцева - опубликованной в 1883 году книге "Гражданское право Древнего Рима" - Азаревич написал: "Книга эта представляет невозможное искажение прекрасного юридического труда Пернице "Antistius Labeo. Das rom. Privatrecht im ersten Jahrh. D. Keiserzeit"*(1521), из которого г. Муромцев умудрился сделать какой-то социологический этюд, почти без юридического материала"*(1522). После этого Дмитрий Иванович с иронией заметил: "Муромцеву же принадлежит та новая мысль, что для судьи закон не должен иметь обязательной силы"*(1523).

Стремление ниспровергать самые громкие авторитеты (например, Иеринга) и общепризнанные концепции в области юриспруденции, которым с самого начала своей научной деятельности отличался Азаревич, не могло не вызывать к нему со стороны ряда его коллег неприязненного отношения. В статье о нем, помещенной в "Критико-биографическом словаре русских писателей и ученых" (СПб., 1886. Вып. 1. С. 134-139), составленном С.А. Венгеровым, о его репутации в среде российских правоведов говорилось следующее: "Исследования Азаревича прочно за ним установили среди наших ученых юристов репутацию человека талантливого, способного работать и обладающего обширнейшею эрудицией по избранной им специальности, но зато, с другой стороны, за ним столь же прочно установилась репутация человека, до того обуреваемого неудержимым стремлением во что бы то ни стало сказать что-нибудь новое и оригинальное, что это стремление ведет его к целому ряду натяжек и софизмов, в общем сильно подрывающих научное значение его исследования".

Взгляды Д.И. Азаревича на современное ему общество выражали общее настроение европейской интеллектуальной элиты того времени. Стержнем его был пессимизм, проистекавший из утраты веры в прогресс человечества, в его счастливую будущую судьбу. "Теперь уже нельзя потемнить никакими посторонними соображениями весь ужас того положения вещей, при котором человечество систематически, с колоссальными тратами и с крайним напряжением разрабатывает искусство избивать сотнями тысяч себе подобных"*(1524), - грустно констатировал Д.И. Азаревич в 1890 году в актовой речи в Варшавском университете. О своей стране он при этом говорил: "Россия уже давно засвидетельствовала пред всем светом твердое намерение к миру, полный отказ от своекорыстной политики. Но при настоящих влияниях Запада и при постепенном вооружении азиятских наших соседей мы должны желать развития нашего военного могущества, принося на это дело все умственные и физические средства. Только при сознании своей силы дорогая наша Родина может спокойно работать над развитием своего внутреннего нравственного и материального благосостояния, смело смотря по ту сторону границ на замыслы единичных и соединенных ее врагов"*(1525).