Politicheskiy_islam_v_stranakh_Severnoy_Afriki

вЛивию и оттуда в Египет, где вплоть до дня своей гибели от руки неизвестных (случившейся 12 августа 1961 г. во Франкфурте- на-Майне) плел заговоры с целью покушения на жизнь Бургибы, публично проклиная главу Тунисской Республики, якобы ввергнувшего ее «в пучину ереси и разврата». Согласен был с этим Насер или не согласен, но он потворствовал тунисскому диссиденту № 1, дважды заочно приговоренному на родине к смертной казни, создавая тем самым впечатление, что является его единомышленником.

Надо сказать, что арабский национализм Насера, щедро использовавшего яркую революционно-антиимпериалистическую риторику, подхваченную Бен Юсефом, простые тунисцы того времени ошибочно отождествляли с «мусульманским патриотизмом», а реальные и мнимые успехи египетского президента на международной арене, в первую очередь его «Великая победа на Суэце», т. е. отражение Тройственной агрессии 1956 г., порождали надежду на исторический реванш арабского мира, смешанную с имперской ностальгией. Ностальгией по тому далекому «золотому веку», когда величию и могуществу единого Арабского Халифата не было равных на белом свете. Между тем отношения Бургибы с Насером развивались, мягко говоря, неровно, и это обстоятельство лишь укрепило намерение Рашида аль-Ганнуши искать счастья на берегах Нила.

Скопив за два года учительства немного денег, он в компании подобных ему товарищей нелегально пустился в путь и был принят на агрономический факультет Каирского университета. Однако не успели новоиспеченные студенты просидеть и трех месяцев на его скамье, как стали персонами нон-грата. Они не учли того факта, что в египетско-тунисских отношениях наступила оттепель, и с изумлением встретили решение властей ОАР об их, студентов, экстрадиции. На этом настаивало тунисское посольство в преддверии визита Бургибы в Каир, намеченного на февраль 1965 г.

Из вожделенной страны, которая оказалась на деле не столь уж революционной и гостеприимной, какой виделась издалека, Рашиду аль-Ганнуши пришлось спасаться бегством. Возвращение на родину ничего хорошего ему не сулило, кроме неприятностей с полицией. Наслушавшись в Каире передач «Радио-Тирана» на арабском языке, он решил попытать счастья в Албании, хотя ни с кем из ее граждан не был знаком. Осуществись этот его неординарный план, быть может, несостоявшийся агроном превратился бы

вмарксиста-ленинца маоистского толка, но судьба распорядилась иначе. На аэровокзале, у кассы, где он уже заказал билет до Тираны, кто-то сообщил ему, что тунисцев охотно берут в Дамасский университет, предоставляют им государственные стипендии. И вот

самолет перенес его с древней земли фараонов в Сирию, где он провел следующие четыре года и впервые осознал, что быть арабом не означает непременно быть мусульманином (как привыкли думать в Тунисе) и что идеология арабского национализма в известном смысле расходится с исламом.

В Дамаске он выбрал философский факультет и без особого, правда, рвения участвовал в деятельности партии сирийских насеристов, интересовался марксизмом, к которому одно время склонялся, но в общем был аполитичен, а из нормативных обязанностей мусульманина соблюдал лишь пост. Подлинным потрясением, которое перевернуло его ум и душу, стала «шестидневная война», в которой арабы потерпели сокрушительное поражение. Она-то и стала психологическим детонатором взрыва так называемого политического ислама, волна которого вскоре захлестнула и Арабский Восток, и Магриб.

Дремавшая идеология «Братьев-мусульман», которых Насер если не отправил на виселицу, как Сейида Кутба в 1966 г., то держал под тюремным замком, вырвалась наружу. Произошло это, конечно, не сразу, и в каждой отдельно взятой стране стимулировалось своими внутренними причинами. Так, в Тунисе катализатором развития исламизма послужил политический кризис 1969 г., вызванный провалом программы сельскохозяйственной кооперации, крестьянскими бунтами осени этого года и отказом от «социалистического эксперимента», связанного с именем Ахмеда бен Салаха, министра с 6-ю портфелями, на которого президент Бургиба поспешил взвалить всю вину за «перегибы» в экономической политике правительства. Этот кризис, по мнению ряда аналитиков, повлек за собой «делегитимацию режима» –– частичную утрату им общественного доверия.

Аналогичные процессы наблюдались и в Египте (опустим различия между теорией и практикой «дустуровского социализма» в Тунисе и «арабского социализма» в ОАР), где катастрофа 1967 г. нанесла болезненный удар как по национальной гордости египтян, так и по личному престижу Насера и, наверное, довела его до преждевременной смерти.

Она потрясла Египет, народ которого словно обезумел от потери вождя, о чем свидетельствовали сцены его похорон в Каире, транслировавшиеся по всем мировым телеканалам и описанные в мемуарах свидетелей (безбрежное людское море, заливающее улицы, давка у траурного кортежа, чуть не сбившая с ног щуплого эфиопа –– императора Хайле Селассие I), но скоро стало ясно, что и в Египте, и в иных арабских странах «консенсус по поводу националистических ценностей, доминировавших после завоевания

Что это за группа? Ее зачинателем считается пакистанец Мухаммед Хамидулла, который в середине 1950-х, будучи сотрудником французского Национального центра научных исследований (CNRS), основал Исламский культурный центр в Париже. По его же инициативе здесь появилась в 1962 г. вышеупомянутая группа, один из европейских филиалов общины Таблиги джамаат. История последней восходит к 1927 г. Она возникла в Индии, а ее родоначальник Мухаммед Ильяс ибн Мухаммед Исмаил Кандахлави, опасаясь, что индийские мусульмане растворятся в индуистской среде, призвал их глубже изучать священные тексты, скрупулезно следовать во всем примеру Пророка и, обретя знание, странствовать

смиссионерскими целями.

Вотличие от адептов доктрины аль-Маудуди, созвучной идеям «Братьев-мусульман», участники движения таблиг, центр деятельности которого в 1960-х переместился из Дели в окрестности Лахора (Пакистан), предпочитали не вмешиваться в политику, а улучшать нравы своих единоверцев, призывать их к соблюдению морально-этических норм, предписанных шариатом. Этим члены

французской ветви Таблиги джамаат и занялись, стремясь скорее увещевать отдельных людей, чем воздействовать на массы36.

Вто время, о котором идет речь, религиозные мусульманские организации были еще редкостью во Франции, хотя иммиграция из Магриба, главным образом из Алжира, начавшаяся в 1912 г., хлынула в нее мощным потоком как раз в шестидесятых. Как это ни странно, но только после 1973 г., когда французские власти приостановили официальный ввоз иностранной рабочей силы, потребность в которой экономика развитых стран стремитель-

но теряла, здесь наблюдались и скачкообразный рост количества мечетей, и бурное развитие сети мусульманских ассоциаций37.

Ислам заявил претензию на роль второй религии Франции.

36Позднее их движение приобрело более агрессивную форму: из дела «простых ханжей», пишет Мартин Гозлан, оно переросло в борьбу за присоединение Европы к «обители ислама», а в своих усилиях изгнать дьявола из душ живущих в ней мусульман некоторые члены этой «секты» не останавливались перед таким средством, как убийство заблудших овец стада (Gozlan M. Pour comprendre l’integrisme´ islamique. Paris: Albin Michel, 1995. P. 140). В свою очередь Жиль Кепель подчеркивает, что «в 70-е годы „Таблиг“ станет... тем первопроходцем, который проторит дорогу политическим исламистам» (Кепель Ж. Указ. соч. С. 49).

37Мечетей и других мест отправления мусульманского культа насчитывалось во Франции в 1970 г. около сотни, в 1985 г. –– 500, в 2003 г. –– 1,5–1,6 тыс. (L’exercice du culte musulman en France, Paris: La documentation fran¸caise, 2006. P. 44). Число мусульманских ассоциаций, только официально зарегистрированных, возросло с трех-четырех в 1969–1970 гг. до 192 в 1980 г. и 635 в 1983 г. (Kepel G. Les banlieues de l’Islam. Naissance d’une religion en France. Paris: Seuil, 1987; 2-eme` publication 1991. P. 227–245). Позже это число достигло 2 тысяч.

Не касаясь причин данного феномена, отметим, что история повторялась. Если в 1920–1930-х –– зачинатели национальных движений (тунисцы, алжирцы и марокканцы) встречались и знакомились друг с другом или в доме № 115 на бульваре Сен-Мишель, в их студенческой штаб-квартире, или в «красном поясе» Парижа, в одном из помещений «Североафриканской Звезды» –– организации, созданной с помощью ФКП и послужившей предтечей Партии алжирского народа, –– то и сорок лет спустя отсюда, из Парижа, началась циркуляция новых идей, идей исламизма, между Францией и Африкой, а группа таблиг сообщила толчок этому движению.

Примкнувшие к ней в 1968–1969 гг. тунисцы вскоре вернулись на родину. Первым это сделал аль-Ганнуши, который недолго пробыл в Париже, ибо семейные обстоятельства позвали его домой. Поддерживая регулярную переписку с ан-Нейфером, он устроился

вТунисе-столице преподавателем философии в лицее, испытывая большое неудовольствие от того, что в программу этого предмета входило ознакомление учащихся с европейскими теориями, например с экзистенциализмом. Как уже сказано выше, он вместе с несколькими новыми друзьями, среди которых его правой рукой стал Муру (вокруг того уже подвизалась горстка «таблиговцев»), создал в 1970 г. ячейку, послужившую ядром будущей Исламской группы (аль-Джама’а аль-исламийа). Весной 1972 г. она провела «Собрание сорока», название которого, надо думать, носило символический смысл, а не указывало на точное число участников. Они решили развернуть борьбу против «темноты неверия», объявшей тунисское общество, доказывая, что светское государство –– изобретение атеистов, ибо правление суть прерогатива Всевышнего и не может считаться мандатом от народа, поэтому-де в подлинном мусульманском обществе нет места ни парламенту, ни политическим партиям.

Последнее касалось и правящей партии, членство в которой приравнивалось «борцами с засильем тьмы» к вероотступничеству, куфр. Особо яростным их нападкам подвергались использование

втунисской прессе грегорианского календаря, определение по нему

дня окончания месяца рамадан и т. п. Разумеется, не оставили они без внимания Закон о личном статусе, который еще в 1956 г. был встречен протестами большинства ученых мужей аз-Зейтуны, требовавших отменить его как «противный воле Аллаха». Если оставить в стороне эти локальные проблемы, то задачи тунисских исламистов мало отличались от тех, которые входили в программу их зарубежных единомышленников. «Наша цель, –– вспоминал потом аль-Ганнуши, –– заключалась в том, чтобы убеждать народ,

разъясняя ему, что ислам это не только традиция, а глобальная система, мы хотели создать солидную базу... сначала надо было взяться за индивида, а уж потом за государство»38 .

Вначале аудиторией, к которой обращались инициаторы исламского движения, были старшеклассники. Затем члены их группировки стали излагать свои мысли в мечетях, совершали вояжи по стране, заводя беседы со случайными прохожими или посетителями кафе и ресторанов. Одетых на восточный лад миссионеров нередко принимали за чужеземцев, а однажды полиция задержала в Сусе всю их бригаду в количестве 19 человек во главе с троицей –– аль-Ганнуши, Муру и ан-Нейфер, но отпустила, услышав от одного из подозрительных агитаторов, что они, мол, представляют партию, которой уже 1400 лет.

Тем не менее бродячие имамы получили легальное прикрытие под крылом Ассоциации в защиту Корана, образованной шейхами аз-Зейтуны39. Она начала выпускать журнал «Знание» («Ма‘рифа»), который стал рупором молодежной исламской группы. Издательские права на него принадлежали некоему шейху Абд аль-Ка- диру Бен Слама, который обзавелся ими еще в 1962 г., но отложил дело в долгий ящик40. В 1970 г. вышел первый номер журнала, в передовице которого сообщалось, что цель его «воспрепятствовать попранию Ислама»; с 1973 г. он выходил регулярно благодаря бойкому перу аль-Ганнуши и его друзей. Этот год был отмечен еще одной важной вехой на их пути: во время хаджа несколько членов группы встретились в Мекке с паломника- ми-египтянами из ассоциации «Братьев-мусульман» и, по некоторым сведениям, дали клятву верности ее верховному наставнику41. Поэтому, пишет С. Шаабан, своими организационными принципами эта группа «обязана Хасану аль-Банна, а идеи почерпнула у Сейида Кутба»42. Правда, по другим данным, один лишь Хмида ан-Нейфер встретил в Мекке неких лидеров «Братьев-

38Camau M., Geisser V. Op. cit. P. 327.

39Эта ассоциация, взявшая себе такое же название, как и религиозно-просве- тительское общество консервативного толка, которое действовало при аз-Зейтуне

всередине 1930-х гг., была основана под покровительством властей в 1967 г., позже получила регистрацию. Свой первый съезд провела в 1971 г. Правительство дало ей «зеленый свет», но вскоре, почувствовав, что ее деятельность выходит за рамки дозволенного, предприняло шаги к тому, чтобы удалить из нее фундаменталистов и поставить ассоциацию под свой контроль.

40Hamdi Elhachmi M. Op. cit. P. 21.

41Как раз в 1973 г. умер Хасан Исмаил аль-Худайби, второй после Хасана альБанны верховный наставник «Братьев-мусульман», и был избран новый, Омар атТильмисани (подробнее см. ниже).

42См.: Шаабан С. Указ соч. С. 53.

мусульман» и привез назад, в Тунис, своим друзьям «их приветы и советы»43.

Освобожденные в 1971–1975 гг. Анваром Садатом из тюрем

иконцлагерей, египетские «Братья-мусульмане», наученные горьким опытом, отказались от насильственных методов борьбы, однако в массовом порядке принялись выпускать свою литературу, которая заполонила арабские книжные рынки. Под подушкой тунисских исламистов лежали и сочинения Сейида Кутба, и труды аль-Маудуди

иего эпигонов, и ленинская брошюра «Что делать?» (sic), бесплатно распространявшаяся советским посольством44.

Постепенно сфера влияния Исламской группы расширялась, она уже имела несколько ячеек, к ней прислушивались представители городских низов и деревенские жители, что и неудивительно. Ведь, несмотря на хозяйственный подъем Туниса, наблюдавшийся в первой половине 1970-х, либерализация экономики вызвала ускоренное социальное расслоение населения. Однако не беднейшее крестьянство и не городские маргиналы первыми откликнулись на призывы исламистов, напротив, Тунисский университет с его разросшимися кампусами становится форпостом их деятельности.

Впредыдущие годы наиболее политически активной частью местного студенчества были левые, сочувствовавшие либо запрещенной с января 1963 г. Тунисской компартии, либо подпольному движению «Перспективы», которое осенью того же года выпустило первый номер одноименного журнала, печатавшегося ротапринтным способом во Франции и тайно доставлявшегося в Тунис. Журнал, напоминавший научно-политическое издание –– он и выходил от имени «Groupe d’etudes´ et d’action socialistes», –– прекратил свое существование в 1970 г., а произведенные за два года до этого повальные аресты ведущих деятелей движения «Перспективы», которых приговорили к длительным срокам тюремного заключения (правда, в большинстве случаев сокращенного до двух-трех лет по амнистии), привели к распаду этой организации левацкого толка. Одни ее былые участники эмигрировали, другие закончили учебу

изанялись работой по профессии.

Марксисты нового поколения, «семидесятники», перенесли основной центр тяжести своей деятельности во Всеобщий союз тунисских студентов. В рядах этого «питомника кадров», взрастившего в 1950–1960-х гг. ни много, ни мало 18 министров (не считая

43Hamdi Elhachmi M. Op. cit. P. 21. В свою очередь Салах Каркар, один из былых вождей ДИН, позже заверял, что «Братья-мусульмане» ничуть не повлияли на них «с организационной стороны» и что по этой части они обучались у своих идеологических оппонентов –– марксистов (Camau M., Geisser V. Op. cit. P. 285).

44Camau M., Geisser V. Op. cit. P. 344.

других представителей «номенклатуры» эпохи Бургибы), сотрудничали студенты самых разных политических оттенков. На XVIII съезде ВСТС, состоявшемся в 1971 г., члены СДП потерпели поражение, и делегаты съезда разошлись, не завершив его работу. Левые сформировали временный оргкомитет для подготовки нового съезда и затем в течение десяти лет претендовали на то, что они являются единственными подлинными представителями тунисского студенчества. Это вызвало фактический раскол ВСТС и отток его членов. Но «свято место пусто не бывает»: в полумертвый союз ринулись исламисты.

Тем временем клубы и общежития университета стали ареной острых дискуссий между марксистами и исламистами. Причем последние находили все больше сторонников среди учащейся молодежи, поскольку в Тунисе, как и в Египте и других развивающихся странах, к этому времени наступил момент относительного перенасыщения администрации и госсектора экономики высококвалифицированными специалистами; появился новый тип безработного, обладателя университетского диплома. Поэтому студенты, обеспокоенные своим будущим, проявляли восприимчивость к антиправительственной критике исламистов. Впрочем, существует и такое мнение, что тунисские власти сами «пригрели змею на своей груди».

При этом главную вину за появление в стране организованного исламистского движения многие аналитики, включая членов нынешнего партийно-правительственного руководства Туниса, возлагают на Мухаммеда Мзали –– бывшего председателя Союза тунисских писателей, впрочем, литератора средней руки, а также министра образования (этот пост он занимал в 1970–1980 гг. около шести лет, с перерывами)45, который то ли по личному убеждению проводил арабизацию средней и высшей школы, то ли делал это из политического расчета, чтобы создать противовес левым и левацким настроениям в студенческой среде.

Как бы то ни было, его появление в коридорах власти совпало по времени с зарождением первых исламистских кружков под эгидой Ассоциации в защиту Корана, зарегистрированной в 1970 г. Внешне носившая культурно-просветительский характер, пишет Садок Шаабан, «она тяготела к политическому исламу». Авторы

45Он побывал также министром обороны (1968–1969), по делам молодежи и спорта (1969–1970) и здравоохранения (1973–1976). Впервые возглавил Министерство национального образования 27 декабря 1969 г. и оставался в этом кресле полгода, вернулся на тот же пост в 1971–1973 гг., затем –– в 1976–1980 гг. (См.: Charfi M. Les ministres de Bourguiba (1956–1987). Paris: L’Harmattan, 1989. P. 86, 171–180).

статей, публикуемых в ее прессе, «под видом ученых дискуссий повели речь о создании исламского государства»46 .

Действительно, наступил расцвет прессы исламистов. Это и «Ма‘- рифа», тираж которого за 1971–1979 гг. поднялся с 6 до 25 тыс. экземпляров, и основанный в 1978 г. журнал «Аль-Муджтама‘» («Общество»), и новая газета. Если в 1972–1973 гг. политические темы занимали 2,3 % страниц «Ма‘рифа», то в 1979 г. –– уже 13 %, а журналы «Аль-Муджтама‘» и «Аль-Хабиб» («Друг») были откровенно политическими47.

Вдобавок к этой богатой периодике Исламская группа издавала около сотни наименований своих книг и брошюр ежегодно. (Позже выяснится, с громким скандалом, что она пользовалась услугами типографии издательства СДП). Кассеты с записью проповедей

ипубличных лекций ее лидеров дополняли печатную продукцию

и«раскрывали глаза» неграмотным. Тем временем любительские театральные труппы ставили пьесы с едва завуалированным налетом фундаментализма в их сюжете. А музыкальные коллективы, которые труднее было уличить в антиправительственных замыслах, включали в свой репертуар многочисленные духовные песнопения, и любые праздники, особенно свадьбы, на которых и раньше практиковалось смешение европейских и мусульманских традиций, использовались исламистами для того, чтобы муссировать свои идеи. Вынести эти идеи на улицу они попытались 26 января 1978 г., в день генеральной забастовки, объявленной тунисским профцентром и закончившейся кровавой расправой с демонстрантами (беспрецедентный эпизод в истории Туниса после получения им независимости), а главным организатором этой расправы выступил будущий президент Бен Али, тогдашний директор Службы госбезопасности, выполнявший задание премьер-министра и после этого повышенный в звании: с полковничьего до генеральского.

Втот «Черный четверг», которому предшествовали серия локальных стачек и раскол в правительстве, вызванный разногласиями вокруг того, как следует отнестись к настойчивым требованиям профсоюзов о повышении ставки минимальной заработной

платы48, столица страны превратилась в арену событий, похожих на анархический мятеж.

46Шаабан С. Указ. соч. С. 51–53.

47Hermassi E. M. La societ´e´ tunisienne au miroir islamiste // Monde arabe–Maghreb– Machrek. № 103, janvier –– fevrier´ –– mars 1984. P. 49–52.

48В декабре 1977 г. из тунисского правительства подали в отставку шесть человек, все люди «с именем», занимавшие на тот момент ключевые посты. Это министры внутренних дел, экономики, иностранных дел, социального обеспечения, здравоохранения, выступавшие за компромисс с профсоюзами.

Назначенная на 26 января 1978 г. общенациональная забастовка должна была носить предупредительный характер и не предполагала уличных митингов. Однако с раннего утра в респектабельные кварталы столицы и к административным зданиям хлынула разгоряченная молодежь, в основном не местная –– из числа приезжих, которые, как всегда в подобных случаях, появляются словно из-под земли. В пеструю массу манифестантов не преминули влиться нищие, бродяги и всевозможные темные элементы, а также отдельные буяны-исламисты, сыгравшие роль провокаторов, разбивая витрины, поджигая машины и бензоколонки, грабя прохожих. С полудня было объявлено чрезвычайное положение, и в столицу двинулись не только дополнительные наряды полиции, но и воинские части, разогнавшие толпу, в рядах которой, по неофициальным данным, погибло 200–300 человек и около тысячи получили ранения.

Профсоюзы сразу отмежевались от зачинщиков уличных беспорядков, поэтому вытащить каштаны из чужого огня исламистам, которые и раньше устраивали мелкие погромы (обычно в рамадан, когда они нападали на увеселительные заведения или открытые днем кафе), не удалось.

Между тем введение религиозного обучения стало одним из приоритетных требований Рашида аль-Ганнуши и иже с ним, а Мухаммед Мзали, назначенный в 1980 г. премьер-министром, шел у них на поводу, внедряя «тунисизацию», т. е. арабизацию, системы образования. Этого-то исламистам и было надо, чтобы свернуть страну с прежнего пути развития, хотя сами они, ссылаясь на те репрессии, которым подвергались, категорически отрицают постфактум, что правительство сыграло роль повивальной бабки их движения. С последним соглашаются и некоторые западные наблюдатели, отмечающие, что в Тунисе не было столь явного насаждения «сверху» исламистских студенческих группировок, как то имело место

вЕгипте эпохи Садата, который преследовал очевидную цель –– столкнуть лбами исламистов с марксистами и левыми насеристами в высших учебных заведениях.

Помимо Мзали, который делал блестящую служебную карьеру и метил в президенты, были и другие солидные тунисские деятели, поспешествовавшие молодой поросли исламистов. Среди них можно назвать Хабиба Местауи, члена ЦК СДП, и депутата Юсефа Руисси. Оба получили зейтуновское образование, а последний являлся, безусловно, авторитетной, даже «исторической» фигурой, ибо 2 марта 1934 г. он был избран в первый Национальный совет Нового Дустура (аналог ЦК партии, сформированный на его учредительном съезде) и затем играл далеко не последнюю роль

впартийных рядах.