Politicheskiy_islam_v_stranakh_Severnoy_Afriki

МАРОККО:

король-халиф и управляемая многопартийность

Марокко – это лев, которого нужно вести на привязи. Однако он никогда не должен ее чувствовать.

Король Мухаммед V

Алауитский махзен, ислам и становление политических институтов

независимого Марокко

Марокканская модель взаимодействия власти и исламских движений, глубоко отличная от алжирской или тунисской, сложилась в первые десятилетия независимости страны. Здесь деколонизация не привела к радикальным переменам в политическом режиме. Наоборот, в марокканской концепции политической власти, нередко называемой «хасанизмом», или «хасановской демократией» –– по имени 14-го монарха Алауитской династии короля Хасана II (1961–1999), к концу XX в. вполне гармонично сочетались внешне противостоящие друг другу общественные категории традиционных и современных ценностей. Современность представлена в Королевстве Марокко (которое носит это название с 1957 г.) понятиями, вдохновленными европейским опытом (национальное государство, конституционная монархия, парламент и т. п.) и сравнительно развитой для арабского мира системой политических партий, старейшие из которых возникли еще в 1930-х годах1. Традиционный же фундамент современной марокканской политики основан на понятиях исламского законоположения (шари‘а) и лояльности мусульманской общины (умма) духовному вождю –– повелителю правоверных (амир аль-му’минин), происходящему из потомков Пророка –– шерифов2.

1О начальном этапе становления и развития политических партий Марокко в межвоенный период см.: Максименко В. И. Политические партии в переходном обществе: Марокко, Алжир, Тунис (20–80-е годы XX в.). М.: Наука, 1985. С. 7–19; Julien Ch.-A. L’Afrique du Nord en marche. Nationalismes musulmans et souverainete´

´ ` ´

fran¸caise. Vol. 1. Tunis: Ceres Editions, 2001. P. 218–232; Rezette R. Les partis politiques marocains. P.: Colin, 1955.

2Шерифами были еще Идрисиды, основатели г. Фес и первого автономного арабского эмирата в Дальнем Магрибе. Это государство, возникшее на рубеже VIII–IX вв., впрочем, скоро распалось. Позднее Фес то обретал, то терял статус столицы, удержав за собой роль главного религиозно-культурного центра страны. Потомки фесской городской элиты (аль-фаси) в позднем средневековье образовывали в Марокко традиционную знать. Их поддержка содействовала объединению страны на волне джихада против испанских и португальских конкистадоров,

ив традиционной политической культуре махзена. Это слово (букв. араб. хранилище) с XII–XIII веков служило в странах Магриба общим наименованием для государства и его институтов. Но оно имело также другое, более нюансированное значение, бытующее

ив современном политическом словаре: искусство косвенного управления межплеменными и любыми другими конфликтами путем заключения союзов, третейского посредничества и сложной дипломатической игры, в которой монарх осуществлял свою власть

за счет уравновешивания разнонаправленных устремлений своих подданных6. Американскому магрибисту Э. Бёрку образ патриар-

хального шерифского правителя представился в виде «заинтересованного брокера на бирже политических интересов»7.

Более объемно и многогранно трактовал тот же феномен марокканский публицист и общественный деятель Лахсен Брукси, с точки зрения которого махзен –– это прежде всего «власть, проявление

власти, механизм государства, порядок и влияние, образ бытия, видения и действия, стиль жизни, обычаи и традиции»8. Однако каковы бы ни были подходы наблюдателей к махзену, его сущность в марокканской истории и современности состоит в том, что сложно организованная сеть взаимовлияний, пожалований и уступок политических игроков замыкается на общепризнанном национальном лидере –– султане (с 1957 г. короле), который «оркеструет» звучание

6Патриархальная марокканская государственность в том виде, в каком она сложилась при Алауитах к середине XIX в., отличалась ярко выраженной децентрализацией. Внешней ее приметой было существование нескольких столичных городов (мудун махзенийа) –– Фес, Мекнес, Рабат и Марракеш –– и частые перемещения между ними кочующего султанского двора. Живописный караван султана, едущего верхом на коне под широким зонтом-балдахином, за которым тянулись по бездорожью вьючные животные, войско и обоз с прислугой, купцами, сборщиками налогов и т. д., многократно изображался в европейских источниках эпохи. Полувоенные походы марокканских султанов, называвшиеся харка (араб. прорыв), позволяли им время от времени взимать подати с горных и кочевых племен, населявших труднодоступные окраины государства (билад ас-сиба, букв. земля мятежа). В отличие от горных и пустынных территорий билад ас-сиба население плодородных приатлантических равнин, получивших в традиции название билад аль-махзен (букв. земля правительства), признавало не только духовные, но и финансовые притязания Алауитов. Однако важнее другое –– даже в полностью независимых от центральной власти горных племенах приверженность мусульманскому вероучению (пусть и не в нормативном, «городском» варианте) была господствующей чертой общественной жизни. Поэтому султан был объектом почитания даже на территории билад ас-сиба.

7Burke E. The Moroccan Ulama, 1860–1912: an Introduction // Scholars, Saints and Sufis. Muslim Religious Institutions in the Middle East since 1500. Ed. by N. R. Keddie. Los Angeles––Berkeley––L., 1972. P. 98.

8Brouksi L. Makhzenit´e´ et modernite´... P. 69.

традиционные ценности мусульманского общества и стремление к либеральным преобразованиям, призванным создать политические институты европейского образца. Идейно-политические воззрения Мухаммеда бен Юсуфа, вступившего на престол в молодом возрасте в 1927 г., сформировались под влиянием дворцового воспитания и мусульманского образования. В то же время, имея большой опыт противодействия колониальным метрополиям в эпоху протектората (1912–1956), султан стремился внедрить в независимом Марокко основы современного законодательства, одобрительно относился к идее эмансипации марокканок, дал своим сыновьям качественное европейское образование. Как сам марокканский монарх, так и его соратники-соперники –– в первую очередь, старейшая и наиболее авторитетная в Марокко Партия независимости (Хизб аль-Истикляль)13 и Партия национального движения14 –– соглашались в том, что управление независимым Марокко должно в перспективе стать конституционным и демократическим. А это было несовместимо с традиционной абсолютной властью султана.

13Партия независимости была создана в 1943 г. на базе распавшейся к этому времени Национальной партии за осуществление требований (1937–1939), история которой восходит к Марокканскому блоку национального действия (МБНД). Он возник весной 1934 г. после визита султана в Фес, где его приветствовали патриотическими лозунгами. Тем самым на него был возложен венец «символа борьбы за независимость», хотя молодой монарх вряд ли мог тогда в полной мере играть эту роль. К ней он стал стремиться позже, когда нашел поддержку У. Черчилля и особенно Ф. Д. Рузвельта во время конференции союзников в Касабланке (декабрь 1942 г.). Она же вселила надежду в марокканских националистов, которые дали недавно образованной партии столь смелое название. Под давлением администрации протектората султан был вынужден на время отвернуться от своих поклонников, отправленных в ссылку или в тюрьму. Тем не менее Истикляль обрела популярность и насчитывала к началу 1950-х годов около 80 тыс. человек (в отличие от тунисского Нового Дустура, индивидуальное членство в ней не оформлялось). Ее деятельность финансировали главным образом местные предприниматели-фаси (фесцы) новой формации, приверженные патриотическим ценностям. Партия приняла активное участие в организации партизанских действий (1953–1955) в марокканских городах, а потом в Рифе в ответ на депортацию французскими властями Мухаммеда бен Юсуфа (см. ниже). Свой первый съезд партия провела 1 декабря 1955 г.

14Партия национального движения (ПНД) возникла после запрета французскими властями Марокканского блока национального действия (март 1937 г.). Вокруг ее лидера Мухаммеда бель Хасана аль-Ваззани группировались преимущественно марокканцы светских и демократических взглядов, выступавшие за расширение полномочий и функций султанского государственного аппарата в противовес европейским структурам. В 1946 г. на базе ПНД была создана Партия независимых демократов, в 1959 г. принявшая название Конституционно-демократическая партия. Партия принимала участие в первом правительстве Марокко, последовательно выступая за конституционно-демократические преобразования и «классовую гармонию».

Уже в своей тронной речи 18 ноября 1955 г. (через два дня после возвращения из ссылки)15 Мухаммед бен Юсуф заявил: «Нашей первой задачей является назначение ответственного и представительного марокканского правительства», призванного создать «при посредстве свободных выборов демократические учреждения, основанные на принципе разделения властей в рамках конституционной монархии»16. Знаковым шагом на этом пути стал отказ Мухаммеда бен Юсуфа от освященного веками алауитской истории султанского статуса и принятие им титула короля с именованием на европейский манер (Мухаммед V)17. Это решение, казалось бы, относящееся к сфере формальной титулатуры, оказалось очень существенным с идейной точки зрения. Оно закрепило основы той со- циально-политической ориентации, которой Марокко следует и сегодня: «сочетанию традиций и современности, социальной архаики и политического модерна»18.

Необходимость радикального обновления махзена, его демократизации и освобождения от средневековых традиций были в канун независимости ясны всем действующим лицам марокканской политики. Тем не менее архаика и модерн далеко не сразу удачно сопряглись в политической практике двора. Уже во второй половине 1950-х годов между алауитским престолом и руководителями Истикляль развернулась череда идейно-политических противоборств, причем партия в их ходе не противопоставляла себя ни махзену, ни монархическому строю. Думается, что сущность несогласий Истикляль и монарха прослеживается в двух измерениях. С одной стороны, для националистов достижение независимости виделось как начало своеобразного отступления трона от повседневной политической борьбы и возвращение монарха к привычной роли

15В августе 1953 г. французские колониальные власти попытались избавиться от строптивого султана, организовав государственный переворот силами своих сторонников в Марокко –– главным образом вождей крупных берберских племен –– и выслав Мухаммеда бен Юсуфа на Корсику, а затем на Мадагаскар. На престол был возведен престарелый Мухаммед бен Арафа. Однако эта авантюра резко осложнила ситуацию в стране. Массовое возмущение марокканцев вылилось в акты террора, партизанскую войну в горах и сплочение политических сил страны под лозунгом возвращения законного правителя. В ноябре 1955 г. Мухаммед бен Юсуф с семьей триумфально возвратился на родину.

16Цит. по: Palazzoli Cl. Le Maroc politique. De l’indepenendance´ a` 1973. Textes rassembles´ et present´es´ par Cl. Palazzoli. P., 1974. P. 61. О первоначальных политических планах Мухаммеда бен Юсуфа см. также: Agnouche A. Histoire politique du Maroc. Pouvoir––legitimit´es´––institutions. Casablanca: Afrique Orient, 1987. P. 310.

17Арабо-мусульманской традиции не свойственно нумеровать правителей в пределах династий; как правило, после имени правителя упоминается имя его отца.

18Ланда Р. Г. Марокко: 30 лет независимости. М.: Наука, 1985. С. 22.

посредника или третейского судьи, а то и просто символа национальной идеи. Как заметил по этому поводу В. И. Максименко, на практике победа линии Истикляль отвела бы трону номинальную роль в рамках конституционного режима19. Однако монархия оказалась вовсе не готова к этому. Скорее, алауитская элита была настроена вновь выступить в роли главного носителя государственных функций и тем самым вернуть себе положение, существовавшее непосредственно перед установлением франко-испанского протектората. С другой стороны, политические события второй половины 1950-х годов имели и ярко выраженный этнорегиональный подтекст: берберы (преимущественно сельские жители)20 воспринимали оставшиеся от протектората социально-экономические сложности (безработицу, отсутствие школ и больниц, плохое состояние дорог и т. д.) как следствие пренебрежения их нуждами со стороны власти, а также засилья в королевской администрации и правительстве горожан –– главным образом, арабов-фаси21.

В силу этого обстоятельства Мухаммед V, многим обязанный Истикляль, поощрял в первые годы независимости внутренние расколы и дробление сил этой «исторической партии». Ее внутренняя разнородность, проявившая себя сразу по достижении независимости, была не привнесена искусственно, а вполне органична –– она отразила сложный процесс социального размежевания, охвативший в 1950-х годах весь спектр марокканского общества. Ярким примером подобной политики двора служит история формирования Национального союза народных сил (НСНС) в конце 1950-х

19Максименко В. И. Политические партии... С. 44.

20Берберы, по сути, представляют собой большинство населения страны, хотя уровень их арабизации заметно выше на ее урбанизированном атлантическом фасаде и, напротив, заметно снижается в глубине Марокко, особенно в горных массивах Среднего и Высокого Атласа, а также в Рифе. Особую этническую группу составляют суси –– жители долины реки Сус на марокканском юге, составляющие также часть городского населения на западе и северо-западе страны. Южане, говорящие на наречиях ташельхит, более терпимо относятся к двуязычию

ив значительной степени арабизированы. Берберские диалекты у горцев столь разнообразны, что носители одних не полностью понимают других. Французские колонизаторы делали существенную ставку на берберскую знать. В 1918 г. они создали военное училище Дар аль-Бейда (около г. Мекнеса), привлекая в него главным образом юношей из видных горских семей, а в 1927 г. –– особый «берберский коллеж» в г. Азру, готовивший своих воспитанников к обучению в Дар альБейда. –– Benhlal M. Le college` d’Azrou. Une elite´ berbere` civile et militaire au Maroc (1927–1959). P.: Karthala––IREMAM, 2005. P. 111–155.

21В первых двух марокканских правительствах, созданных после достижения страной независимости в 1956 г., Истикляль располагала важнейшими постами министров юстиции, хабусов, торговли, промышленности, сельского хозяйства и др., а в третьем правительстве (1958) 12 из 15 министерских портфелей принадлежали представителям этой партии.

годов22. Впрочем, параллельно королевский двор всемерно содействовал образованию конкурентных партий вне кадров Истикляль: так, уже в октябре––ноябре 1957 г. при негласной помощи государства организационно оформилась де-факто этническая партия берберов –– Народное движение (НД), –– легально действовавшая в Марокко с сентября 1959 г.23 Лидеры НД изначально делали ставку на объединение всех недовольных главенством Истикляль. Так, Махджуби Ахердан в 1961 г. прямо заявил: «Мы не против Истикляль как марокканской партии... но мы просто хотим, чтобы она знала свое место в рядах нации»24.

Таким образом, марокканская многопартийность оказалась с самого начала неоднозначным явлением. Несомненно, она была традиционна: фрагментация политических сил страны под эгидой монархии логично вписывалась в сложившуюся на протяжении веков культуру махзена. В этом плане монарх по-прежнему воспринимался

22Национальный союз народных сил (НСНС) выделился из Истикляль в сентябре 1959 г. с выходом из этой партии группы леворадикальных деятелей во главе

сМехди бен Баркой, Абд ар-Рахимом Буабидом и Мухаммедом Басри. Партия, выступавшая за национализацию ключевых отраслей экономики, индустриализацию, введение основ плановой экономики и «справедливое распределение доходов», отразила взгляды и интересы средних слоев общества –– мелкого и среднего предпринимательства, особенно розничных торговцев-суси (см. ниже), издавна соперничавших с оптовиками-фаси, части работников наемного труда, отдельных представителей аграрного капитала.

23Народное движение (НД) возникло под началом бывших руководителей Армии освобождения Марокко, возглавлявших вооруженное сопротивление французским и испанским колонизаторам в начале 1950-х годов –– врача Абд альКарима аль-Хатиба и бывшего капитана французской армии Махджуби Ахердана. Оно опиралось на крупных земельных собственников, зажиточных крестьян, племенную элиту. В истории независимого Марокко НД послужило своеобразным мостом, давшим доступ традиционному берберскому крестьянству в мир национальных политических отношений. Высокая корпоративность и развитая этническая мобилизация внутри НД всегда сочетались с эклектичностью идеологии: партия выступала за «социализм», верность алауитскому трону, уважение свобод, культурных и этнических ценностей берберской общины. Видимо, самое верное мнение об истории НД состоит в том, что основатели этой партии, не имевшие никакой идеологии и весьма далекие от земледелия, преследовали простую цель –– создать в деревне противовес «городской» партии Истикляль. Абд аль-Карим альХатиб в июне 1958 г. заявлял, что НД хотело противопоставить «активизации коммунизма» «исламскую социалистическую систему» (цит. по: Ashford D. E. Political Change in Morocco. Princeton, 1961. P. 322). Он же признал в своих мемуарах, что значительную поддержку руководству НД на раннем этапе оказали приближенные в то время ко двору берберские деятели –– губернатор Тафилалета Адди у Бихи, министр внутренних дел Лахсен Лиуси и другие. –– ад-Дуктур Абд аль-Карим альХатиб: масар хайа [Д-р Абд аль-Карим аль-Хатиб: линия жизни]. Публ. Х. Хабаша, Н. Камали. Изд. 3-е, доп. и испр. [Б. м.]: Маншурат Ифрикийа аль-хурра, 2003. С. 98.

24Цит. по: Palazzoli Cl. Le Maroc politique... P. 190.

как верховный символ и реальный посредник между политически противостоящими сторонами –– не всегда способный привести их к умиротворению силой, но недосягаемый для их критики в мораль- но-этическом плане. В подобной фрагментации нетрудно увидеть, как это сделал В. И. Максименко, неотъемлемую функцию монархического государственного устройства в рамках многоукладного и социально дробного арабо-берберского общества25. Действительно, наметившийся в конце 1950-х годов поворот трона к преимущественной опоре на берберов в армии и государственном аппарате имел аналоги в XVII–XIX вв.

В то же время марокканская многопартийность первых лет независимости несла на себе отпечаток новации: она выстраивалась королевским двором «сверху» и нередко ее введение даже «обгоняло» развитие тех социальных групп, интересы которых новые партии должны были бы выражать. Так, Народное движение, являя собой «крестьянскую» партию-носительницу социального недовольства земледельцев-общинников, на деле представляло интересы крупных землевладельцев, причем его лидеры не видели в этом никакого противоречия26. Этот «патриархально-общинный регионализм»27 выражал собой не только желание берберской верхушки защитить свои интересы, но и наглядно демонстрировал силу традиционных культурно-этнических связей в марокканской политике. Поэтому, как представляется, многопартийность в Марокко была отчасти искусственно созданным продуктом политической воли дворца, обслуживающим его интересы. Мухаммед V получал множество дивидендов от манипуляции противостоящими социальногрупповыми интересами: с одной стороны, он «сознательно наращивал число политических кланов и фракций... чтобы свободнее играть свою роль арбитра»28, с другой –– покровительствовал НД, с тем чтобы дистанцироваться от Истикляль и не допустить ее политической монополии. Да и в целом рассеяние политической энергии марокканцев по множеству партийных, этнокультурных,

25Максименко В. И. Политические партии... С. 35.

26В 1964 г. Махджуби Ахердан наряду с требованиями передачи земель крестьянам и снабжения вчерашних кочевников материальными средствами и знаниями, необходимыми для обработки земли, заявлял о необходимости «сбалансировать и гармонизировать частную собственность и коллективные земли, управляемые в соответствии с общинными традициями» (цит. по: Palazzoli Cl. Le Maroc politique... P. 181).

27Расницын В. Г. Марокко на рубеже двух эпох. 1956–1960. М., 1983. С. 65.

28Richards A., Waterbury J. A Political Economy of the Middle East. State, Class, and Economic Development. Boulder (Col.)––San Francisco––Oxford: Westview Press, 1990. P. 319.

административно-территориальных сообществ давало администрации Мухаммеда V широкие возможности для маневрирования29. Оно в течение всей второй половины XX века служило залогом относительной стабильности политической системы Марокко, покоящейся все на той же патерналистской модели опеки общества со стороны монарха –– носителя верховной власти и реального влияния.

То же сочетание традиции и новации характеризовало на раннем этапе независимости взаимоотношения монархии и исламских институтов. В традиционном марокканском обществе миссия султа- на-шерифа состояла в защите интересов закона (шари‘а) и общины (джама‘а), для чего он был обязан советоваться с законоведамиалимами и обосновывать свои указы (дахиры) их религиозно-юри- дическими заключениями (фетвами). В этом смысле султан, как заметил марокканский философ и литератор Мухаммед Азиз Лахбаби, был «правителем, но не законодателем, тем более не составителем конституции»30. Более того, уже упомянутое формальное признание (бай‘а) султана представителями общины означало, что он избран только на то время, пока он воплощает божественный закон и справедливо управляет. Султан мог быть даже отозван со своего поста общиной, если оказывался не способен или не желал достойно выполнять свою миссию31. Все эти черты сближали позицию монарха в обществе с положением вождя, удерживавшего власть

29Так, в своей конкуренции конца 1950-х годов с Истикляль Мухаммед V задействовал самые различные «берберские каналы». Во-первых, ряд видных берберовгубернаторов (‘Адди у Бихи) и министров (Лахсен Лиуси) вдохновляли промонархические чувства в провинциях и боролись с назначенцами Истикляль путем вооруженных мятежей под лозунгом «король и трон в опасности». Крупнейший из этих мятежей произошел в Рифе в 1957–1958 гг. после убийства одного из бывших руководителей Армии освобождения Аббаса Месса‘ади. Поскольку к этому делу, по слухам, был причастен один из лидеров Истикляль Мехди бен Барка, похороны Месса‘ади превратились в повод для разгрома воинственными рифцами штаб-квартиры Истикляль в г. Эль-Хосейме и усиления автономистских настроений. Во-вторых, берберы-военные (Мухаммед Уфкир) громили эти мятежи под контролем престола, попутно дискредитируя местных чиновников от Истикляль и укрепляя королевскую вертикаль власти; в частности, рифский мятеж был крайне жестко подавлен в конце 1958 –– начале 1959 гг. под командованием М. Уфкира и наследного принца Мулай Хасана –– тогда начальника генерального штаба Королевских вооруженных сил и полуофициального соправителя отца. В- третьих, берберы-политики назначались на ведущие посты в правительстве (Мбарек Беккаи) и параллельно создавали де-факто этническую партию НД (Махджуби Ахердан) в противовес «диктаторским замашкам Истикляль».

30Lahbabi M. Le gouvernement marocain a` l‘aube du vingtieme` siecle`. 2-eme` ed´.

31В истории шерифского Марокко (XVI–XX вв.) подобное имело место два раза: при свержении султана аль-Мутаваккиля Саадида (1576) за уступки пор-