О рациональности нашего поведения 331

познание — ради практики! В этом смысле четко сформулировал Штенцель: «Не на бледность мысли указывают позднеплатоновские теории, а наоборот: они — самое сильное подтверждение предполо­ жения Фихте, что грекам скорее удалось чрезвычайное усовер­ шенствование чувствительности, чем абстрактного мышления; можно пойти дальше и сказать, что ценность их философии состоит всегда, и на сегодняшний день особенно, в том, что их миновала неизбежная судьба всего интеллектуального: атрофия зрительных органов или, что еще хуже, замена их на неясную индивидуальную интуицию. Они избежали этой судьбы благодаря тому, что это превосходство чувственности привело, наконец, к соразмерности всех умственных сил, самым чистым выражением которой стало

203

навсегда мышление Платона и Аристотеля»

4.6. О рациональности нашего поведения

Платон признавал важность практического опыта и практических знаний и поэтому называл органы обоняния незаменимым даром богов — даже понимая, что эти органы могут обманывать нас °\ Такие же достоинства он признавал и за специальными знаниями

205

Stenzel. Zahl und Gestalt bei Platon und Aristoteles. S. 125.

«По моему разумению, зрение — это источник величайшей для нас пользы; вот и в нынешнем нашем рассуждении мы не смогли бы сказать ни единого слова о природе Вселенной, если бы никогда не видели ни звезд, ни Солнца, ни неба» (Тимей. 47а).

Протагор. 312d: Живописцы или строители — «тоже знатоки в мудрых вещах».

Мочалова. Метафизика ранней академии и проблемы творческого наследия Платона и Аристотеля. С. 250 (курсив мой). «В качестве примера прак­ тического использования научных разработок может быть рассмотрен так называемый "платоновский будильник", или "ночные часы" (νυκτερινόν ώρολόγιον), поставленные в саду Академии, по всей вероятности, еще при жизни Платона. Аристокл сообщает, что будильник был устроен, как

О рациональности нашего поведения 333

плохое, ничто уже не заставит поступать иначе, чем велит знание, и разум достаточно силен, чтобы помочь человеку?210

Мы не можем разделить это убеждение Платона. И мы сомне­ ваемся, что философия как «наивысшая» наука функционирует настолько рационально и достоверно, как считал Платон. Поэтому мы также подвергаем сомнению и то, что философски образованные (в понимании Платона) государственные руководители будут действовать полностью рационально, справедливо и мудро. Уже Аристотель заметил, что «невозможно и, во всяком случае, непросто с помощью рассуждения совершить перемену в том, что издавна воспринято нравами»211, т. е. тезис о том, что человек управляется преимущественно разумом, ошибочен. Что касается философов, то их «рациональность», как известно, подверг острой критике П. Фейерабенд. Что же до ответственных государственных умов, обычно получивших престижное высшее образование, то в последние годы, особенно в ходе международного финансового кризиса, появились сильные сомнения в их рациональности и надежности. П. Слотердайк, например, сказал так: «Сколько лауреатов Нобелевской премии по экономике сейчас — после событий последних месяцев — высказывают сомнение в том, что при сохранении обычного понятия рационального в их области возможно продвижение вперед. Если это так, то я настоял бы на том, чтобы они вернули свои Нобелевские премии, так как почти все эти премии были присуждены за работы, основывавшиеся на рационалистической идеализации и математическом блефе. Нужно, наконец, реконструировать экономическую науку как науку нерационального, как теорию ведомого страстью и случайного поведения. Психология уже сто лет описывает человека как animal irrationale. Что-то похожее теперь постепенно становится заметно и в общественно-политических и экономических науках. Теперь они тоже все чаще описывают человека как существо, которое почти

Протагор. 352Ь-с.

Аристотель. Никомахова этика. 1179Ь 17-18.

334 ЭКСКУРСЫ

никогда не ведет себя как здравомыслящая и всегда надежная машина, просчитывающая свои действия. Настоящий человек, как он проявляет себя вне теоретических моделей, живет страстями, случайностью и подражанием. Для людей, настроенных просвети­ тельски, эти диагнозы содержат, конечно, серьезные требования. Мы хотим считать себя благоразумными, организованными, прозрачными для себя самих и оригинальными существами, но на самом деле мы непредсказуемы, уязвимы перед хаосом, хмуры и стереотипны»

Но все же в определенном смысле Платон прав. Если справед­ ливо именно то, что наша жизнь проходит в значительной мере иррационально, тем важнее, что мы не отдаем ее нерациональному полностью. При этом обучение математическим дисциплинам становится полезным — во всяком случае тогда, когда оно не происходит в односторонне-абстрактной форме. Ratio, действитель­ но, — это только маленький нож, которым довольно часто ничего нельзя сделать, но если это достаточно острый нож, он выполняет основные задачи. Мы призываем философов неутомимо использо­ вать этот «нож» прежде всего против самих себя.

Питер Слотердайк в беседе от 29 ноября 2008 о финансовом кризисе

рынка. URL: www.nzzxh/nachrichten/kultur/aktuell/wirlebtenineinerfrivolitaetsepoche.

Б. Рассел также подвергал сомнению способность образованных стражей Платона гарантировать функционирующее государство. Вот что он писал об этом «идеальном» государстве: «Платон обладал искусством так маскировать свои нелиберальные советы, что они вводили в заблуждение в последующие века многих людей, которые восхищались его диалогом «Государство», не понимая того, что заключалось в его рецептах. Всегда считалось правильным хвалить Платона, но не понимать его. Это общая судьба всех великих людей. Моей задачей является обратное. Я хочу понять Платона, но обращаться с ним так же непочтительно, как если бы он был современным английским или американским адвокатом тотали­ таризма» (Рассел. История западной философии. С. 150). Но ради справед­ ливости надо отметить, что в более поздних трудах Платон стал мягче и «демократичнее», что нашло отражение в «Законах».