54. Формальная теория доказательств в законодательстве Петра 1.

Формальная теория доказательств — один из вариантов положения о применении доказательств в уголовном праве. Сущность его состоит в том, что для признания преступления совершённым и вины подсудимого доказанной суд должен убедиться в наличии строго определённого законом набора фактов, а для каждого факта закон полностью определяет его существенность и обстоятельства, при которых факт должен быть признан действительным доказательством. Таким образом, каждое доказательство имеет наперёд установленную формальную силу, в соответствии с которой оно и используется в судопроизводстве. Если в правовой системе признаётся формальная сила доказательств, то функция суда при рассмотрении дела состоит лишь в том, чтобы убедиться, что установленные факты попадают под определение действительных доказательств, а их совокупность достаточна для вынесения определённого приговора. Оценка же доказательной силы каждого конкретного факта судом не производится, поскольку она уже определена в законе и не подлежит изменению. Часть фактов имеет заранее установленную положительную силу (то есть считаются безусловными доказательствами в пользу обвинения), часть — установленную отрицательную силу (то есть считаются безусловными доказательствами в пользу защиты, как, например алиби подсудимого).Формальная теория доказательств противопоставляется принципу оценки доказательств судом, согласно которому в качестве доказательства может быть использован любой факт, свидетельствующий о рассматриваемом деле, а оценка существенности каждого такого факта производится судьёй, исходя из собственного внутреннего убеждения, в зависимости от обстоятельств конкретного дела. Формальная сила доказательств признавалась в законодательстве некоторых европейских стран вплоть до XX века. В России формальная сила доказательств была введена во времена судебных реформ Петра I и отменена при Александре II в Уставе уголовного судопроизводства от 20 ноября 1864 года. Современным российским правом она также не признаётся. Приемлемость формальной теории доказательств была в прошлом предметом достаточно долгих дискуссий правоведов. Сторонники формального отношения к доказательствам утверждали, что только чётко определённые в законе критерии доказательности каждого факта и набора фактов, доказывающего преступление, позволяет исключить возможность необъективного отношения судей к делу. По их мнению, позволение судье оценивать доказательства превращает суд из процесса, основанного на законе, в акт вынесения решения по произволу отдельного человека, так как судья оказывается вправе принять и отвергнуть любые доказательства и, таким образом, может вынести решение на основе собственного мнения, а не закона. Конкретные факты, собранные в процессе при помощи доказательств, образуют материал для судебного решения, которое, по современным воззрениям, должно соответствовать убеждению судьи. Свободная оценка доказательств составляет одну из характерных черт современного судопроизводства. Ввиду этого резким диссонансом звучат такие понятия, как половинное и полное доказательство или главное доказательство, которые, в качестве пережитков от другой эпохи, уцелели, напр. в нашем торговом или бракоразводном судопроизводствах. Принадлежность ранних ступеней развития, формальные способы установления истины на суде — ордалии, поединок, присяга — имели своей задачей не столько убедить судью, сколько побороть противника в законных формах. Пока эта система решения споров соответствовала культурному состоянию общества, истина могла и при ней, при помощи юридической техники, обнаруживаться на суде; вся задача состояла в том, на кого из тяжущихся возложить представление Д., так как право представлять Д. определенного рода, напр. свидетелей или присягу, могло быть предоставляемо только одной из сторон; и это понятно, потому что допустить Д. с обеих сторон значило бы, в конце концов, требовать критической оценки Д. со стороны судьи. Первоначально являясь результатом культурных условий, система формальных Д. впоследствии держалась боязнью судейского произвола. Бесспорно, обязанности судьи становились малообременительны, когда, вместо детального обсуждения спора, он, нимало не напрягая своей критической способности, получал совершенно готовый для подведения под закон состав фактов, благодаря лишь тому, что были исполнены известные формы. Его личное убеждение значения не имело; он обязан был считать доказанными факты, в подтверждение которых представлены законные Д. При господстве утонченной теории формальных Д., истина рассматривалась как неизвестная величина математической формулы, которую можно найти при помощи определенных вычислений. Существовал как бы тариф со ставками, определявшими относительный вес каждого отдельного Д. и количество разновесок, необходимое для получения полновесной истины. Два свидетеля доказывали вдвое больше, чем один; "подозрительный" свидетель равнялся половине "классического"; три женщины стоили двух мужчин; судебное признание представляло полную истину, а внесудебное — только половину. Говорили о 3/4, об 1/4, об 1/8 Д. Если при сложении разновесок все-таки получался недочет, на помощь являлась присяга, с помощью которой и оканчивалось большинство процессов. Таким образом, теория формальных Д. приводила в конце концов к тому, что решающая роль принадлежала самому недостоверному из способов Д. Законодательство системой Д. освящало в судах тот произвол, которого оно так опасалось со стороны судейских решений. У нас теория формальных Д. усвоена законодательством Петра Вел., причем общественный строй ясно сказался в том, что знатному свидетелю давалось преимущество перед незнатным, духовному пред светским, ученому пред неученым. 20-е ноября 1864 г. дало нам, в числе других гарантий правосудия, и свободную оценку Д., которая теперь усвоена судопроизводством даже тех местностей, где еще действуют дореформенные суды (X т. 2 ч. изд. 1892 г.). Некоторые следы формальной теории Д. сохранились еще в судопроизводстве наших коммерческих судов, где присяга фигурирует, как дополнительное средство образования в судьях убеждения при неполноте других доказательств, и потому возлагается на тяжущегося судом, и где, кроме того, определения о допущении Д. сохранили черты, сближающие их со старыми немецкими "решениями о доказательствах", так как эти определения подлежат самостоятельному обжалованию в высшую инстанцию, отдельно от решений по существу дела.