khrolenko_a_t_bondaletov_v_d_teoriya_yazyka

степень качества [Потебня 1989: 105]. Изменение длительно сти звучания привело к возникновению дополнительной ин формации. Дополнительная информация передаётся несло весным путём (в том смысле, что не требуется дополнитель ных слов), но и она связана с речью, сопутствует ей, обогащает её и без речи существовать не может.

«— Lise! — только сказал князь Андрей; в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах» (Толстой Л. Война и мир. Т. 1. Ч. 1. VI). «— Что... — начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни отве тить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать всё яснее и глубже» (Толстой Л. Война и мир, Т. 4, Ч. 1, XIV). «Слова были для них пустым звуком, зато взгляды, улыбки, тембр голоса, самые незначительные движения помимо них вели между собою неумолчную беседу» (Р.М. дю Гар. Семья Тибо).

Эти цитаты из великих художественных произведений дают совокупное представление об особом, паралингвистичес! ком способе передачи информации. К компетенции паралинг! вистики относят все те способы передачи информации, кото рые связаны со звучанием речи, её фонетическим обликом. В неё входит всё связанное с акустическими характеристиками голоса (тембр, высота, громкость и т.п.), «значащие» паузы, ин тонационный рисунок речи, явления неканонической (необыч ной) фонетики и т.д. Г. Гегель писал: «...Звуки способны вызвать внассоответствующеенастроение.Преимущественноэтоспра ведливо относительно человеческого голоса; ибо этот после дний представляет собой главный способ, посредством кото рого человек может обнаружить своё внутреннее существо; то, что он есть, он влагает в свой голос» [Гегель 1956: 117].

Роль интонации в нашей речи чрезвычайно велика. Неда ром говорят: важно не то, что говорят, а как говорят. «...Пись менное искусство, хотя и очень разработанное грамматичес ки, совершенно беспомощно, когда надо передать интонацию, так, например, есть пятьдесят способов сказать «да» и пять сот способов сказать «нет», и только один способ это напи сать» [Шоу 1953: 14]. «Правда, сказанная злобно, лжи отъяв ленной подобна» (Блейк в переводе Маршака). Макаренко

161

признавался, что педагогом он почувствовал себя только тог да, когда смог одно и то же приказание отдавать с двадцатью различными интонациями. «Люди обижаются не на смысл, а на интонацию, потому что интонация обнаруживает другой смысл, скрытый и главный» (Трифонов Ю. Другая жизнь). «Слова её были бедны, слог был обычным для восемнадцати летней барышни, но интонация... интонация была исключи тельно чистая и таинственным образом превращала её мыс ли в особенную музыку» [Набоков 1990: 270]. М.М. Бахтин заметил, что интонация всегда находится на границе словес ного и не словесного, сказанного и не сказанного, что имен но в интонации говорящий соприкасается со слушателями [Волошинов 1995: 69]. По образному замечанию Ш. Балли, интонация — это постоянный комментатор мысли [Балли 1961: 315]. Эмоциональную интонацию великий русский ки норежиссёр С. Эйзенштейн называл звуковым жестом.

Задумывались ли мы над тем, почему существует искусст во декламации, искусство художественного чтения? Мы идём на концерт известного чтеца, в большинстве своём зная со держание тех произведений, которые будут исполняться. Содержательная информация, получаемая в этом случае, практически равна нулю, но тем не менее мы идём на кон церт — и обогащаемся большой эстетической информацией. Недаром же говорят о различном прочтении художественных произведений. Искусство художественного чтения состоит в том, чтобы предельно полно функционировал паралингвис тический канал общения. Известны примеры, когда слова почти отсутствуют, а художественное произведение остаёт ся. Пластинка Стена Фреберга «Джон и Мария» посвящена любовной истории. Мужской голос повторяет слово «Мария», а женский — «Джон». Эмоциональная интонация произно шения меняется, и вся история предельно ясна слушателям. Строки из известного стихотворения М.Ю. Лермонтова: «Есть речи — значенье / Темно иль ничтожно, / Но им без волне нья / Внимать невозможно» — гимн паралингвистике. Важ но заметить, что в художественном творчестве паралингвис тический способ передачи информации зачастую способству ет лучшему словесному оформлению речи. В статье «Как

162

делать стихи» В. Маяковский говорит о том, что стихи у него вырастают из «поэтического гула». Думается, что «муки сло ва» у великих поэтов и писателей — это напряженная попыт ка согласовать, гармонизировать словесный и несловесный каналы поэтической информации.

К паралингвистическим средствам общения относят, как сказано выше, и случаи неканонической фонетики, т.е. упот ребление звуков и их сочетаний, не свойственных данному языку. Так, звуковой комплекс «гм» не обладает значимым лексическим содержанием, но в речи он используется широ ко и может передавать большое количество информации. В очерке «В.И. Ленин» А.М. Горький вспоминает: «Кратко му, характерному восклицанию «гм гм» он умел придавать бесконечную гамму оттенков, от язвительной иронии до ос торожного сомнения, и часто в этом «гм гм» звучал острый юмор, доступный человеку очень зоркому».

В речи велика смысловая нагрузка и пауз. Парадоксально: человек молчит, а информация от него идёт. У В.А. Жуковского: «Молчание понятно говорит». Более того, информация в паузе подчас превышает смысловую нагрузку слова, потому она и за мещает речь. Не случайно Цицерон заметил: «Самый сильный крик содержится в молчании». «Чувство Родины должно быть великим горячим молчанием» [Розанов 1990: 292].

Для тех, кто много общался с аудиторией, не покажется преувеличением наблюдение М. Твена: «Читая по книжке с эстрады, чтец очень скоро убеждается, что одно орудие в его батарее приёмов работает непропорционально калибру — это пауза: то выразительное молчание, то красноречивое молча ние, то в геометрической прогрессии молчание, которое час то позволяет добиться нужного эффекта там, где его порой не даёт даже самое счастливое сочетание слов. Я, бывало, иг рал паузой, как ребёнок игрушкой... Когда я выдерживал па узу именно столько, сколько следует, последняя фраза про изводила потрясающий эффект» [Твен 1961: 421].

«Есть два вида тишины. Беспомощная тишина инертности, которая знаменует распад, и тишина могущества, которая уп равляет гармонией жизни» [Рерих 1990: 35]. Вспомним знаме нитую немую сцену в «Ревизоре» Н.В. Гоголя. Напряженные,

163

полные внутреннего движения диалоги пьесы неожиданно сме нились всеобщей паузой, и она красноречивее всяких слов вы носит приговор действующим лицам. Американский антропо лог Э. Чаппл установил, что соотношение речи и молчания — устойчивая характеристика каждого человека. Учителю полез но внимательно прочитать статью Ираклия Андроникова «Сло во написанное и слово сказанное», помещаемую во все сборни ки устных рассказов этого замечательного мастера устной речи.

2.5. Своеобразие устной речи

Языковеды, изучая устную речь, сделали убедительный вывод, что она структурно отличается от письменной. Конеч но, в своей основе и устная, и письменная речь сходны: иначе нельзя было бы прочитанное пересказать, а сказанное запи сать. Самые существенные отличия между ними наблюдают ся на уровне предложения, словосочетания, меньшие — на уровне морфологии, лексики и словообразования. Например, в устной речи части сложного предложения соединяются чаще всего бессоюзным способом, и каждая фраза состоит из двух частей со своими смысловыми вершинами.

Структурные отличия книжно письменной и устно разго ворной форм речи не случайны и свидетельствуют об их прин ципиальном различии в плане передачи информации. Если в письменной речи у нас один канал информации (сам текст), то в устной речи каналов информации два: а) информация, которая непосредственно содержится в произнесенных сло вах, и б) информация, получаемая слушателем помимо слов, которая сопутствует речи и в той или иной мере связана со словами. Переходя от письменной речи к устной, человек бес сознательно включает второй, несловесный, канал информа ции, что как бы автоматически перестраивает первый — сло весный, или речевой, — канал.

В пособиях по ораторскому мастерству часто приводится ставший хрестоматийным пример с Ф.М. Достоевским, про изнесшим лучшую, по мнению слушавших, речь о Пушкине. Позже речь была опубликована. Слышавшие Достоевского, прочитав её, с недоумением отмечали, что это совсем другая

164

речь. Нет, это была та же речь (и речь большого мастера сло ва!), но, напечатанная, она лишилась значительной части силы своего воздействия. М. Твен охарактеризовал отличие устной речи от письменной следующим образом: «Как только пря мая речь оказывается напечатанной, она перестаёт быть тем, что вы слышали, — из неё исчезает что то самое важное. Ис чезает её душа, а вам остаётся только мёртвая оболочка. Вы ражение лица, тон, смех, улыбка, поясняющие интонации — всё, что придавало этой оболочке тепло, изящество, нежность и очарование... исчезло...» [Твен 1961: 598—600].

Важность несловесного канала информации трудно пере оценить. «В пустом разговоре была не только пустота, — улыб ки, взгляды, движения рук, покашливание, всё это помогало раскрывать, объяснять, понимать наново» [Гроссман 1989: 43]. В дневнике К.И. Чуковского есть запись о впечатлении от рас сказов М. Горького о Л. Толстом: «Когда я записываю эти раз говоры, я вижу, что вся их сила — в мимике, в интонациях, в паузах, ибо сами по себе они, как оказывается, весьма про стенькие и даже чуть чуть плосковаты» [Чуковский 1992: 155]. «Английская разговорная речь — по крайней мере у людей высшего круга — содержит, должно быть, меньше слов, чем эскимосский язык... Англичане говорят интонационными речениями. Одно речение может выражать всё, что угодно» (Хемингуэй Э. И восходит солнце (Фиеста) // Хемингуэй Э. Романы и рассказы. М., 1992. С. 113).

Возникает вопрос о соотношении количества информа ции, отправляемой и получаемой по обоим каналам — рече вому и неречевому. Известный французский писатель мора лист XVII в. Ларошфуко полагал, что в звуке голоса, в глазах и во всём облике говорящего заключено не меньше красноре чия, чем в выборе слов. Философ О. Шпенглер считал, что при передаче душевных движений, которые совершенно не под даются описанию, велика роль взгляда или еле заметных же стов. Они — настоящий язык души, который непонятен для непосвященных. Слово, как звук, как элемент поэзии, смо жет установить эту связь, но слово, как понятие, как элемент научной прозы, в этом отношении совершенно бессильно [Шпенглер 1993: 389].

165

По мнению современных специалистов, несловесный ка нал в процессе общения передаёт слушателям информации больше, чем канал словесный. «Всего одно слово, произнесен ное в группе близких людей, несмотря на свою внешнюю нео пределенность и неоднозначность, может представлять собой гораздо более точное сообщение, чем целые тома тщательно подготовленной корреспонденции, которой обмениваются два правительства» [Сепир 1993: 212]. Правда, количествен ные показатели сильно колеблются, но во всех случаях важ ность паралингвистических и паракинесических средств в общении несомненна. Автор книги «Правда о жесте» Ф. Сул же утверждает, что при разговоре люди словам придают лишь 7% значимости, интонации — 38%, а мимике и жестам — 55%. Один жест может полностью изменить смысл произнесенных слов. Сказанное устно при помощи манеры, тона, темпа и обстоятельств в очень большой степени само себя истолко вывает, констатирует известный философ [Гадамер 1988: 457].

Психологи утверждают, что удельный вес паралингвисти ческих сигналов особенно велик в первые 12 секунд разгово ра — он составляет 92% всего объёма сообщаемой информа ции. Лишь 8% приходится непосредственно на слова, кото рыми мы обмениваемся. Специалисты по переговорам считают, что успех делового контакта зависит от того, насколь ко слова соответствуют несловесным сигналам [Наука и жизнь. 1992: № 12: 50]. Столь большие возможности параки несики объясняются тем, что мимика и жест — элементы бо гатого аналогового (непрерывного во времени) языка.

Особенно ярко свои коммуникативные возможности па ракинесика проявляет в таких видах искусства, как пантоми ма и хореография. Когда слушатель не знает языка говоря щего, возможности паралингвистики и паракинесики особен но ощутимы. Паралингвистика стала пружиной сюжета рассказа К. Чапека. Его герой — чешский дирижер, не знаю щий английского языка, приехал в Ливерпуль и стал неволь ным свидетелем разговора мужчины и женщины. Слов он не понимает, но как опытный музыкант по интонации, по рит мике хорошо понимает суть разговора, в котором голос муж чины у него ассоциируется с контрабасом, а женщины — с

166

кларнетом. «Слушая этот ночной разговор, я был совершен но убежден, что контрабас склонял кларнет к чему то преступ ному. Я знал, что кларнет вернётся домой и безвольно сдела ет всё, что велел бас. Я всё это слышал, а слышать — это боль ше, чем понимать слова. Я знал, что готовится преступление, и даже знал, какое. Это было понятно из того, что слышалось в обоих голосах, это было в их тембре, в кадансе, в ритме, в паузах, в цезурах... Музыка — точная вещь, точнее речи» (Ча пек К. История дирижера Калины).

Подсчёты специалистов в области информатики и обще ния подтверждаются практикой. Например, двум одинаковым по составу и способностям студенческим группам одновре менно читался лекционный курс, при этом профессор нахо дился в первой аудитории, а всё говоримое им звучало и во второй аудитории. На экзаменах в конце семестра выясни лось, что студенты, не только слушавшие, но и видевшие про фессора, сдали экзамен гораздо лучше, чем студенты из вто рой аудитории, хотя остальные предметы обе группы сдали примерно одинаково. Замечено также, что информация, со общаемая теледиктором, запоминается прочнее, чем анало гичная информация от радиодиктора.

Британский психолог Р. Уайзман экспериментально опреде лил, что лживые сообщения легче всего люди распознают, ког да их передают по радио, и чаще обманываются, читая газеты или сидя перед телевизором. 73,4% радиослушателей сразу раз личили правду и кривду. Среди читателей газет таких — 64,2%, телезрителей — 48,2%. Британский исследователь констатиро вал, что мимика и жесты легко маскируют то, что невольно силится передать голос [Знание — сила. 1996: № 2: 149].

В.И. Ленин утверждал, что личное воздействие и выступ ление на собраниях в политике страшно много значит, что без них нет политической деятельности и даже само писание ста новится менее политическим. Фактор личного воздействия и действенности устного выступления Лениным объяснялся структурой идеи, которая вносится в массы. «Идея есть по знание и стремление (хотение) /человека/» [Ленин: 22: 177]. Если первый компонент идеи — познание — без особых по терь может передаваться и письменным путём, то второй —

167

«хотение» — эффективнее всего передаётся личным присут ствием, речевыми и неречевыми средствами общения.

Соотношение количества информации, передаваемой с по мощью обоих каналов, — величина переменная и зависит от многих обстоятельств. Чем ограниченнее словарь говорящих, тем чаще личные намерения сигнализируются несловесным путём. Особенно это заметно в общении детей, подростков, военнослужащих, семейных пар и лиц, долго проживающих совместно. «Кто не замечал тех таинственных бессловесных отношений, проявляющихся в незаметной улыбке, движении или взгляде между людьми, живущими постоянно вместе: бра тьями, друзьями, мужем и женой, господином и слугой, в осо бенности когда люди эти не во всём откровенны между со бой. Сколько недосказанных желаний, мысли и страха — быть понятым — выражается в одном случайном взгляде, когда робко и нерешительно встречаются ваши глаза!» (Толстой Л. Отрочество, гл. V).

Разговорная речь в силу её двуканальности отличается большими эвристическими и творческими возможностями. На точном языке науки можно корректно только формули ровать открытое, но сами открытия требуют мысли на базе естественного языка. К этому тезису неоднократно обращал ся писатель и философ М.М. Пришвин. «До последней край ности надо беречься пользования философскими понятиями и держаться языка, которым мы перешептываемся о всём с близким другом, понимая всегда, что этим языком мы можем сказать больше, чем тысячи лет пробовали сказать что то философы и не сказали» [Пришвин 1990: 395]. «Мечтатель ная неточность мышления» первого человека (и, добавим, язы ка), которую упоминает Т. Манн в романе «Иосиф и его бра тья», в силу своих эвристических возможностей обусловила становление человека, его культуры и цивилизации.

Информативные и экспрессивные возможности невер бальных средств информации в форме паракинесики и пара лингвистики оправдывают целесообразность особой отрас ли языкознания, о которой писал Е.Д. Поливанов: «Не надо думать, что эти стороны речевого процесса есть нечто не под лежащее ведению лингвистики, т.е. науки о языке. Только,

168

разумеется, рассмотрение этих фактов... составляет особый самостоятельный отдел лингвистики» [Поливанов 1968: 296]. Перспективы оптимизации человеческого общения напря мую связаны с этой областью знания. Что касается профес сиональной культуры учителя, то без учёта достижений этой новой отрасли науки она просто невозможна.

Проблема параязыка тесно связана с популярной ныне теориейречевыхактов,которойпредшествовалаидея«речевых поступков», сформулированная Н.И. Жинкиным. «Речевой по ступок» — это результат сложного взаимодействия языка и па раязыка, процесс «переозначения»: «Слова имеют значение, но интонация накладывает на них свою переозначающую печать. В работу переозначения включается не только интонация, но и весьпотокэкспрессии—пантомимика,статикаидинамикатела говорящего человека. Если бы этого не было, речь представля лась бы как безжизненные звуки, издаваемые чурбаном. Вот почему интонация значительно больше, чем звуковое оформле ние предложения. Получившееся образование в целом может быть названо речевым поступком» [Жинкин 1998: 84].

Творческая деятельность человека не мыслится вне жес та. Очень тонко подметил это мастер слова А.Н. Толстой: «Я наконец понял тайну построения художественной фразы: её форма обусловлена внутренним состоянием рассказчика, повествователя, за которым следует движение, жест. И, на конец, — глагол, речь, где выбор слов и расстановка их адек ватна жесту» [Толстой А. 1972: 53 54].

Из жеста, включенного в коммуникацию, из ощущения его большей, нежели в слове, выразительной силы родилось ис кусство. Особенно тонко это чувствовал П.А. Флоренский: «...И картина или статуя разделяют его (свойство великого слова. — А.Х.) в качестветоже слов нашего духа, — запечатленных в твёр дом веществе слов жеста, жесты пальцев и руки, тогда как слово звуковое есть запечатление жеста голосовых органов и притом запечатление в воздухе. Картина и статуя принципиально суть слова» [Флоренский 1990: 204]. То же мнение встречается у фи лософа Л. Витгенштейна: «Архитектура — своего рода жест» [Витгенштейн 1994: 451]. «...Хорошая архитектура создаёт впе чатление воплощенной мысли. У тебя возникает желание от ветить на это жестом» [Витгенштейн 1994: 432].

169

Параязык сопровождает не только обыденную, устную речь, но стремится войти в речь художественную, по преиму ществу письменную. Большая выразительная и информатив ная ёмкость жеста в устной речи предопределили наличие подобных «языковых жестов» в письменной речи, когда вер бально представляется несловесная реакция. В «Словаре рус ского языка XI—XVII вв.» (вып. 1: 335) можно обнаружить об разчик такого «жеста»: Брови воздвигати (воздвигнути) на кого!л., брови возводити «выражать гнев, неудовольствие». (Иллюстрация взята из памятника XI в.)

В этом случае происходит парадоксальное: теперь уже сло во материализует невербальное средство. Параязык — важная характеристикачеловека,апотомуписателистремятсяпередать не только содержание невербальных элементов общения, но и саму форму их проявления в поведении человека. «В речевом поступке человек не только выражает мысли, но и «выдает с го ловой самого себя», свое отношение к действительности» [Жинкин 1998: 84]. В этом смысле красноречив писательский опыт Л.Н. Толстого, трилогию которого «Детство», «Отроче ство» и «Юность» можно читать и как художественное иссле дование природы и функциональных возможностей параязы ка в художественном тексте [Хроленко 1999].

Не только содержание художественного произведения, но и его типографская форма может включать элементы свое образного параязыка. Андрей Белый впервые ввёл «издатель ские жесты» в поэзию: язык пробелов, лесенки слов. Это не случайно. Жест — яркая черта речи А. Белого. Вот впечатле ние современника от выступающего с докладом этого заме чательного русского литератора: «Движения говорят так же выразительно, как слова. Они полны ритма... Руки, мягкие, властные, жестом вздымают всё кверху. Он почти танцует, передавая движение мыслей... Он не умел видеть мир иначе, как в многогранности смыслов. Передавая это виденье не только словом: жестом, очень пластическим, взлетающим, звуком голоса, вовлечением аудитории во внутреннее движе ние. Рассказывал много раз — для него стих рождался всегда из движения. Не в сидении за столом, вне комнаты, а в пере мещении далей закипало. Ещё неизвестно бывало, во что пе

170