Философия ценностей и ценностная этика. (о н.Гартмане). 2002. (Перов ю.В., Перов в.Ю.)

Источник: Гартман Н. Этика.-СПб.: Владимир Даль, 2002.-708с. С.5-82.

http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000156/

«Забытый философ» — этим эпитетом, вынеся его в название статьи и тут же скептически заключив в кавычки, наградил Гартмана А. Н. Малинкин, ссылаясь, в частности, на то, что русскоязычному читателю Гартман мало известен¹ и что даже ныне, когда переводят и издают почти все, интерес к нему (в отличие от модных «ниспровергателей» философских основ) не возрос. В завершение Малинкин выразил уверенность, что «рано или поздно к Н. Гартману придется вернуться»². Публикуемая «Этика» — шаг на пути «возвращения» к Гартману, а для многих и его «открытия». Гартман действительно не принадлежит к числу самых известных и часто цитируемых, «читаемых и почитаемых» немецких философов прошедшего века. Не считая специальных трудов по истории философии в Германии ХХ в., и в немецких философских публикациях к Гартману обращаются не так уж часто, а серьезное теоретическое обсуждение его идей встречается еще реже. Даже в рамках традиции феноменологической философии ценностей и материальной этики его коллеге и отчасти единомышленнику Максу Шелеру во всех этих отношениях повезло неизмеримо больше. Скончавшийся в 2002 г. в возрасте 102 лет патриарх немецкой философии Ганс Георг Гадамер был одним из немногих, кто практически во всех своих сочинениях по этической и аксиологической проблематике воспроизводил и комментировал позиции Гартмана. Гадамер, работавший в студенческие годы в семинаре Гартмана, вспоминал: «Прошло более полувека со времени появления „Этики“ Николая Гартмана, и к еще более раннему времени восходят импульсы и вызовы, которые я сам воспринимал в молодые годы, следуя его личным наставлениям и дружескому руководству. Так и новое углубление в этот труд и в проблему ценностной этики вообще означает для меня способ самопроверки… Правда, ученическое отношение, которое мы все тогда в 20$е гг. испытывали к Николаю Гартману, всегда было полным напряжения. Гартман также хорошо осознавал, что он плыл «против потока» — потока философствования, «отчеканенного» историческим сознанием, которое так же, как и он сам, определенно было не удовлетворено методологизмом господствовавшей неокантианской школы…»³. Похоже, что и в те времена Гартман мог выглядеть «несвоевременным».

Традиционная биографическая справка. Николай Гартман, остзейский немец родился в Риге в 1882 г. Закончил Санкт-Петербургский университет в 1901 г. бакалавром по классической филологии. Уехав из России в Марбург в 1905 г., он на долгие годы «попал в объятия» лидеров Марбургской школы неокантианства, под чьим влиянием и сформировался как философ. В 1907 г. стал доктором философии, затем (с 1925 г.) доцентом, позже профессором Марбургского университета. Впоследствии профессор Кёльнского и Берлинского университета, где его и застал конец войны. Умер в Гёттингене в 1950 г. Философская деятельность Гартмана (в 1909 г. опубликована его первая книга о логике бытия у Платона) совпала с эпохой бурных политических потрясений: кайзеровская Германия, первая мировая война и поражение Германии, затем Веймарская республика, диктатура национал-социализма, мировая война, вновь поражение Германии и послевоенная разруха. Гартман был участником первой мировой войны, но в политических схватках предпочитал не участвовать, хоть мало кто из немецких философов-интеллектуалов в те годы оставался в стороне от них. К началу 30-х гг. произошла резкая поляризация политических ориентаций большинства из них. Оформились основные тенденции: левая неомарксистская (Д. Лукач и теоретики Франкфутской школы М. Хоркхаймер, Т. Адорно, Э. Фромм, Л. Лёвенталь, Г. Маркузе, Э. Блох, В. Беньямин), либеральная (К. Ясперс, М. Шеллер, К. Мангейм), консервативная (Г. Фрайер, К. Шмитт, М. Хайдеггер). Позже многие из первых двух групп оказались в эмиграции, третьи пошли на сотрудничество с нацистами. Гартман оставался «всего лишь профессором» и в отличие от многих, в том числе от А. Вебера, даже не был отстранен от преподавания.

Получив философское образование и воспитание у марбургских неокантианцев, Гартман разделял их философские позиции до начала 20-х гг. Его отход от неокантианства свершился под влиянием критики Э. Гуссерлем психологизма и неокантианского субъективизма. Свои счеты с неокантианством Гартман свел в книге «Основные черты метафизики познания» (1921). Разрыв был полным и, надо полагать, для Гартмана небезболезненным. В опубликованной четыре года спустя «Этике» критический пафос в отношении неокантианской теории ценностей и кантовского этического формализма стал одним из главных ее мотивов. В философском самоопределении Гартмана важную роль сыграли М. Хайдеггер и М.Шелер, чьи труды Гартману были известны и ранее и с кем он позже непосредственно сотрудничал в Кёльнском университете. С Хайдеггером (его коллегой по Марбургскому университету) Гартмана сближала общая тенденция их философской эволюции от трансцендентальной феноменологии раннего Гуссерля к конструированию философской онтологии. То, что «новая критическая онтология» Гартмана в результате имела очень мало общего с «фундаментальной онтологией» Хайдеггера,— это вопрос существенный, но пока вторичный. С Шелером Гартмана объединяла другая общая задача: разработка феноменологической философии ценностей и феноменологической «материальной этики». Хотя порой Гартмана и называют «систематизатором шелеровской аксиологии и этики», якобы лишь более последовательно реализовавшим его феноменологические установки, на деле расхождений между ними (в том числе и по фундаментальным вопросам аксиологии и этики) было немало.

Гартман плодовитый писатель, о чем свидетельствует перечень его главных книг, написанных в «постнеокантианский» период. Помимо упомянутых работ «Основные черты метафизики познания» (1921) и «Этика» (1925) это «Проблема духовного бытия» (1933), «К основам онтологии» (1935), «Возможность и действительность» (1938), «Строение реального мира. Очерк всеобщего учения о категориях» (1940), «Философия природы. Абрис специального учения о категориях» (написана до незаконченной «Эстетики» (1945), но, как и «Эстетика», опубликована в 1950 г. Он (о чем считают нужным упомянуть все комментаторы его философии) стал последним немецким философом, создавшим целостную философскую систему, включающую все традиционные «части» философии, все (в терминологии Гегеля) «философские науки»: онтологию, теорию познания, натурфилософию, социальную философию, этику и эстетику. И сделал он это в ХХ в., когда философская ситуация оказалась крайне неблагоприятной для конструирования философских систем, и, более того, когда восторжествовало почти всеобщее убеждение, что время индивидуальных авторских философских учений, охватывающих в систематической форме всю философскую проблематику в ее целостности, безвозвратно миновало. К этому вопросу еще придется вернуться, но уже здесь уместно заметить, что способ осмысления и реализации Гартманом «принципа системности» в философии, равно как и содержательное ядро его системы в полной мере «современны» философским исканиям первой половины двадцатого столетия. Нередко его философия оценивалась как классическая, а порой даже и как архаическая. В ряде существенных моментов (построение систематической философской системы, дифференцированный анализ категорий, академичность изложения, а отчасти и само содержание) философия Гартмана действительно может выглядеть несколько архаично, но в целом такого рода оценки вряд ли адекватны.

В философской системе Гартмана, сформировавшейся после его разрыва с неокантианцами, метафизика познания и «Этика» стали началом, а «Эстетика» (как это было принято и в системах классического немецкого идеализма) – увенчивающим ее завершением как во времени, так и по существу. «Этика» Гартмана – как это порой некоторые (в том числе и упомянутый Гадамер) полагают – была наиболее фундаментальной, последовательной и обстоятельной формой феноменологической «этики ценностей». Оценка того, что удалось ее автору достигнуть на этом пути, может оказаться весьма поучительной и для оценки перспективности не только «ценностной этики», но отчасти и философии ценностей в целом. Конечно, при этом необходимо учитывать, что и при положительных, и при негативных оценках ее содержания оценки эти не могут прямо транспортироваться на всю и всякую этику ценностей. Вполне может оказаться, что несомненные приобретения Гартмана в аксиологии и ценностной этике достигнуты им совершенно независимо от философии ценностей и «аксиологической» методологии. Поэтому наличие таких приобретений не может свидетельствовать о каких-то преимуществах как ценностного подхода в целом, так и его феноменологической версии. И напротив: неудача конкретного исследования могла бы стать результатом не недостатков «ценностного подхода» как такового и даже не феноменологического варианта философии ценностей, а следствием личной авторской концепции Николая Гартмана.