Гольдман Л. - Лукач и Хайдеггер. - 2009

нии, распространяется, становясь определяющим для производства, и завершает мировой перево­ рот, превращение мира в мир отношений между вещами, посредством которых общественные от­ ношения производства господствуют над теми, кто, производя, их воспроизводит. «Это не толь­ ко продукты труда, ставшие независимыми сила­ ми, господствующими над теми, кто эти продук­ ты производит и кто их покупает, но это также и общественные силы...и будущая форма этого тру­ да, которая им противостоит в свойствах их соб­ ственных продуктов.»1

Лукач неоднократно подчеркивает специфи­ чески исторический характер феномена овеще­ ствления. По его мнению, этот феномен, опреде­ ляющий капиталистический способ производства внутренне присущ труду, производящему при­ быль и, исходя из этого, обнаруживается во всех формах капитала, на всех стадиях его движения, а также в юридических, государственных, «науч­ ных»2 и философских надстройках, которые ему соответствуют. Лукач разделили главу, которую он посвятил овеществлению, на три главных час­ ти, где он рассматривает:

1. Феномен овеществления; производство мира вещей, законченное и объективное, кото­ рому противостоит «теоретический» субъект, даже когда этот «субъект» верит, что он дейст­ вует;

1Цит. по: Маркс К. Капитал. Т. 1. С. 208.

2Речь, в сущности, идет о социальных науках, хотя понятие природы и методы современных наук о природе также для Лукача связаны с этим способом производст­ ва, как мы увидим в дальнейшем.

20

2.Антиномии буржуазного сознания; где двойственность этого объекта и этого субъекта, которая и порождает овеществление, рассматри­ вается как центральная и определяющая пробле­ ма современной философии, проблема, неразре­ шимая на теоретическом и философском уровне, но достигнувшая своего высшего выражения в немецком идеализме;

3.Точка зрения пролетариата, который, со­ гласно Лукачу, один способен вырваться из этой объективной и законченной непосредственности

иустремиться к пониманию их «подлинной объ­ ективности», потому что пролетариат имеет воз­ можность преодолеть двойственность субъекта и объекта и довести практику, направленную на преобразование социального бытия, до ее то­ тальности.

Лукач отличает абстрактный труд, связанный с капиталистическим разделением труда, от дру­ гих форм производственной деятельности и практики пролетариата. Подлинная деятельность всегда направлена на конкретное и неповторимое содержание своего материального субстрата; то, что идет от качеств «объекта», и то, что идет от «субъективных» целей, встречается в действии, одновременно и традиционном, и неповторимом, и завершается в качественной тотальности. Но производство, управляемое прибылью, разбивает эту тотальность на все ее моменты. Чтобы увели­ чивать прибыль и развивать производительность, чтобы сокращать стоимость производства в связи со временем социально необходимого труда, ка­ питалистический способ производства, подталки­ ваемый конкуренцией, вынужден все больше и

21

больше рационализировать элементы производ­ ства. Продукт, «создаваемый» извне, существует только в сумме частичных операций, абстрактно рационализированных. Труд, также разделенный на части, совершает предопределенные действия, предписанные объективностью средств, которые ему противостоят. Из этого следует противопо­ ложность субъекта и объекта, дислокация про­ дукта и производителя, утрата свойств объектов и свойств труда и их преобразование в «вещь» и в «призрачный труд». Создается мир объек­ тивности, противостоящий «созерцательному»1 и теоретическому субъекту, который осмысливает этот мир и вступает с ним в отношения посредст­ вом «рациональных» категорий рефлексивного рассудка, где «отражается» наличие таких дан­ ных, как количество, протяженность, однород­ ность, тождество или различие, индивидуаль­ ность или абстрактная всеобщность, дурная бесконечность и т. д.

Этот «абстрактный труд» определяет как не­ посредственное поведение рабочего, так и — иным образом — поведение капиталиста, даже если этот последний, как персонификация ка­ питала считает себя «субъектом» такой «объек­ тивации». В этом смысле Маркс и говорил о

1 Не следует смешивать, уточняет Лукач, с «созерца­ нием», которое разрушает границы эмпирии и нашего Я. Созерцание, которое у рабочего исчерпано, означает в тексте Лукача, в соответствии с Тезисами о Фейербахе, разделение субъекта и объекта и подчиненность непо­ средственной объективности. Именно в этом смысле труд рабочего и инженера является для Лукача «созерцатель­ ным».

22

необходимости уничтожить «труд», причину од­ новременно и нищеты труженика и «тревоги» (Sorge), которая обычно сопровождает сущест­ вование буржуа; и он полагал, что только смертельная борьба пролетариата, практика то­ ждества субъекта и объекта, направленная на преобразование тотальности, может достичь этой цели. «Труд» в капиталистическом способе производства производит и воспроизводит ове­ ществление, а также формы объективности и субъективности, которые с ним связаны.

Существование завершенной объективности, частичной и рационализированной системы, ор­ ганизующей капиталистическое предприятие, об­ наруживается в бюрократических надстройках государства и права. Способ капиталистического производства, на самом деле, нуждается в юсти­ ции и в администрации, функционирование кото­ рых могло бы быть рационально рассчитано. Что на уровне права влечет за собой, например, все более возрастающую формализацию системы, исключение конкретного содержания и установ­ ление всеобщностей, противоположных любому событию. Те же самые феномены структурируют социальные науки и их методы.

Эти науки развиваются вместе с капиталисти­ ческим способом производства, потому что здесь впервые общественные отношения производства становятся в истории преобладающими и потому что создается унифицированное общество. В этом способе производства самое важное про­ исходит внутри отношений производства, между «мертвым трудом» — капиталом — и «живым трудом», из которого он высасывает кровь, что-

23

бы поддерживать в себе жизнь. Внутри этого процесса природа, очевидно, сводится к абст­ рактной материи, которая должна приобрести форму, насытить себя количественными парамет­ рами простого труда и труда прибавочного, что­ бы позволить капиталу себя осуществить. При­ рода — Маркс уже говорил об этом, возражая Фейербаху — это всегда природа в социальном историческом мире и всегда обнаруживает себя в практике, которая и открывает к ней доступ. Аб­ страгируясь от содержания и конкретных целей капиталистическое развитие техники влечет за собой в то же время истощение труженика и зем­ ли. Согласно Лукачу в капиталистическом спосо­ бе производства природа, как социально-истори­ ческая категория, — это абстрактная материя, управляемая необходимыми и поддающимися расчету законами. Сам замысел математической физики, измерения, применимого к чему угодно, и концепции мироздания, основанной на измере­ нии, мог зародиться в начале Нового времени лишь на основе тенденций зарождающегося ка­ питалистического производства и осуществиться только вместе с ними. Следовательно, несмотря на расширение поля возможностей, путь к ним был прегражден сведением всякой возможности к возможности только исчисляемой, относитель­ ной и однородной с данными. Кроме того, такая модель наук о природе превращается в идеоло­ гию и может стать мистификацией, когда она пе­ реносится в социальные науки, ценность которых основана на тождестве субъекта и объекта в практике, на тотальности и историчности, отсут­ ствующих в науках о природе. Перенос этой на-

24

учной модели становится возможен благодаря историческому существованию овеществленного социального бытия, образующего вторую «объ­ ективную» природу, подчиненную необходимым закономерностям и, одновременно, благодаря буржуазной идеологии, которая представляет свою форму исторического существования как «естественную» форму.

Тем не менее требование «рационализиро­ ванной» системы всегда встречается с «ирра­ циональностью», которую само существование системы производит вместе с исключением кон­ кретного содержания. Уже на уровне производ­ ства потребительская стоимость, устраняемая из процесса, нацеленного на меновую стоимость, катастрофически врывается в экономику. И клас­ сическая экономическая наука, исключив из сво­ ей теоретической сферы конкретную потреби­ тельскую стоимость и тотальность производства, остается парализованной перед кризисами и не­ способной их понять. Даже тогда, когда вместе с изменчивостью буржуазного общества меняется и право, формализованная система наук о праве не может дать никакого объяснения этому изме­ нению, не может дедуцировать его из форм и уж тем более не может понять содержание этих форм. Чтобы понять генезис форм и их содержа­ ние, необходимо преодолеть формализм. Но са­ ми методы социальных наук делают невозмож­ ным исследование подобного проекта. Науки шли вслед за специализацией, которая осуществ­ лялась в производстве; каждая наука замыкается в себе самой, занята своей собственной методо­ логией, отрезана от своего конкретного субстра-

25

та и от любого онтологического вопроса об обосновании.

Онтологическая проблема, игнорируемая со­ временными науками, не может быть уже постав­ лена и философией, которая этим наукам соот­ ветствует. Если науки исходят из эмпирических данных, не задавая себе вопрос о происхождении этих данных и об их собственном развитии, фи­ лософия принимает формалистское образование понятий, в современных науках, за незыблемый субстрат. Таким образом всякая возможность раскрыть овеществление, являющееся основой этого формализма, исчезает. Дело в том, что со­ временная критическая философия порождена овеществленной структурой сознания, где и ко­ ренятся ее специфические проблемы. В меняю­ щемся греческом обществе, вместе с развитием производственного сектора, ориентированного на меновую стоимость, начал приобретать значи­ мость и феномен овеществления, тем не менее еще не определявший все области жизни. «Из овеществленной структуры сознания возникла современная критическая философия. Из этой структуры проистекают специфические пробле­ мы последней, отличающие ее от вопросов преж­ ней философии. Известное исключение представ­ ляет собой лишь греческая философия. И это не случайно. Ибо феномен овеществления играл некоторую роль также в развитом греческом об­ ществе. Однако в соответствии с совершенно своеобразным характером общественного бытия вопросы и ответы античной философии были тем не менее качественно отличными от вопросов и ответов современной философии. Стало быть, с

26

точки зрения адекватной интерпретации, когда Наторп, например, считает возможным пред­ ставить Платона предшественником Канта, он поступает так же произвольно, как Фома Аквинский, когда тот пытается строить свою филосо­ фию на базе Аристотеля».1 Античная филосо­ фия, следовательно, качественно отличается от философии в современном мире, где овеществле­ ние преобладает в качестве фундаментальной структуры. То же самое качественное различие должно быть сделано, согласно Лукачу, между современным рацио и рационализацией, какой она могла быть понята в иных социальных фор­ мах. Любая деятельность предполагает рацио­ нальность на уровне средств, но современное мышление попыталось распространить эту инст­ рументальную рациональность и все ей подчи­ нить, расширяя таким образом ее прежние пре­ рогативы и границы. Современная философия, начиная с Декарта, как раз и нацелена на такое фундаментальное преобразование разума в рас­ ширении и применении универсальной меры, в соответствии с математическими методами со­ здания объекта на основе формальных условий объективности вообще, и все это несмотря на лю­ бое содержание, любое качество и любое разли­ чие в бытии.

Именно Кант, согласно Лукачу, ясно поставил проблемы, подразумеваемые этим новым дви­ жением, вначале объявив о «коперниковской ре­ волюции» и о необходимости допустить, что

1Аукан Г. История и классовое сознание. М., 2003.

С.204.

Π

«объекты должны соответствовать нашему по­ знанию», формам нашего рассудка, а не позна­ ние объектам; затем обозначив неразрешимую проблему, с которой неизбежно сталкивается этот формалистский рассудок: вещь в себе. Тем не менее, если Кант и критиковал прежний наив­ ный догматизм — связанный, согласно Лукачу, с подъемом буржуазии — и тождество между «бы­ тием» и «нашим разумом», то он и сам отождест­ влял всякий разум и всякое мышление с «нашим разумом», то есть, с рефлексивным рассудком исторически определенного социального сущест­ ва. Лукач придает столько же значения этой не осмысленной и не подвергнутой критике кантовской очевидности, сколько и эксплицитным про­ блемам, которые рождаются на ее основе. Для него величие и трагизм мышления Канта заклю­ чается не в том, чтобы игнорировать те пробле­ мы, которые предполагаются проблемой вещи в себе и ее различными функциями.

Вещь в себе имеет два различных значения в системе Канта, но они отсылают к одной единст­ венной и «иррациональной» проблеме бытия: к тотальности и к конкретному материальному субстрату, то есть, к тому самому, что капитали­ стическое социальное бытие исключает, но что возвращается во время катастроф как его непре­ одолимая граница. Функция вещи в себе как то­ тальности ясно показана в Трансцендентальной диалектике, где Кант начинает устранять ее из познания как ложно поставленную проблему. Вместо этого Лукач настаивает на вещи в себе как конкретном субстрате и на не замечаемой кантианцами связи между конкретным субстра-

28

том — содержанием — и тотальностью. Конкрет­ ный субстрат подразумевается проблемой созер­ цания. Кант направляет свои усилия на то, чтобы выделить, вопреки скептикам, формы «нашего» рассудка, посредством которых познание ста­ новится возможным, но он также признает, во­ преки догматизму, что понятия нуждаются в созерцании, без которого они оставались бы «пустыми».1 Лукач, тем не менее, отмечает, что с введением такой восприимчивости — наличного бытия, которое воздействует на нас в созерца­ нии — требование системы, связанное с рациона­ лизмом, становится невозможно осуществить. Действительно, система, под страхом своего ис­ чезновения, не могла бы принять определенные данные, определенное содержание, и должна была бы его выводить дедуктивно, исходя из сво­ их собственных принципов.

В той мере, в какой тотальность, чувственный субстрат и субъект связаны, формалистское соз­ дание системы устраняет не только, как две крайности, тотальность и содержание, но также и субъект, который должен быть в ее основании. Так познание все больше и больше становится методологически осознанным созерцанием чис­ тых формальных совокупностей и их функциони-

1 В книге Кант и проблема метафизики созерцанию придаётся фундаментальное значение источника всего познания. Двойственность созерцания и понятия, вызван­ ная конечностью человека и его потребностью в понятиях для познания, является, согласно Хайдеггеру, вторичной и происходит из изначального тождества в проецирова­ нии мира. См. далее о значении творческого созерцания и эстетики у Лукача.

29