Глава XIII. ЗАРАТУСТРА И РЕЛИГИЯ ИРАНЦЕВ

§100. Загадки

Изучение иранской религии преподносит немало сюрпризов, причем подчас таких, что могут и разочаровать исследователя. Мы приступаем к штудированию предмета с живейшим интересом, подготовленным нашим знанием о роли Ирана в религиозном развитии Запада. Если идея линейного времени, заменившая собой понятие времени циклического, уже была известна древним евреям, то иранцы открыли, либо переосмыслили, либо систематизировали целый ряд других религиозных концепций. Упомянем лишь самое важное: разработку нескольких дуалистических систем (космологический, этический, религиозный дуализм); миф о спасителе; оптимистическую эсхатологию, провозглашающую конечную победу Добра и всеобщее спасение; доктрину телесного воскресения; некоторые гностические мифы; наконец, мифологию магов, которую в эпоху Возрождения развивали как итальянские неоплатоники, так и Парацельс или Джон Ди.

Однако едва лишь читатель, не являющийся знатоком в данной области, прикасается к первоисточникам, как испытывает разочарование и досаду. Три четверти древней «Авесты» утеряно. Изо всего, что сохранилось, лишь гаты (gathas), сочиненные, предположительно, самим Заратустрой, способны увлечь читателя-неспециалиста. Все остальное, особенно книги на пехлеви, переписывавшиеся в течение пяти веков, с IV по IX,*89— удручающе сухо, монотонно и бесцветно. Те, кто читал Веды и упанишады или даже брахманы, не могут не почувствовать себя обманутыми в своих ожиданиях.

И все же идеи, которые иной раз угадываются в гатах или обнаруживаются, уже обработанные и систематизированные, в более поздних писаниях, не могут не захватить воображение. До них, правда, надо еще докопаться сквозь нагромождение ритуальных текстов и комментариев. Лишь чтение гат всегда вознаграждается удовольствием, несмотря на массу неясного в них, в остальных трудах редко

278

встретишь сильное выражение, оригинальный образ или неожиданное проникновение в глубины смысла. Что же касается личного вклада Заратустры в выработку или переоценку религиозных концепций, то здесь мнения иранистов расходятся и даже порой перечеркивают друг друга. Коротко говоря, в историографии имеется две точки зрения. Согласно одной, Заратустра — это реальная личность, много сделавшая для реформирования традиционной иранской религии, т.е. религии индоиранцев II тыс. до н.э. По другой версии, религия Заратустры представляет собой лишь один из аспектов иранской религии — маздеизма с его поклонением Ахурамазде, — и приверженцы этой методологической позиции не только заявляют, что «пророк» Заратустра не провел никакой «реформы», но и отрицают само его существование.

Как мы увидим чуть ниже, проблема исторической реальности Заратустры не должна представлять трудности. Превращение реальной личности по имени Заратустра в парадигматическую модель для поклонников «религии маздеизма» — явление нормальное. Уже через несколько поколений факты настоящей биографии выдающегося человека исчезают из коллективной памяти, и он становится архетипом, т.е. символизирует лишь добродетели своей «профессии», иллюстрируемые соответствующими парадигматическими событиями. Так произошло не только с Гаутамой Буддой и Иисусом Христом, но и с куда менее известными персонажами, такими, как, например, Марко Кралевич*90 или Дьедонне де Гозон. Но в гатах, которые многие считают созданием Заратустры, есть такие места, где содержатся автобиографические детали, подтверждающие историческое существование автора. Более того, эти детали — единственные, не поддавшиеся процессу активного мифотворчества, характерного для маздеитской традиции, — именно потому, что они заключены в гимнах, сочиненных самим Заратустрой.

Давайте же обратимся к этим немногим биографическим данным, чтобы набросать очерк жизни и религиозного служения Заратустры. Позже мы внесем исправления и дополнения, ставшие возможными благодаря недавним исследованиям.

Предположительно, Заратустра действовал в период между 1000 и 600 гг. до н.э. Если считать верным маздеитское предание, в котором указана веха: «258 лет до Александра», — то жизнь Заратустры протекала между 628 и 551 гг. до н.э.1 Более ранние датировки осно-

1 Вполне вероятно, что формула «258 лет до Александра» относится к завоеванию Персеполя (330 г. до н.э.), положившего конец империи Ахеменидов. Первый успех деятельности Заратустры — обращение царя Виштаспы — пришелся на время, когда пророку было сорок лет. Эти традиционные «258 лет до Александра»,

принятые большинством исследователей (см.: W.B. Henning. Zoroaster, Politician or Witch-Doctor?, p. 38 sq.: J. Duchesne-Guillemin. La religion de l'Iran ancien, p. 136 sq.) оспаривают М. Моле (Culte, mythe et cosmologie dans l'Iran ancien, p. 531) и Г. Ньоли (Politica religiosa e concezione della regalita, p. 9 sq.).

279

вывались на особенностях архаичного языка гат, главным образом, в связи с их ведийскими аналогиями. Лингвистический анализ позволяет сделать вывод, что пророк жил в восточной части Ирана, возможно, в Хорасмии или Бактрии.2 Согласно преданию, он был заотаром («Яшт» 33.16), т.е. жрецом, совершавшим жертвоприношения, и

регентом (ср. санскр. hotŗ), и его гаты вписываются в древнюю индоевропейскую традицию сакральной поэзии. Он принадлежал к клану Спитамидов («блестящих в атаке»), занимавшихся разведением лошадей;

Элиаде Мирча=История веры и религиозных идей. В 3 т. Т. 1. От каменного века до Элевсинских мистерий. — М., Критерион, 2002. — 464 с.

его отца звали Пурушаспа («у кого пегая лошадь»). Заратустра был женат, известны и имена двоих его детей, из которых младшей была дочь Пуручиста («Ясна» 53.3). Он бедствовал; в одном из своих знаменитых гимнов он просит помощи и покровительства у Ахурамазды: «Я знаю, о, Премудрый, почему я бессилен — у меня мало стад и мало людей» («Ясна» 46. 2).

Община, к которой он обращал свое послание, состояла из оседлых пастухов, чьи вожди звались kavi, a жрецы — karapan («шептун») и usig («совершающий жертвоприношение»). Именно на этих жрецов, хранителей традиционной арийской религии, Заратустра ополчился от имени Ахурамазды. Реакция не замедлила последовать, и пророку пришлось спасаться бегством. «В какую землю бежать мне?» — восклицает он. «Куда бежать, куда идти? Я разлучен со своим племенем и со своей семьей; ни деревня, ни злые правители не благоволят мне» («Ясна» 46.1). Он нашел прибежище у Виштаспы, вождя племени фрианов, которого обратил в свою веру и сделал своим другом и покровителем (46.14; 15.16). Однако враждебность к Заратустре не ослабла, и в гатах он прямо обвиняет своих недругов — Бандву, который «всегда стоит на пути главной помехой» (49.1-2), и «маленького царевича Ваэпиа», который «на Мосту Зимы оскорбил Заратустру, отказав ему в приюте, когда Заратустра и его измученный скот дрожали от холода у порога его дома» (51.12).

В гатах можно увидеть некоторые указания на миссионерскую деятельность Заратустры. Пророк окружен друзьями и учениками, которые называются по-разному: «бедными» (drigu), «друзьями» (frya), «сведущими» (yīdva), «конфедератами» (arvatha).3 Заратустра побуждает своих товарищей «взяться за оружие и прогнать» врагов, прогнать «злого» («Ясна» 31.18). Сторонникам Заратустры противостоят «мужские союзы» с их aêśma— «яростью». Теперь установлена

2См.: J. Duchesne-Guillemin. La religion de l'Iran, pp. 138-140; G. Widengren. Les religions de l'Iran, pp. 79-90.

Мы цитируем гаты по переводу Ж. Дюшен-Гийемена, Zoroastre (1948).

3Приведя индийские эквиваленты этих терминов, Виденгрен показывает, что подобный институт, возможно, возник одновременно с самой индоиранской общностью.

280

аналогия между этими иранскими тайными союзами и группами молодых индийских воинов, марутов, чьего лидера называют adhrigu, т.е. «тот, кто не беден».4

§101. Жизнь Заратустры: история и миф

Этих немногочисленных и туманных свидетельств, конечно же, недостаточно, чтобы составлять по ним биографию. Маржан Моле попыталась показать, что подобные разбросанные по текстам указания на реально существовавших личностей совсем не обязательно отражают историческую правду; Виштаспа, например, выступает как образцовый инициат. Однако о реальности Заратустры говорят не только упоминания конкретных людей и событий (царевич Ваэпиа, отказавший автору в приюте «на Мосту Зимы»), но и та искренность и страстность, с которой написаны гаты. К своему Господу он обращается с горячей настойчивостью, будто от ответов зависит само существование Заратустры: он просит передать ему секреты космогонии, а также открыть ему будущее и судьбу некоторых из его преследователей и всех злых людей. Каждая строфа знаменитой 44-й ясны начинается с одной и той же фразы: «Вот что я хочу спросить у тебя, Господи, — ответь же мне!» Заратустра желает знать, «кто определил пути солнца и звезд» (3), «кто поместил землю снизу и закрепил облачное небо, так что оно не падает» (4) — и его вопросы о Творении следуют один за другим во все более напряженном ритме. Но он также хочет знать, как его душа, «пришедшая к Добру, будет восхищена?» (8) и «как нам избавиться от зла?» (13), «как мне отдать зло в руки правосудия?» (14). Он требует подать ему «видимые знаки» (16) и, главное, дать ему соединиться с Ахурамаздой, и чтобы «по слову его совершались дела» (17). При этом он добавляет: «Получу ли я по справедливости (Ana) в оплату десять кобыл и жеребца и верблюда, обещанных мне, о, Премудрый?» Не забывает он просить Господа и о немедленной каре для «того, кто не отдает заработанное заслужившему его», ибо он знает уже о наказании, «которое ожидает его в конце» (19).

Заратустра одержим идеей наказания порока и вознаграждения добродетели. Еще в одном гимне читаем: «Какая кара ждет того, кто отдает империю (khshathra) в руки порочных злодеев?» («Ясна» 31.15). В другом месте он восклицает: «Когда узнаю я, есть ли у тебя, о, Премудрый (Мазда), наделенный справедливостью (Арта), власть над теми, кто угрожает разорить меня?» (48.9). Он не может терпеть того, что члены мужских союзов продолжают приносить в жертву бы-

4 Stig Wikander. Der arische Männerbund, p. 50 sq. Заратустра гневно клеймит тех, кто приносит в жертву быков (32.12, 14; 44.20; 48.10), — эти кровавые ритуалы были характерны для культа мужских обществ.

281

ков и безнаказанно упиваться хаомой. «Когда же ты изничтожишь этот мерзкий напиток?» (48.10). Он выражает надежду, что сможет начать сначала «эту жизнь», и спрашивает Ахурамазду, не в силах ли Справедливого покарать порок сейчас же (48.2; см. далее). Иногда мы видим Заратустру обеспокоенным, не уверенным в себе, смиренным в желании узнать волю Господа поточнее: «Что приказываешь ты? Что примешь ты как хвалу, как поклонение тебе?» (34.12).

Чем оправдать присутствие стольких конкретных деталей в самой благоговейной части «Авесты», как не тем, что они представляют собой воспоминания реального человека? Верно, что сочиненные позже

Элиаде Мирча=История веры и религиозных идей. В 3 т. Т. 1. От каменного века до Элевсинских мистерий. — М., Критерион, 2002. — 464 с.

биографии Пророка изобилуют мифическими элементами, однако это, как мы помним, известный процесс

— превращение исторической личности в парадигматическую фигуру. Один из гимнов («Яшт» 13) воспевает рождение Пророка в таких тонах, будто повествует о появлении на свет мессии: «При рождении его и пока он рос, воды и растения ликовали, при рождении его и пока он рос, воды и растения поднимались» (13.93 и сл.). И возвещает: «Отныне благая религия Мазды разойдется по семи континентам»

(13.45).5

Поздние тексты подробно освещают небесное предсуществование Заратустры. Он родился «посреди истории» и в «центре мироздания». Когда его мать получила хварэну (xvarenah)*91 Заратустры, ее окружил великий свет. «Три ночи стены дома были как будто огненные».6 Что же до вещества его тела, сотворенного на небесах, то оно выпало с дождем на землю и произвело

растения, которые съели две телки, принадлежавшие его родителям; вещество перешло в молоко, которое, смешав с хаомой, родители выпили и соединились в первый раз; так был зачат Заратустра.7 Еще до того, как он родился, Ахриман и дэвы*92 пытались умертвить его. За три дня до рождения Заратустры деревня светилась так ярко, что Спитамиды покинули ее, думая, что она горит. По возвращении они нашли младенца, излучавшего свет. Согласно преданию, Заратустра вошел в этот мир, смеясь. Он только-только появился на свет, как на него напали дэвы, но он обратил их в бегство, произнеся священную формулу маздеизма. Он вышел победителем в четырех испытаниях, весьма близких по своему характеру к инициациям (его бросали на погребальный костер, в волчье логово и т.п.).8

5Ср.: Widengren. Les religions de l'Iran, p. 120 sq.; J. Duchesne-Guillemin. La religion de l'Iran, p. 338 sq.

6Zatspram 5, trans. Molé. Culte, mythe et cosmologie, p. 184. О хварэне см. сн.23.

7Denkart, 7.2. 48 sq., trans. Molé, p. 298 sq. См. также: Widengren. Les religions de l'Iran, p. 122 sq.

8Тексты, приведенные Моле, pp. 298 sq., 301 sq. См. также: Widengren. Les religions, p. 122 sq.

282

Не стоит продолжать. Чудесные деяния, испытания и победы Заратустры вполне соответствуют парадигматическому сценарию обожествления спасителя. Следует подчеркнуть настойчивое повторение двух характерных для маздеизма мотивов — неземного света и сражений с демонами. Опыт соприкосновения с мистическим светом и экстатического «прозрения» засвидетельствован и в Древней Индии, где впоследствии занял в религии такое большое место. Что касается второго мотива, то сражаться с демонами, т.е. силами зла, есть, как мы увидим ниже, первейший долг каждого приверженца маздеизма.

§102. Шаманский экстаз?

Возвращаясь к теме главного «послания» Заратустры, зададим себе естественный вопрос: надо ли искать это «послание» только в гатах, или можно обращаться и к более поздним авестийским писаниям? Утверждать, что все учение Заратустры уместилось в гатах, нет оснований. К тому же некоторые концепции, отраженные в гатах, развиваются в целом ряде более поздних текстов, даже весьма поздних. Но ведь хорошо известно, что если какая-либо религиозная идея впервые развивается в позднем тексте, это совсем не значит, что она новая.

Важно уяснить, что именно было характерно для религиозного опыта Заратустры. Нюберг полагал возможным говорить в этой связи об экстатичности, типичной для шаманизма Центральной Азии. Эту гипотезу многие не приняли, но Виденгрен вновь обратил на нее внимание специалистов, представив ее в более умеренной и более убедительной форме.9 Он ссылается на предание, согласно которому Виштаспа для достижения состояния экстаза применял гашиш (bhang), и пока он спал, душа его отправлялась в рай. Авестийская традиция утверждает, что и сам Заратустра «предавался экстазу». В состоянии транса слышал он голос Ахурамазды и созерцал свои видения.10 С другой стороны, не исключено, что большую роль в культе играли песнопения, если считать, что название рая, «garô demânâ», означало «дом песни». Известно, что многие шаманы вызывали у себя состояние транса долгим пением, однако не следует любой культ, где используются песнопения, объявлять шаманистским. Близкие к шаманизму элементы можно различить и в сценарии, связанном с Мостом Чинват (см. ниже, §111), а также в путешествии Арда-Вирафа на небеса и в ад.11 Но все-таки немногочисленные примеры чисто шаманистских инициаций — связанных с расчленением тела и заменой внут-

9Widengren, p. 88 sq.

10См. источники, на которые ссылается Виденгрен, р. 91. В Индии также было известно явление наркотического транса; см.: PB 10. 136 и комментарии в: Eliade. Chamanisme, p. 407 sq.

11См. ссылки на работы Нюберга и Виденгрена в: Chamanisme, p. 396 sq.

283

ренностей — встречаются только в поздних текстах и могут быть лишь отражением внешних влияний

(идущих из Центральной Азии или же от эллинистического синкретизма, особенно мистериальных религий).12

Можно допустить, что Заратустра был знаком с индоиранскими шаманистскими техниками (известными также скифам и индийцам ведийского периода), и, похоже, нет оснований верить преданию об употреблении Виштаспой гашиша. Но в гатах и в других частях «Авесты» экстатические и визионерские

Элиаде Мирча=История веры и религиозных идей. В 3 т. Т. 1. От каменного века до Элевсинских мистерий. — М., Критерион, 2002. — 464 с.

эпизоды не похожи на шаманские. Заратустра с его визионерским пафосом ближе к другим типам религий. Кроме того, ни в отношениях Пророка с Господом, ни в его «послании», которое он не устает повторять, нет ничего «шаманского». Заратустра мог вырасти в какой угодно религиозной среде, экстатичность могла сыграть какую-то роль в его собственном обращении и приобретении им своих первых учеников, однако шаманистская экстатичность не занимает центрального места в маздеизме. Как мы вскоре увидим, маздеитский «мистический опыт» есть результат ритуальной практики, освещенной эсхатологической надеждой.

§103. Откровение Ахурамазды: человек волен выбирать между добром и злом

Заратустра получает откровение новой религии прямо от Ахурамазды. Принимая эту религию, он имитирует изначальный акт Господа — выбирает Добро (см.: «Ясна» 32. 2) и не просит иного от своих учеников. Суть зороастрийской реформы заключается в imitatio dei. Человека призывают последовать примеру Ахурамазды, однако в своем выборе он волен. Он не чувствует себя рабом или слугой Бога (каким признает себя верующий в Варуну, Яхве или Аллаха).

В гатах Ахурамазда — на первом плане. Он добр и свят (spenta). Он создал мир своей мыслью («Ясна» 31.7), что равноценно creatio ex nihilo. Заратустра заявляет, что «узнал» Ахурамазду «мыслью» «как первого и последнего» (31.8), т.е. как начало и конец. Господа сопровождает свита из существ божественной природы (Амеша Спента): Аша (Справедливость), Boxy Мана (Благая Мысль), Армайти (Преданность), Хшатра (Царство, Власть), Хаурватат и Амертат (цельность/здоровье и Бессмертие).13 Заратустра призывает и восхва-

12Так, например, в «Затспраме» есть упоминание инициации Заратустры Ахмарспандом (авестийским Амеша Спента); ему также «лили на грудь раскаленный металл, который становился там холодным», «его тело разрезали ножами, показалась внутренность его живота, полилась кровь; но он провел по животу рукой, и рана закрылась» (Zatspram, 22. 12-13) — все это специфически шаманистские испытания.

13Эти сущности — или, как их также называли, «Архангелы» — связаны с определенными космическими стихиями (огнем, металлами, землей и т.д.).

284

ляет эти сущности в одном ряду с Ахурамаздой, как, например, в следующей гате: «Премудрый Господь всемогущий, Преданность, Справедливость, исходящие от Тебя во процветание жизни, Благая Мысль, Господи, услышьте меня: Сжальтесь надо мной тогда, когда придет час расплаты для каждого» (33.11 и сл.). Ахурамазда — отец некоторых сущностей (Аши, Boxy Мана, Армайти) и одного из духов-близнецов, Спента-Майнью (Духа-Благодетеля). Но это значит, что он породил и другого близнеца, Ангро-Майньго (Духа-Разрушителя). В начале всего, как гласит знаменитая гата, эти два духа выбрали для себя: один — добро и жизнь, другой — зло и смерть. «В начале существования» Спента-Майнью заявляет ДухуРазрушителю: «Ни наши с тобой мысли, ни учения, ни способности; ни решения наши, ни слова, ни действия; ни совести наши, ни души не находятся в согласии» (45.2). Очевидно, что эти духи — праведный и порочный — таковы скорее по собственному выбору, чем по природе.

Теологию Заратустры нельзя считать дуалистической в строгом смысле этого термина, ибо Ахурамазде не противостоит никакой анти-Бог; вначале оппозиция возникает между двумя Духами. С другой стороны, по неоднократным указаниям можно понять, что Ахурамазда и Дух Святости едины («Ясна» 43. 3 и др.). Коротко говоря, и Добро и Зло, и святой дух, и демон разрушения исходят от Ахурамазды; но так как Ангро-Майнью по собственной воле избрал свое злодейское призвание и свой способ существования, то Премудрого Господа нельзя считать ответственным за появление Зла. С другой стороны, о том, какой выбор сделает Дух Разрушения, всеведущий Ахурамазда знал с самого начала, но не препятствовал ему; это может означать, что либо Бог превыше всех противоположностей, либо — что существование зла составляет предварительное условие существования человеческой свободы.

Где нам искать предысторию такой теологии, понятно — в различных мифо-ритуальных системах, где присутствуют полярные противоположности, деления на две части, чередования и дуальности, антитетические пары и coincidentia oppositorum, — в системах, объясняющих одновременно и космические ритмы, и негативные стороны реальности, прежде всего — существование зла. Заратустра же эту извечную проблему возводит в ранг новой религии и придает ей новое нравственное значение. Гаты — это всего лишь несколько гимнов, но в них заложены зерна, из которых произросли впоследствии бесчисленные побеги своеобразной иранской духовности.

Изначальное разделение между добром и злом есть следствие выбора, заданного Ахурамаздой и сделанного Духами-Близнецами, которые и избрали, соответственно, Аша (Справедливость) и Друг (Ложь). Поскольку дэвы, божества традиционной иранской религии,

285

выбрали Ложь, Заратустра требует от своих учеников, чтобы те больше не поклонялись дэвам и, главное, перестали приносить им в жертву быков. Почтительное отношение к быкам играет важную роль в маздеитской религии, в каковом факте исследователи видят отражение антагонизма между двумя образами жизни — оседлым земледельческим и кочевым. Но антиномия Заратустры, хотя и охватывает собой сферу

Элиаде Мирча=История веры и религиозных идей. В 3 т. Т. 1. От каменного века до Элевсинских мистерий. — М., Критерион, 2002. — 464 с.