А.Д. Богатуров. «Три поколения внешнеполитических доктрин России»

В данной статье проводится анализ внешней политики России с момента распада СССР и подводятся промежуточные итоги.

• 1 поколение – переосмысление избранных советских идей. Речь идет о 2 основных идеях: (1) ленинских времен (при В.И. Ленине главной целью внешней политики Советской России провозглашалось содействие формированию внешних условий для построения в ней социализма = обеспечение благоприятных международных условий для строительства демократии в России); (2) горбачевских времен (идея общечеловеческих ценностей М.С. Горбачева, т.е. главной общечеловеческой ценностью было выживание человечества и его спасение от ядерной войны = при Б.Н. Ельцине роль общечеловеческого интереса отводилась демократизации мира). Полагалось, что эта демократизация достижима на основе солидарных усилий всех демократических стран, к которым после 1991 г. стала причислять себя и Россия. Из этого представления родилась идея «демократической солидарности», кот. представляла собой переосмысление советской концепции «соц. интернационализма». Дипломатия начала 1990-х годов должна была решать сложнейшую задачу: предстояло встроить новую Россию в резко изменившуюся международную среду (возникала трудная политико-психологическая проблема – СССР выступал в мире в уникальном качестве основной силы, противостоящей «мировому капитализму», а новой России предстояло освоить рядовую роль одной из демократических стран). В условиях мирового лидерства США ключевой линией поведения российской дипломатии стало «выравнивание» российских позиций по международным вопросам с позициями США и государств ЗЕ. 1992–1993 гг. – рос. рук-во избегало ясно обозначать свои нац. интересы в сфере внешней политики, отождествляя их с интересами демократ. стран; Москва настойчиво убеждала заруб. партнеров признать, что в поддержке инициатив западных стран и состоит внешнеполит. цель РФ. Логика концепции «демократической солидарности» ярче всего проявилась в поведении Москвы в начальный период распада Югославии (1991–1992): Россия поддержала образование новых независимых государств на территории бывшей федерации и заявила о дипломатическом признании новых правительств бывшей Югославии. Но своя логика у рос. рук-ва была: действия российской дипломатии на Балканах в начале 1990-х гг. должны были демонстрировать последовательную поддержку Москвой принципа «права наций на самоопределение» применительно ко всем ситуациям внутри бывшего СССР и за его пределами; внутри страны рос. рук-во вело рискованную игру с сепаратистами; проводилась политика децентрализации; разрушался советский строй внутри страны. Ввиду внутр. неурядиц Россия в первой половине 1990-х гг. не могла проводить активную внешнюю политику; нарастание присутствия США в ВЕ не вызывало ни протестов, ни противодействия; Россия не выразила беспокойства в связи с провозглашенной в сентябре 1993 г. ам. концепцией «расширения демократии» (= оказание поддержки демократическим реформам и строительству демократии в бывших социалистических странах Европы). В итоге страны региона переориентировались в экономическом отношении на взаимодействие с Евросоюзом, а в политическом и военном – на сотрудничество с США, а Россия в результате реализации концепции «расширения демократии» ничего не получила. Но есть и некоторые выигрыши: Россия получала фин. помощь МВФ и Мирового банка (однако помощь предоставлялась ей на обычных условиях). Первая половина 1990-х гг. – это время свертывания отношений не только с бывшими социалистическими странами, но и с гос-ми Арабского Востока, Южной Азии, Африки, Латинской Америки. Важнейшая содержательная новация – предметом официальных двусторонних обсуждений на межд. уровне стала внутренняя политика России; была подписана Хартия российско-американского партнерства и дружбы, содержащая принципы, кот. намеревалось следовать рос. руководство в проведении внутренней политики – демократия, свобода, защита прав человека, уважение прав меньшинств, в том числе национальных. В этом же документе содержалось положение о «неделимости» безопасности Северной Америки и Евразии: «Безопасность неразделима от Ванкувера до Владивостока», иными словами, Россия впервые официально связала свою национальную безопасность с национальной безопасностью стран НАТО. На несколько лет идея «демократической солидарности» России и Запада заслонила противоречия, которые существовали в их отношениях.

• Два года экономических бедствий (1992–1993) связывались в России с курсом радикальных либеральных реформ; левая оппозиция обвиняла президента в пренебрежении нац. интересами и проведении политики, выгодной Западу; резко упала популярность пропрезидентских сил; стали нарастать националистические настроения; энтузиазм по поводу выгод от сотрудничества с Западом слабел; нарастали сомнения по поводу подлинных целей западных стран в отношении РФ. 1994 г. - министр иностранных дел РФ А.В. Козырев заявил об «особых интересах» России в поясе бывших республик СССР (хотя на деле никаких изменений не последовало, идейно-теоретическая составляющая внешнеполит. курса стала меняться). Власть попыталась соединить логику «демократической солидарности» с элементами либерального государственничества (либерального национализма) при безусловном преобладании первой. На фоне происходивших в Боснии событий (интервенция НАТО) в России начала расти популярность антизап. сил. В этой ситуации произошла знаковая замена: «слишком прозападный» А.В. Козырев в начале 1996 г. был заменен на посту министра иностранных дел Е.М. Примаковым (убежденный государственник; был сторонником многополярности, а также азиатской ориентации; осуждал не линию на сотрудничество с США и ЕС, а политику «безоговорочного согласия» с исходящими от Запада инициативами). Если в первой половине 1990-х гг. Москва была поглощена задачей «понравиться» западным партнерам, уверить их в своей лояльности и приверженности демократии, стремлением исключить разногласия с Западом даже ценой отказа от собственного мнения, то во второй половине этого десятилетия на первый план вышла иная, прагматичная, логика: дипломатия была сориентирована на минимизацию ущерба от тех основных межд. процессов, в которые Россия была объективно включена, но в регулировании кот. она фактически не принимала никакого участия. Концептуальный смысл рос. внешней политики второй половины 1990-х гг. лучше всего передает словосочетание «избирательное партнерство». Эта концепция ориентировала на предпочтительность сотрудничества с США и ЕС. Однако она акцентировала настрой России на упорный переговорный торг с Западом, отстаивание своего мнения и право самостоятельно определять, в каких случаях ей быть заодно с западными партнерами, а в каких – необходимо дистанцироваться от них. Новый подход стал складываться при Е.М. Примакове и сохранился при И.С. Иванове, ставшем министром иностранных дел в сентябре 1998 г. после назначения Е.М. Примакова премьер-министром. Была найдена универсальная формула внешней политики: она была одновременно прагматичной (т.к. логика «избирательности» (сопротивления или партнерства) придавала политике необходимую гибкость) и принципиальной (поскольку не ставила под сомнения вектор партнерства с Западом). Последние годы 20 в. – тяжелое испытание для российской внешней политики: кризис лета 1998 г., конфликт из-за Косово в 1999 г. В разгар «косовского кризиса» весной 1999 г. президент Б.Н. Ельцин принял принцип. решение внести изменения в военную доктрину РФ - право России на «нанесение ядерного удара первым», от которого СССР добровольно отказался в конце 1970-х гг. (эквивалент принятой в апреле 1999 г. на сессии Совета НАТО в Вашингтоне Стратегической концепции Североатлантического альянса).

• Приход к власти В.В. Путина характеризуется снижением темпов сближения с Западом. Наиболее крупные проблемы отношений России с НАТО на тот момент были решены: Запад и Россия перестали считать друг друга источником военной угрозы, Москва примирилась с расширением НАТО, возникновением конкуренции с западными странами в поясе государств СНГ, утратой интереса к ней как главному партнеру на переговорах по контролю над вооружениями, потерей российских позиций на Арабском Востоке и вытеснением российского влияния из наиболее значимых регионов мировой периферии. В первую пятилетку нового века между Россией и Западом происходило много важного – хорошего и плохого: когда Россия без колебаний приняла сторону США в момент нападения террористов на американские города, последовало резкое ускорение встречного движения Москвы и Вашингтона, продолжавшееся почти до конца 2002 года; кульминацией стало решение о создании Совета сотрудничества Россия – НАТО («совет двадцати»); в 2002 г. США вышли из Договора ПРО; в 2002–2003 гг. Кремль уклонился от поддержки планов США начать войну против Ирака; угроза нападения США на Иран или КНДР – государства, граничащие с Российской Федерацией, - беспокоила Россию. Тем временем цены на нефть продолжали оставаться высокими, а поступления в рос. бюджет от торговли энергоносителями – обильными. Выросли темпы развития российской экономики. В такой ситуации новая внешнеполит. доктрина не могла не появиться: в июне 2006 г. впервые были ясно сформулированы новые приоритеты РФ на мировой арене - президент сослался на укрепление экономических позиций страны и предложил привести политическое влияние России в мире в соответствие с ее приобретенными экономическими возможностями. Содержательные новации 2006–2007 годов образовали несколько групп: (1) если в первой половине 1990-х гг. мировая политика виделась рос. руководителям через призму солидарности демократических стран, то в 2000-х гг. иным стало отношение и к солидарности, и к идейно-политической близости, и к совместным действиям. После Боснии и Косово предполагать совпадение интересов России и стран НАТО «по определению» было невозможно. Еще менее уместно было ожидать подобного после начала войны США и Британии против Ирака. В июньской (2006 г.) речи президента были расставлены точки над «i»: Россия не хочет никакой конфронтации, но «мы ни в каких “священных союзах” участвовать не будем», – подчеркнул В.В. Путин. Москва стала более активно выступать за межцивилизационный диалог (с 2000 г. Россия - наблюдатель в Организации Исламской конференции); (2) важным мотивом российских концептуальных построений стал тезис о диверсификации – это прежде всего внешнеполитический инструмент, при помощи кот. Россия намерена добиться сокращения своей зависимости от транзитных стран (Украины и Белоруссии) за счет освоения новых маршрутов экспорта энергоносителей (по дну Балтики и через северные порты) + ограничение роли стран ЕС как основных потребителей российских газа и нефти + дистанцирование Москвы от поддержки авантюристических (война в Ираке) или чрезмерно рискованных (планы нападения на Северную Корею или Иран) предприятий Вашингтона; (3) усложнилось российское мировидение в целом: процесс глобализации стал оцениваться сдержанно позитивно; (4) по-новому начали трактоваться источники угроз международной стабильности: если в 1990-х гг таковыми было принято считать незавершенность внутренних преобразований в самой России, то в 2000-х гг. понятие внешних угроз вернулось (расширение конфликтного пространства в мировой политике, выпадение проблематики разоружения из глобальной повестки дня, попытки создания «однополярного мира», навязывание другим странам своих политических систем и моделей развития, произвольное применение и толкование межд. права); (5) российское руководство смогло обрисовать оптимальный для него вариант принятия межд. решений: В.В. Путин предложил российской дипломатии «не просто участвовать в работе по “глобальной повестке”, но и вносить реальный вклад в ее формирование»; в этом смысле основным средством решения мировых проблем выступает многосторонняя дипломатия.

В целом, Россия стала без стеснений говорить при необходимости о своем несогласии с западными партнерами. Пафос несогласия отражает желание Москвы добиться уважения ее возросшей роли в рамках партнерского вектора отношений с Западом.