Istoria_Rossii_KhKh_vek

своей инициативе подошли несколько сот юнкеров, 130 ударниц женского батальона и 40 георгиевских кавалеров-инвалидов. Они встали на защиту дворца не потому, что уважали Керенского и его правительство, но потому что ценили свободу и достоинство России, ненавидели предателей-больше- виков и с отвращением и презрением смотрели на то обезумевшее народное стадо, которое, разнуздав, большевики вели за собой, чтобы его силой захватить себе власть. Они надеялись, что появится какой-нибудь патриот-ге- нерал с верным войском, что их поддержат офицеры гарнизона и граждане Петрограда. Но вышло по-другому. Батарея Михайловского артиллерийского училища, сотня уральских казаков и два броневика, пришедшие было на помощь правительству, под разными предлогами покинули Зимний дворец.

Свидетельство очевидца

Американский социалист журналист Джон Рид, бывший в Петрограде в дни Октябрьского переворота и весьма сочувствовавший большевикам, оставил следующее описание города перед захватом власти большевиками: «В эти дни Петроград представлял собой замечательное зрелище. На заводах помещения комитетов были завалены винтовками. Приходили и уходили связные, обучалась Красная гвардия… Во всех казармах днём и ночью шли митинги, бесконечные и горячие споры. По улицам в густевшей вечерней тьме плыли густые толпы народа. Словно волны прилива, двигались они вверх и вниз по Невскому. Газеты брались с боя… Грабежи дошли до того, что в боковых улочках было опасно показываться… Однажды днём на Садовой я видел, как толпа в несколько сот человек избила до смерти солдата, пойманного на воровстве… Какие-то таинственные личности шныряли вокруг хлебных и молочных хвостов и нашёптывали несчастным женщинам, дрожавшим под холодным дождём, что евреи припрятывают продовольствие и что, в то время как народ голодает, члены Совета живут в роскоши». — Джон Рид. Десять дней, которые потрясли мир. 1919.

Развивался переворот довольно медленно. Только поздно вечером 24 октября небольшие отряды Красной гвардии заняли ряд мостов, а также вокзалы, телеграф, телефон и электростанцию, выбив охранявших эти объекты юнкеров. Ленин рассчитывал, что он сможет вывести на улицы 50 тысяч красногвардейцев, но рабочие отряды дали только Балтийский (255 чел.) и Путиловский (80 чел.) заводы, да Павловский и Кексгольмский полки выслали заставы. Остальные войска гарнизона объявили «нейтралитет».

К ночи в Петроградский совет, расположенный в здании бывшего Смольного института благородных девиц, из своей конспиративной квартиры на Выборгской стороне на трамвае приехал Ленин. Он тут же стал требовать взять Зимний дворец — резиденцию Временного правительства. О том, что делать потом, Ленин в то время не думал. «Политическая цель выяснится

592 Часть вторая РОССИЯ В РЕВОЛЮЦИИ 1917—1922 годов

после взятия», — считал он. К утру 25 октября Зимний был отрезан от остального города красными отрядами, но штурм все не начинался.

По призыву Подвойского к столице двинулись боевые корабли и одновременно поездом отправились кронштадтские матросы-анархисты. Более 10 тысяч моряков и 11 кораблей приняли участие в Октябрьском перевороте.

Увидев, что дело плохо, Керенский утром 25 октября уехал в автомобиле в штаб Северного фронта искать там поддержки, передав должность главнокомандующего одному из министров — Кишкину.

Смена караулов прошла незаметно. Город жил нормальной жизнью, работали предприятия, ходили трамваи, досужая публика развлекалась, и даже курс акций не упал. Подвойский и другие руководители осады Зимнего долго не решались на штурм, так как не желали излишнего кровопролития. В 10 часов утра Ленин потерял терпение и, невзирая на то, что власть еще не была у него в руках, набросал обращение «К гражданам России». Оно начи- налось словами: «Временное правительство низложено». В 14 часов 35 минут Троцкий открыл чрезвычайное заседание Петроградского совета. После него выступил Ленин. «Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой вс¸ время говорили большевики, свершилась», — заявил он.

Свидетельство очевидца

Вечером накануне переворота Джон Рид записал:

«Придя в Смольный, я увидел впереди себя у внешних ворот Троцкого с женой. Их задержал часовой. Троцкий рылся по всем карманам, но никак не мог найти пропуска.

«Неважно, — сказал он, наконец, — вы меня знаете. Моя фамилия Троцкий». «Где пропуск? — упрямо отвечал солдат. — Прохода нет, никаких я фа-

милий не знаю».

«Да я председатель Петроградского Совета».

«Ну, — отвечал солдат, — уж если вы такое важное лицо, так должна же у вас быть хотя бы маленькая бумажка».

Троцкий был очень терпелив. «Пропустите меня к коменданту», — говорил он. Солдат колебался и ворчал о том, что нечего беспокоить коменданта ради всякого приходящего. Но, наконец, он кивком головы подозвал разводящего. Троцкий изложил ему своё дело. «Моя фамилия Троцкий», — повторял он.

«Троцкий… — разводящий почесал в затылке. — Слышал я где-то это имя… — медленно проговорил он. — Ну, ладно, проходите, товарищ».

«Как раз на углу Екатерининского канала под уличным фонарём цепь вооружённых матросов перегораживала Невский, преграждая дорогу толпе людей, построенных по четыре в ряд. Здесь было триста-четыреста человек: мужчины в хороших пальто, изящно одетые женщины, офицеры — самая разнообразная публика. Среди них мы узнали многих делегатов съезда, меньшевистских и эсеровских вождей. Здесь был и худощавый рыжебородый председатель исполни-

тельного комитета крестьянских Советов Авксентьев, и сподвижник Керенского Сорокин, и Хинчук, и Абрамович, а впереди всех — седобородый петроградский городской голова старый Шрейдер и министр продовольствия Временного правительства Прокопович, арестованный в это утро и уже выпущенный на свободу. Я увидел и репортёра газеты «Russian Daily News» Малкина. «Идём умирать в Зимний дворец!» — восторженно кричал он. Процессия стояла неподвижно, но из её передних рядов неслись громкие крики. Шрейдер и Прокопович спорили с огромным матросом, который, казалось, командовал цепью.

«Мы требуем, чтобы нас пропустили! — кричали они. — Вот эти товарищи пришли со Съезда Советов! Смотрите, вот их мандаты! Мы идём в Зимний дворец!..»

Матрос был явно озадачен. Он хмуро чесал своей огромной рукой в затылке. «У меня приказ от комитета — никого не пускать во дворец, — бормотал он. — Но я сейчас пошлю товарища позвонить в Смольный…»

«Мы настаиваем, пропустите! У нас нет оружия! Пустите вы нас или нет, мы всё равно пойдём!» — в сильном волнении кричал старик Шрейдер.

«У меня приказ…» — угрюмо твердил матрос.

«Стреляйте, если хотите! Мы пойдём! Вперёд! — неслось со всех сторон. — Если вы настолько бессердечны, чтобы стрелять в русских и товарищей, то мы готовы умереть! Мы открываем грудь перед вашими пулемётами!»

«Нет, — заявил матрос с упрямым взглядом. — Не могу вас пропустить». «А что вы сделаете, если мы пойдём? Стрелять будете?» «Нет, стрелять в безоружных я не стану. Мы не можем стрелять в безоруж-

ных русских людей…» «Мы идём! Что вы можете сделать?»

«Что-нибудь да сделаем, — отвечал матрос, явно поставленный в тупик. — Не можем мы вас пропустить! Что-нибудь да сделаем…»

«Что вы сделаете? Что сделаете?» Тут появился другой матрос, очень раздражённый. «Мы вас прикладами! —

решительно вскрикнул он. — А если понадобится, будем и стрелять. Ступайте домой, оставьте нас в покое!»

Раздались дикие вопли гнева и негодования. Прокопович влез на какой-то ящик и, размахивая зонтиком, стал произносить речь.

«Товарищи и граждане! — сказал он. — Против нас применяют грубую силу! Мы не можем допустить, чтобы руки этих тёмных людей были запятнаны нашей невинной кровью! Быть расстрелянными этими стрелочниками — ниже нашего достоинства. (Что он понимал под словом «стрелочники», я так и не понял.) Вернёмся в думу и займёмся обсуждением наилучших путей спасения страны и революции!»

После этого толпа в строгом молчании повернулась и двинулась вверх по Невскому всё ещё по четверо в ряд. Мы воспользовались замешательством, проскользнули мимо цепи и направились к Зимнему дворцу», — записал Дж. Рид в день накануне штурма, когда Зимний дворец был уже блокирован большевиками. — Джон Рид. Десять дней, которые потрясли мир. 1919.

594 Часть вторая РОССИЯ В РЕВОЛЮЦИИ 1917—1922 годов

25 октября (7 ноября н.с.). Временное правительство заседало в Зимнем дворце. Кучки красногвардейцев весь день топтались на Дворцовой площади. К вечеру прибыло 2—3 тысячи балтийских матросов. Штурм дворца начался только тогда, когда Ленин пригрозил членам ВРК расстрелом. С крейсера «Аврора» и из Петропавловской крепости прозвучали пушечные выстрелы.

Свидетельство очевидца

Один из юнкеров, защищавших дворец, вспоминал о начале штурма: «… Всё тихо, как перед надвигающейся грозой. Нервы у всех напряжены. Не слышно больше ни смеха, ни шуток. И вот, в темноте, на противоположной стороне площади блеснуло несколько огоньков и раздалось три-четыре выстрела. Затем ещё и ещё. Не дожидаясь команды, со стороны нашей баррикады пошла ответная беспорядочная стрельба. Затрещали пулемёты. Я посмотрел на часы, было около шести часов вечера. Начался последний акт…»

Матросы побежали через Дворцовую площадь, но юнкера отразили их пулеметным огнем. Тогда нападавшие проникли во дворец через никем не охраняемые ворота со стороны Зимней канавки. Начался хаос — рвались гранаты, стреляли, то здесь, то там раздавались крики, и уже сложно было разобрать, где защитники, а где нападающие. До последнего держались женщины ударной роты. Около 2 часов ночи 26 октября (8 ноября н.с.) стрельба во дворце стала стихать. Большевики арестовали правительство. «Правительство не сдалось, оно подчинилось силе», — объявил министр иностранных дел Михаил Иванович Терещенко секретарю ВРК В. А. Антонову-Овсеенко. Арестованных министров препроводили в Петропавловскую крепость. Победители, обнаружив в погребах большие запасы спиртного, стали праздновать победу, круша дорогой фарфор, взламывая ящики секретеров, ломая мебель.

Свидетельство очевидца

К Зимнему дворцу были стянуты Петроградская школа прапорщиков-ин- женеров (где служил поручик Александр Синегуб), 2-я Петергофская школа прапорщиков, 2-я Ораниенбаумская школа прапорщиков и Школа прапорщиков Северного фронта из Гатчины под началом полковника Освальда Германовича фон Прюссинга. Фон Прюссинга встречали подошедшие роты женского ударного батальона:

«Не без волнения подошел я к фронту выстроившихся женщин. Было чтото непривычное в этом зрелище, и надоедливые мысли буравили мозг: «провокаторши». Скомандовав „Смирно!“, одна из женщин отделилась от правого фланга и подошла ко мне с рапортом. Это была „командирша“. Высокого роста, пропорционально сложенная, с выправкой лихого гвардейского унтерофицера, с громким отчетливым голосом, она мгновенно рассеяла мои подо-

зрения, и я поздоровался с батальоном. Одеты они были солдатами. Высокие сапоги, шаровары, поверх которых была накинута еще юбка, тоже защитного цвета, волосы подобраны под фуражку».

Ударницы разделились: одна рота пошла защищать подходы к дворцу на улицу Миллионную, где ожидалась атака солдат запасных батальонов Преображенского и Павловского полков, а вторая заняла оборону внутри дворца. Проникновение отдельных партий большевиков со стороны Зимней канавки началось еще днем, и в комнатах дворца разгорелся бой еще до начала общего штурма. Вот что пишет фон Прюссинг:

«Наше положение становилось критическим: водопровод был кем-то

игде-то закрыт, электричество выключено, и, по сообщению „разведчиков“, красногвардейцы, матросы и солдаты Преображенского запасного батальона пробрались в чердачное помещение дворца. Вскоре мы ясно расслышали, что над нашей штабной комнатой сверху разбирается потолок. Я приказал во всех проходах и лестницах устроить баррикады из имеющейся в покоях мебели. В начале 4-го часа за баррикадами появились большевики. Начался форменный комнатный бой, длившийся более часу, пока окончательно не стемнело. Нападавшие, которые оказались пьяной толпой, покинули дворец, и мы несколько вздохнули. Где-то нашелся ящик со свечами, и я стал обходить наши баррикады. Что представилось нашим глазам при тусклом свете мерцающих свечей, трудно описать. Пьяная ватага, почуяв женщин за баррикадами, старалась вытащить их на свою сторону. Юнкера их защищали. Груды убитых большевиков удвоили высоту и ширину баррикад, получился словно бруствер из трупов. Тем не менее большинство ударниц попали все же в лапы разъярившихся бандитов. Всего, что они с ними сотворили, я описать не могу — бумага не выдержит. Большинство были раздеты, изнасилованы и при посредстве воткнутых в них штыков посажены вертикально на баррикады. Обходя весь наш внутренний фронт, мы наткнулись в коридоре, у входа в Георгиевский зал на жуткую кучу: при свете огарков мы увидали человеческую ногу, привязанную к стеклянному канделябру, груда внутренностей, вывалившаяся из живота, из-под которого вытягивалась другая нога, прижатая мертвым телом солдата; по другую сторону вытянулся красногвардеец, держа в зубах мертвой хваткой левую руку жертвы, а в руках оборванную юбку. Голову жертвы покрывала нога матроса, который лежал поверх. Чтобы разглядеть лицо женщины, нам пришлось оттянуть труп матроса, но это было нелегко, так как она в борьбе зубами вцепилась в ногу матроса, а правой рукой вогнала кинжал ему в сердце. Все четверо уже окоченели. Оттащив матроса, мы узнали командиршу ударниц» — О. фон Прюссинг. Защита Зимнего дворца // Сопротивление большевизму 1917—1918 гг. М.: Центрполиграф, 2001.

Видя, что подмога не подходит, фон Прюссинг увел Школу Северного фронта около 8 часов вечера, договорившись о проходе с большевиками. 26 уцелевших ударниц он переодел юнкерами и вывел с собой. Школа была разоружена на Мариинской площади, около 2 часов ночи пришла на Варшавский вокзал

иуехала в Гатчину.

596 Часть вторая РОССИЯ В РЕВОЛЮЦИИ 1917—1922 годов

По официальным большевицким данным, потери нападавших составили 6 человек убитыми, а на стороне защитников 3 юнкера были легко ранены. Но действительность была намного мрачнее. Страшной была судьба многих из защитников Зимнего — тех, кто вступил тогда в эту последнюю, почти безнад¸жную, а многим казалось, что и бессмысленную борьбу. Пьяные захватчики настроены были вовсе не миролюбиво. Юнкеров

èинвалидов избивали, некоторых убили, ударниц в групповую насиловали

èрасстреливали солдаты. По всему центру Петрограда гремели пулеметные очереди, слышалась стрельба. Блуждали столбы света от прожекторов кораблей и броневиков.

Свидетельство очевидца

«В газете было сообщение, что в Мойке или Фонтанке (не помню) были выловлены два женских голых трупа со стрижеными головами (как у ударниц). У одной вырезана грудь, у другой погоны. Группа доброволиц, 40 или 42 человека поехали по домам. В Петрограде видели, как их захватили матросы и увезли в Кронштадт. Они пропали бесследно… Вторая группа в 35 человек была захвачена солдатами и приведена в казармы. От одной из тех доброволиц наши получили письмо, где она, сообщая о случившемся, пишет: „Рассказать, что было с нами, я не в состоянии… Но лучше бы они нас расстреляли, чем после всего пережитого отпускать по домам“. — М. Бочарникова. В женском батальоне смерти (1917—1918) // Доброволицы. М., 2001. — С. 215.

Не все солдаты и матросы пошли путем бесчинств, убийств и грабежей, не все сводили счеты с юнкерами и ударницами, которые были живым упреком их дезертирству. Многие полки объявили «нейтралитет», находились и солдаты, которые спасали юнкеров, офицеров и ударниц из рук своих обезумевших от вседозволенности собратьев. В сердцах некоторых старых солдат мужество молодых защитников Зимнего дворца вызвало отклик. «Что вы, ваше благородие, — говорил молодому поручику Александру Синегубу «служивый», отпуская его из-под ареста на свой страх и риск. — Я из кадровых, с понятием. Мне, да и многим нашим ребятам так тяжело видеть, что делается в Матушке Россее, что мы и в толк не возьмем. А господ офицеров мы по-прежнему уважаем и очень сочувствуем. Да что делать, кругом словно с ума сошли! Ну, будьте счастливы!..»

Но не только распропагандированные и разнузданные толпы солдат участвовали в захвате власти большевиками. Решающий перевес им создала 106-я пехотная дивизия под командованием полковника Михаила Степановича Свечникова (1882—1937) — кадрового офицера Императорской армии, георгиевского кавалера за Великую войну, окончившего Николаевскую академию Генерального штаба, который вступил в большевицкую партию в мае 1917 г. 23 октября эта дивизия из Финляндии прибыла в Петроград. Именно

е¸ части сыграли решающую роль в захвате мостов, почты, телеграфа и других стратегически важных объектов в городе.

Мнение мыслителя-современника

В те дни русский философ Иван Ильин посвятил защитникам Зимнего дворца такие слова: «Вы победили, друзья и братья. И завещали нам довести вашу победу до конца… Не из классовой или личной корысти; не судорожным, т¸мным мятежом, пробужд¸нным силою голода, страха или жадности; не велением че- столюбца встали вы. Без уговоров и заговоров, с малым оружием, слабые числом, лиш¸нные вождя, вы встали потому, что âû — íå ðàáû; вы встали для того, чтобы искоренить раба в русской душе… Самая борьба ваша была уже победою… В вашем лице русский народ воистину сложил с себя рабское звание и утвердил свою гражданскую свободу… Ваш подвиг — не дело единого дня; ваша победа не преходяща; ваша смерть дала вам бессмертие. Пока Россия будет жить, вас будут помнить и вами гордиться. Мы скажем о вас нашим детям и внукам; они поймут, что вы жили любовью к тому, что воистину стоит любить; они поймут, что вы умерли за то, за что воистину стоило умереть. И они будут учиться у вас этой любви и этой смерти. Вы победили, друзья и братья. И на вашей победе мы возродим Россию».

Вечером 25 октября (7 ноября н.с.) большевики поставили II съезд Советов перед фактом захвата власти. Собравшись снова к вечеру 26-го, съезд выслушал доклад Ленина, принял его декреты о мире (выходе из войны) и о земле, одобрил представленный им однопартийный состав нового «временного правительства» — Совета народных комиссаров (Совнаркома), избрал новый состав своего постоянного органа — ВЦИКа и разошелся. По советским данным, точного учета делегатов на съезде не велось, в списках числились «товарищи с совещательным голосом и гости». Прибывшие представляли менее одной трети существовавших тогда в Стране Советов. Ленин разослал из Смольного «644 комиссара», чтобы водворять «власть Советов» — свою власть.

Питерские газеты на следующий день написали, что «авантюра большевиков — мыльный пузырь», который вот-вот лопнет. Никто не думал, что она определит ход мировой истории на три четверти века, но немецкое правительство работой своих агентов осталось довольно. Через два дня — 27 октября германский государственный секретарь требует от германского казначейства 15 млн. золотых марок (7 млн. 050 тысяч золотых царских рублей) на политическую работу в России. Ленина за труды надо было отблагодарить и хорошо поддержать его первые государственные начинания.

В Великобритании германцы опирались на ирландца сэра Роджера Кейзмента, во Франции — на Жозефа Кайо, в России — на Ленина. Кейзмент был расстрелян англичанами как изменник, Кайо заключен во французскую тюрьму, и только Ленин оправдал израсходованные на него германским казначейством деньги.

598 Часть вторая РОССИЯ В РЕВОЛЮЦИИ 1917—1922 годов

Мнение современников

«В ржаво-кровавых туманах Октября погибло десятилетиями подготовлявшееся освобождение России… Чья вина перед Россией тяжелее — наша ли, людей Февраля или большевицкая — вопрос сложный. Во всяком случае, нам надо помнить, что за победу зла в мире в первую очередь отвечают не его слепые исполнители, а духовно зрячие служители добра… Временное правительство ответственно за срыв революции в большевизм, а тем самым, в значительной степени и за Версаль, Гитлера и за Вторую Мировую войну…» — Федор Степун (писатель, член Петросовета и Временного правительства). Бывшее и несбывшееся. СПб., 1993. — С. 311.

Мнение мыслителя

«Революция смыла вс¸ честное, светлое и прогрессивное, что было накоплено в несчастной России за века Петербургского периода ее истории. В этом всеобщем крушении погибло также вс¸, что было сделано Государственной Думой в области суда, развития правосудия и укрепления права и законности». — Н. В. Савич (депутат III и IV Думы, октябрист, участник Белого движения). Воспоминания. СПб., 1993. — С. 59.

«У нас нет возможности проследить тот долгий, стремительный и разрушительный путь вниз, который привел — не мог не привести — Россию к пропасти. Династия лишилась власти. Тщетно лидеры Думы и земств хватались за рукоятки тормозов. Пришел черед — сломались и они. Тщетно гораздо ниже по склону пытался Керенский остановить падение патриотическими и демократическими лозунгами. Тщетно великие люди действия — воин Корнилов, террорист-патри- от Савинков — старались обратить энергию революционных сил общества на защиту России. Все они пали в глубины, где поджидали добычу Ленин, Троцкий, Зиновьев и иные злые духи». — Уинстон С. Черчилль. Мировой кризис. Т. 6. Восточ- ный фронт, М.: Principium, 2014. — C. 326.

Литература:

Октябрьский переворот: Революция 1917 г. глазами ее руководителей. Воспоминания русских политиков и комментарий западного историка. (Сост., вступ. ст., послесл., примеч. Д. С. Анина.) М., 1991.

Тайна Октябрьского переворота: Ленин и немецко-большевистский заговор. Документы, статьи, воспоминания. СПб., 2001.

С. П. Мельгунов. Как большевики захватили власть. Париж, 1953. П. Н. Милюков. История второй русской революции. Минск, 2002. Р. Пайпс. Русская революция. Т. 2. М.: Захаров, 2005.

Л. Д. Троцкий. История русской революции. В 2-х т. Берлин, 1931, 1933.

А. Синегуб. Защита Зимнего дворца. Архив Русской Революции. Т. 4. Берлин, 1922. Л Д. Троцкий. Как вооружалась революция. М., 1924.

Глава 2

Война за Россию (октябрь 1917 — октябрь 1922)

2.2.1. Установление большевицкой диктатуры. Совнарком

Еще до того, как был взят Зимний, 25 октября в 22 часа 40 минут, в Смольном открылся II Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. На нем присутствовали более 600 делегатов, 390 из которых были большевиками и не менее 90 — левыми эсерами. Ленин отсутствовал: он ждал известия о взятии Зимнего и не хотел до того афишировать себя. Появился он только на следующий вечер, на втором заседании, — как победитель.

К тому времени в зале остались почти одни сторонники переворота: правые эсеры, меньшевики и бундовцы покинули его к концу первого заседания в знак протеста против вооруженного восстания. Едва появившись, Ленин обратился к собравшимся с призывом принять сформулированный им «Декрет о мире». В документе содержалось предложение ко всем воюющим народам и их правительствам немедленно начать переговоры о заключении «демократического мира» (т.е. мира без аннексий и контрибуций). Приняли его единогласно. После этого Ленин начал читать «Декрет о земле», но не смог разобрать собственный почерк. Это было весьма символично. Декрет не отражал его взглядов: он провозглашал социализацию земли и восстановление общины. Большевицкий вождь позаимствовал его у эсеров, несмотря на то, что всю жизнь боролся против их программы. Беспринципный зигзаг был весьма в его духе. Еще в августе 1917-го он неожиданно понял, что беднейшие крестьяне в массе своей идут не за большевиками, а за эсерами, ибо «хотят оставить у себя мелкое хозяйство, уравнительно его нормировать, периодически снова уравнивать». Ну и пусть, решил Ленин, главное — взять власть: «При переходе политической власти к пролетариату, остальное… подсказано будет самой практикой». Обманутое крестьянство приветствовало «Декрет о земле». Поддержали его и почти все депутаты съезда. Против голосовал лишь один человек. Восемь воздержались.

Председательствовавший на съезде большевик Каменев огласил проект о создании нового правительства России — Совета народных комиссаров (Совнаркома). Название за несколько часов до того, на заседании ЦК большевиков, предложил Троцкий, считавший, что от слов «кабинет министров» «воняет высокой бюрократической карьерой». «А это — пахнет революцией», — тут же поддержал Троцкого Ленин.