5. 52. «Вера и разум», 1903, № 16 (31 августа).

Современные искания полной свободы совести пред судом Православной Церкви и государства (опыт критического решения этого вопроса)

Вместо предисловия

I

Вопрос о свободе совести возник и с особенной силой обсуждается у нас в последнее время в числе других волнующих наше общество вопросов.

Это вопрос двусторонний: вопрос богословский и юридический (т.е. относится к государству). Изучая его, мы пришли к убеждению, что его решение нашими светскими мыслителями совершенно противоречит чистому христианскому учению <…>

Светские наши мыслители заговорили о свободе совести со времени отлучения гр. Л. Толстого от Православной Церкви; это событие в действительности и породило этот вопрос. Все заговорили тогда о свободе совести, заговорили – вкривь и вкось, на разных языках. Возникла полемика, учредились в Петербурге религиозно-философские собрания, посвящен соответствующий журнал «Новый путь» <…>

В прошлогодней нашей статье о свободе совести, помещенной в «Церковном вестнике» (№ 2, 1902), мы выяснили, что требование полной свободы совести: свободы выхода из Церкви, пропаганды, совращения и безнаказанности за преступления против веры на языке сторонников полной свободы можно назвать одним именем требования «непротивления злу». Мы тогда указывали, что в этой толстовской теории непротивления злу и следует искать корня и разгадки воззрения приверженцев полной свободы совести. <…> Противление злу не только возможно, но и обязательно для Церкви и государства, а непротивление с их стороны будет преступным бездействием <…>

Церковь дает полную свободу не сразу, а после некоторого правления злу, которое называется увещеванием… как любящая мать, прежде чем лишиться одного из своих чад, сначала уговаривает, увещевает заблудшего подумать, не уходить, раскрывает ему истины Православной веры.., но когда… увещевания Церкви исчерпаны, тогда Церковь считает уже преступным удерживать<…> и дает ему полную свободу совести. Так мудро и с такой любовью святая Церковь поступает со всеми уклоняющимися и отпадающими. Так было поступила и с гр. Л. Толстым, с тою лишь разницею, что увещевание, противление его уходу из Церкви длилось не 3 месяца, как то полагается по закону, а десятки лет. Это увещевание состояло в долготерпении Церкви к своему злейшему и открытому врагу, в посылке к нему авторитетных лиц для вразумления, пересылке богословских сочинений, касающихся его заблуждений. Но когда это многолетнее увещевание привело не к обращению гр. Толстого к Церкви, а к открытому, соединенному с последним пределом богохульству и кощунству, заявление его о непринадлежности своей к Церкви, выраженное им в своем последнем романе «Воскресение», тогда Церковь сочла уже преступным и невозможным долее удерживать гр. Толстого в церковной ограде, дальнейшее удержание в Церкви явилось бы действительным и ничем не оправданным насилием над его убеждениями, которые в романе «Воскресение» и в ответе гр. Л. Толстого Св. Синоду оказались не только не православными, но и вообще не христианскими. Граф спрашивал в ответе Синоду, почему преследуют только его, а не его единомышленников. Да потому, что они не заявляли открыто<…> А для выхода из Церкви нужно публичное, открытое заявление.

А как же отнеслись приверженцы полной свободы совести к дарованию графу этой самой свободы совести? А вот как: пока длилось увещевание, они обвиняли Церковь в насилии над свободой совести гр. Толстого, а потом <…> назвали насилием уже самое предоставление свободы и упрекали за жестокость. Какое грубое противоречие: т. е. утверждали, что Церковь не причиняет ни малейшего стеснения свободы совести.

Государство действует совершенно самостоятельно, запрещает, наказывает только потому, что эти действия сами по себе являются наказуемыми. Государство признает полную религиозную свободу совести до того предела, пока религиозные убеждения не переходят в преступные действия с государственно-юридической точки зрения.

<…> и государство <…> начинает неуклонно противление злу…

П

До сих пор мы говорили об отношении нашего государства к проявлениям религиозных убеждений его подданных не православного исповедания. Теперь является вопрос: как же государство относится к своим русским православным подданным в случае открытого изменения их религиозных убеждений и отпадения их от Православной Церкви? Церковь имеет полную свободу после увещевания, а государство?

Государство не оставляет это без последствий и карает отпадшего тем, что может выслать открыто отпадшего из пределов России.

<…> вполне последовательно и мудро наше правительство предлагает, не подвергая его никакому наказанию (уголовному), оставить отечество, государственных начал которого он не разделяет<…>

<…> но наше государство по своему высокому гуманизму на практике редко прибегает к этой мере, <…> карая лишь преступную пропаганду и преступные проявления ее, и то не всегда (гр. Толстой).*

Все сторонники полной свободы совести являются вольными или невольными учениками гр. Л.Н. Толстого и данниками его теории непротивления. Мы считаем г. Минского, Волынского, ищущих сближения с

Церковью и участвующих в религиозно-философских собраниях в Петербурге, невольными учениками и последователями гр. Л. Толстого.

Разбираемый нами вопрос многие уже величают всем надоевшим, но это напрасно, необходимы попытки уяснения.

*Когда мы заканчивали статью, последовало последнее опубликованное Высочайшее утверждение Уголовного Уложения, по которому отпадение от Православной Церкви уже не считается наказуемым преступлением и остается без последствий. Мы упоминали уже, что сторонники полной свободы совести в действительности требуют свободы совершения преступлений и безнаказанности их, непротивления злу. Таким образом – корень – толстовская теория <…> требуют полной свободы совести от Церкви <…> от государства <…>, безнаказанности распространения всякого рода политических и антиполитических идей и под флагом полной свободы совести они требуют, чтобы государство не противилось злу, отказалось от своего природного права наказания преступлений <…> А гр. Л. Толстой все это в свое время и высказал в своей теории непротивления злу: он считал и теперь считает власть, государство злом, хотя сам пользуется всеми благами государственной жизни, кару за преступления величайшей несправедливостью и жестокостью, что так призрачно и оттенено им в «Воскресении».

Архимандрит Сильвестр