Основные направления природопользования

Охота. В экономике России охота и торговля пушниной всегда играли важную роль. Долгое время этот тип хозяйства был весьма продуктивным, но в XVIII в. стал ощущаться перепромы-ссл ряда видов. Показательна судьба соболя. В XVII в. в Сибири обитали около 870 тыс. особей. Ежегодно без ущерба для популя­ции можно было бы изымать его до 30%, т. е. около 260 тыс. Добы­валось же порядка 340 тыс. - на 30% выше предельной нормы. Это привело к резкому сокращению поголовья, и в начале XX в. вид оказался на грани полного истребления. Только создание Баргузин-ского заповедника (1916) спасло соболя. Аналогичным образом на грани полного истребления оказались повсеместно распространен­ные бобры.

Рыбная ловля. До начала XVIII в. широко практикова­лась рыбная ловля с приемами, разработанными еще в неолите. Реки перегораживались частоколами и плетнями, оставались узкие про­ходы, у которых устанавливались сети, верши и другие орудия лова *(закольное рыболовство). По современным понятиям, такие спо­собы лова были хищническими, но при относительно редком насе­лении, богатой ихтиофауне и незагрязненных водах, негативные последствия такого рыболовства долгое время не ощущались.

Закольное рыболовство было запрещено Уставом о рыбной ловле (1704 г.). Но постановление нарушалось даже на такой боль­шой реке, как Западная Двина.

Нарастающее оскудение ихтиофауны становилось заметным прежде всего по измельчанию рыбы. Средняя длина осетров, пой­манных в Москве-реке, Оке, Клязьме в XI-XV вв., была 145 см. В XVII вв. окские осетры имели среднюю величину 1 м. Около 1740 г. в Москве-реке был пойман последний осетр.

Белуга – самая крупная рыба из осетровых – в Древней Руси имела средние размеры 1-3 м, наиболее крупные экземпляры дос­тигали 5 м. До XV в. белуга встречалась в Москве-реке, до XIX в. ее ловили на Шексне.

Об изобилии рыбных богатств говорит такой факт. На берегах озера Чухломского (бассейн Костромы) зимой рыли колодцы и на­правляли в них воду из озера. Рыба, привлеченная струей воды, направлялась к таким участкам и заполняла колодцы.

В 1800 г. на Волге от Камышина до устья было 12 рыбопро­мышленных заведений, в 1830 г. - 17, в 1860 - 52, в 1880 - 419. На Каспии было 30 тыс. профессиональных рыбаков, на Азовском море - 70 тыс.

На рубеже XIX-XX вв. по всем бассейнам европейской России добывалось за год (в млн пудов): осетров - 2,5, лососевых - 3,2, карповидных и акуловидных - 5,6, сельдевых морских и речных -11,3 и еще разных морских и пресноводных рыб - 7,8 пудов.

Подсечно-огневое земледелие. В условиях лесной зоны самой ранней формой хозяйствования было подсечно-огне­вое земледелие. Сущность его заключается в следующем. На выб­ранном участке деревья «подсекались», с них внизу снимали ко^эу, чтобы они высохли на корню. Для такой обработки годились про­стейшие орудия, например, каменные скребки. После появления железных топоров деревья стали вырубать. Подготовленный учас­ток сжигали. Зола насыщала почву минеральными солями, огонь уничтожал сорняки. После этого, без всякой обработки почвы сея­ли семена. Обычно посев проводился на другой день после выжи­гания, часто в еще теплую золу.

В первый год, если погодные условия были благоприятными, земледелец собирал обильный урожай. В литературе есть упоми­нания о 60-80-кратных и даже о стократных урожаях. Такие уро­жаи вероятны для ветвистой пшеницы, содержащей 150-200 зерен в колосе. Для обычной пшеницы (30-40 зерен в колосе) такое бота­ническое чудо вряд ли возможно, даже если учесть уменьшение веса зерен после зимнего хранения. Но тридцати- и сорокакратные урожаи вполне вероятны. Это очень высокая продуктивность по сравнению с обычными, трех- и четырехкратными урожаями в Рос­сии в XVII-XIX вв.

В последующие годы урожайность быстро падала, так как зола выщелачивалась из почвы. После двух-трех лет поле забрасывалось, недаром историк В.О. Ключевский назвал плодородие подсечно-огневого земледелия «насильственным и скоропроходящим».

В тех случаях, когда срубленные деревья использовались в ка­честве дров или строительного материала, сжигались только отхо­ды лесоповала. Золы было мало и на таких участках рыхлили по­чву. Так появилось подсечно-мотыжное или подсечно-пашенное земледелие. Устойчивое пашенное земледелие на востоке Европы и в ее средней части начинается с XI—XII вв. Параллельно с ним еще долго практиковалось и подсечно-огневое - на севере европей­ской России, в Сибири, Приуралье, Поволжье, Полесье, в сканди­навских странах, т. е. там, где имелись значительные лесные ре­сурсы.

Отметим три негативных стороны подсечно-огневого земле­делия.

1. Если выжигание производилось после длительного сухого периода и при ветреной погоде, начинал выгорать гумусовый го­ризонт (так называемое шаяние). Тлеющая поверхность расширя­лась, в направлении ветра. Вечером, с появлением росы, шаяние в основном прекращалось, но на следующий день, при сухости и ветре могло возобновиться снова. Иной раз такое повторялось 2-3 раза, и перегной выгорал все глубже и глубже...

2. На песчаных почвах после снятия нескольких урожаев мог обнажаться минеральный грунт, и лесовозобновление становилось затруднительным. Лесная поросль могла не появляться 10-15 лет, иногда - 30-50 лет.

3. Если же обезлесенная поверхность использовалась под вы­пас, ситуация иногда становилась необратимой.

К XVIII в. в России преобладала трехпольная система земле­делия. Два «действующих» ноля (озимое и яровое) сочетались с отдыхающим полем (пар). Главной культурой была рожь (50% воз­делываемых площадей). Урожайность - трех-пятикратная. На юге и юго-востоке весьма продуктивной культурой было просо (двад­цати- и тридцатикратные урожаи).

В XVIII-XIX вв. отчетливо просматривается тенденция к со­кращению урожайности. Причина тому - мелкая пахота. Глубина составляла всего 10-12 см, реже до 20 см. При этом каждый год пахота затрагивала один и тот же почвенный горизонт. Происходи­ло разрушение и распыление гумусового горизонта.

Малая глубина пахоты приводила к тому, что выпадающие осадки не всегда полностью впитывались в почву. Поверхностный сток сопровождался развитием эрозии. В районах, страдающих от «мок­роты», борозды намеренно проводились в направлении уклона и делались как можно прямее, чтобы обеспечить сброс воды. Подоб­ное избавление от избыточной влаги практиковалось, в частности, в конце XIX в. в Вологодской губернии.

При недостатке органических удобрений и при непрерывной эксплуатации в течение двух-трех десятилетий почва «выпахива­лась», теряла плодородие. Такие земли забрасывались.

Плодородие почвы снижалось также выращиванием конопли, которая занимала большие площади. Из ее стеблей получали пень­ку - материал для изготовления корабельных канатов и парусины. Западная Европа, особенно Англия и Голландия, охотно покупали в России это сырье. С единицы площади продажа пеньки приноси­ла больший доход, чем зерно. Деятели Вольного экономического общества отмечали, что никакая культура не истощает землю так, как конопля.

После избавления от монгольского ига начался постепенный сдвиг государственной границы в южном направлении. Начинает­ся освоение прежнего Дикого поля. В своем естественном состоя­нии эта территория имела совершенно иной, своеобразный облик нежели степи, используемые пастухами и земледельцами. Целинные степи содержали большой процент многолетних кустарников высотою до 2 м: терновник (Prunus), бобовник {Amygdalus папа spinosa).степная вишня (Cerasusfruticosa), дереза (Caraganafrutex), прутняк (Kochia prostrata) и др. Отмершая растительность создает плотные скопления «степного войлока», который способствовал сохранению влаги. Местами кустарники смыкались в непроходи­мую чащу. Она была препятствием при передвижении. Мелкий скот скрывался с головой, из-за жестких стеблей кустарников ему было трудно добраться до разнотравья. В таких зарослях трудно было разыскивать скот. Приходилось выжигать степь.

В естественных условиях поверхностный сток мог возникнуть только при исключительно сильных ливнях, но при этом он все равно не мог прорезать плотную дернину.

До середины XIX в. юг степной зоны был страной пастбищ­ной. Земледелие было на втором плане. Например, земли Войска Донского имели 12 млн десятин удобных земель, из которых для хлебопашества использовалось только 2,5 млн, остальные земли предназначались для выпаса скота:

Сразу после крестьянской реформы 1861 г. последовал поток переселенцев на юг. Быстро расширялись посевы. Лесостепные и степные губернии не только быстро сравнялись по производству товарного зерна со старой житницей, но и опередили ее. Все это произошло за 20-25 пореформенных лет. «Пастбищная страна» превратилась в «страну пшеничную». Овцеводство было вытесне­но в Прикаспий.

Болезнь степи - высыхание и эрозия. После первой же пахоты многолетние кустарники гибнут безвозвратно. Утрачивается бла­готворное влияние целинной степи на ее гидрологический режим (задержание выпавшего снега, сохранение влаги). Ветер сметает зимний снег в овраги. При его таянии происходит размыв по таль­вегам, формируется непродуктивный весенний сток. Овраги сни­жают уровень грунтовых вод. Вопросы антропогенного воздействия на природу степи детально рассмотрены в трудах классиков рус­ского почвоведения - В. В. Докучаева, А. А. Измаильского, В. И. Масальского, П. А. Костычева [19, 31].

Экстенсивное расширение пашни. После реформы 1861 г. многие крестьяне получили наделы на неудобных землях, на склонах, что привело к быстрому оврагообразованию. Так, в западных уездах Воронежской губернии за четверть века после реформы площадь эродированных земель возросла на 71,3%. Расширение площади пашни в 1860-1887 гг. весьма велико: в Ека-теринославской губернии - на 96%, в Таврической - на 244%, в "Оренбургской - на 385%.

Местами пашня стала занимать до 80% всей площади и более. В Тимском уезде (Курская губ.) распаханность дошла до 85,8%. Распахивали водоразделы, склоны балок, оврагов. Спускались даже пруды и озера, чтобы на осушенной земле сеять хлеб. Сплошная распашка подорвала кормовую базу скотоводства «Навозная маши­на» перестала работать и лишила посевы удобрения.

На определенном этапе пахотные угодья, помимо воли земле­дельца, стали сокращаться, ибо земля выводилась из строя эрози­ей. Величина смыва достигала 250-500 т/га год.

В безлесной степи солома и навоз использовались как топливо. Это отчуждение обедняло почву азотом, ухудшало се структурность.

Масштабы эрозии. В процессе освоения Дикого поля – почти безлюдной буферной территории, разделявшей Русь и Золотую Орду, происходило постепенное смещение к югу фронта земледе­лия и, вместе с тем, - зоны развития эрозионных процессов. Эро­зионный период охватывает последние 200-300 лет. Он более про­должителен на севере, в курских землях.

Именно в эти 2-3 столетия образовалась практически вся ов­ражная сеть европейской части России. Общее количество оврагов -около 2 млн, их суммарная протяженность составляет 250 тыс км. Это негативное наследие ощущается в настоящее время. Ныне около 70% обрабатываемых земель относятся к эрозионно-опасным [33].

В целом, на мегасклоне европейской части России в течение последних 300 лет произошел смыв около 100 млрд м³ материала. Только 6% этого объема наносов включились в транзитный сток и были вынесены в море. Аккумуляция происходила в основном на поймах и в русле, в бассейнах малых рек. В разных бассейнах ее величина характеризуется слоем от 0,5 до 6,6 м. Различия в разме­рах аккумуляции обусловлены следующими факторами:

1. продолжительностью периода интенсивного землепользо­вания (земледелие и скотоводство);

2. степенью устойчивости почв по отношению к эрозии;

3. климатом.

Вследствие эрозии и заиливания сокращалась длина рек, умень­шалась их полноводность. Например, верховья Северского Донца за последние 60-70 лет сместились на 20 км, Сейма- на 13 км. Согласно «Книги Большого чертежа» (1627), такие реки, как Северский Донец, Сейм, Оскол и др. имели редкие броды, но в конце XIX в. они стали проходимы почти везде.

Ветровая эрозия. Подвижные пески. К началу XIX в. в верхо­вьях Дона, на левобережье, там, где с петровских времен дубравы вырубались для нужд флота, образовались очаги ветровой эрозии. Подвижные пески вынуждали крестьян оставлять деревни.

Аналогичная картина наблюдалась на юге Белоруссии. Там вырубка лесов на флювиогляциальных песках в Полесье и после­дующая распашка привели к быстрому развитию подвижных пес­ков. Возникло парадоксальное сочетание болот и форм эолового рельефа. В итоге к 1820-м годам в Мозырском Полесье сыпучие пески занимали до 12% всей территории, а местами и до 15-16%.

Апогей ветровой эрозии - катастрофические пыльные оури. Материал, выдутый ветром в Приазовье в 1892 г. выпадал потом в виде сухой пыли или грязного дождя над значительной частью Балтийского моря. Тогда из-за черных сугробов выдутого чернозе­ма останавливались поезда на Курской железной дороге.

Серьезное последствие ветровой и водной эрозии - антропо­генная дегумификация (уменьшение гумусности черноземов). Это явление отмечено при сопоставлении карты с изогумусовыми полоса­ми, составленной В. В. Докучаевым, с современными данными.

Мелиорации. В XIII-XV вв. на новгородских и псковских землях проводились работы по осушению болот, отводилась вода из мелководных озер. Мелиорированные земли стали хорошими сенокосными угодьями. В документах того времени они именуют­ся «поделями» и «росчистями».

В Полесье в течение трех десятилетий (1873-1903) работала Западная экспедиция под начальством генерала И. И. Жилинского. Всего было прорыто около 4500 верст дренажных каналов и осу­шено около 4500 квадратных верст. Уровень грунтовых вод сни­зился в це лом на 30-35 см. Болота превращали в злаковые луга, что было рациональнее, нежели заниматься земледелием. Успех осу­шительных работ иллюстрируется изменением цен на землю. С трех, максимум 8 руб за десятину они поднялись до 30-60 руб. Структура земельных угодий изменилась в лучшую сторону. Пло­щадь «диких» болот сократилась с 38,2 до 14,5%, площадь земель, занятых сенокосами увеличилась с 6,2 до 17%. Размеры залесен­ных земель также увеличились, с 39,9 до 43,6% и т. д. [38].

Не столь удачными были дренажные работы в Вологодской губернии, где ради сброса излишней влаги борозды при распашке и бороновании проводились по направлению склона, что стало при­чиной эрозии.

Пример опустынивания вследствие перевыпаса. В между­речье Волги и Урала, в 1628-1771 гг. было населено калмыками, которые откочевали в Китай. В течение 30 лет междуречье остава­лось почти необитаемым, и лишь в 1801 г. там появились казахи (Букеевская орда).

Постепенно создалась чрезмерная концентрация скота, особен­но у колодцев, вдоль скотопрогонных дорог и вокруг населенных пунктов. Кустарниковая растительность истреблялась на топливо.

Деградация пастбищ сопровождалась образованием подвижных бугристых песков. Пески засыпали нерестилища и даже создавали помехи судоходству на Волге - суживали фарватер. Расширение площади подвижных песков хорошо видно при сопоставлении карт Букеевской орды, составленных в 1840 и 1864 годах. Пески угро­жали засыпать ставку хана (урочище Жукус), возник вопрос о ее переносе в другое место. Деградация пастбищ сопровождалась бес­кормицей и падежом скота.

Астраханская пескоукрепительная станция и Нарынское лес­ничество проводили в 1890-1930 гг. лесопосадочные работы. Об­наружился полезный эффект ограничения или прекращения выпа­са в наиболее уязвимых местах. Отмечалось самовосстановле­ние растительности (в локальных масштабах). Но полностью ус­транить разрушительные последствия перевыпаса не удалось. В настоящее время нагрузка на прикаспийские пастбища остается чрезмерной.

Использование водных путей сообщений. Вплоть до середины XIX в. реки оставались в России главными путями сообщений во все сезоны. Зимой судоходство заменялось санным транспортом по льду. Общая протяженность рек оценивается в 100 тыс. верст. Почти одна треть из этой суммы падает на судоход­ные реки. Долгое время сохраняли свое значение волоки- пути перехода из одного бассейна в другой.

В XI-XV вв. в европейской России было 107 судоходных рек. К середине XIX в. их число сократилось до 100. Сокращение числа судоходных рек связано со следующими причинами:

1. обмеление вследствие увеличения твердого стока из-за вы­рубки лесов и пахоты;

2. увеличение тоннажа судов, для прихода более крупных су­дов требовались более значительные глубины.

Для улучшения судоходного качества рек строили подпружи-вающие водохранилища. В первой половине XVIII в. таких водо­хранилищ было построено 13. При сбросе воды из водохранилищ достигалось временное улучшение судоходных условий на Мете, Тверце, Шексне, Сухоне и других реках. На Волге ставились «водостеснительные» плотины, которые сужали ширину реки и спо­собствовали подпруживанию воды и увеличению глубины.

Если крупные реки мелели, то малые полностью заиливались и прекращали свое существование как водотоки. Например, с конца XVII вв. на территории современной Ярославской области заиление поглотило не менее 450 малых рек, в том числе 120-150 - в XX в.

Исследованием водных путей сообщений занимался Географи­ческий департамент Академии наук, созданный в 1739 г. Были со­ставлены и изданы карты важнейших рек страны с обозначением мелей, порогов, перекатов, рельефа берегов и пр.

Аналогичные карты составлялись для морского судоходства с показом контуров берегов, прибрежных глубин, якорных стоянок, корабельных маршрутов на Балтийском, Черном, Азовском и Кас­пийском морях.

В 1784 г. был принят указ об улучшении судоходства на реках. Предусматривались обмер фарватеров, установление охранных знаков на мелях. Промеры глубин надлежало повторять ежегодно. Существенное затруднение для судоходства представляли собой карчи (карши) - подмытые рекой деревья, упавшие в воду. В таких случаях корни обычно лежат на дне, а само дерево располагается под углом по течению реки. Очистка рек от карчей была очень тру­доемкой.

Каналы. С начала XVIII в. развернулось активное строитель­ство каналов со шлюзами, в первую очередь по местам волоков. Перечислим важнейшие из них: Вышневолоцкий (1703-1721), Об­водной Ладожский канал (1718-1730), Огинская система (1797-1804), Березинская система (1797-1805), Вышерский, Мариинская система (1799-1810), Тихвинская система (1802-1811), Днепро-Бугская система (1837-1848).

При Петре I рассматривались три варианта соединения Моск­вы-реки и Волги, начинались работы по соединению Волги и Дона, а также Дона и Оки. Все эти начинания были прекращены, т.к. тех­нические возможности не позволили воплотить проекты в жизнь.

К 1849 г. длина всех каналов составила 615 верст.

Волго-Донской волок. Большинство волоков в XVIII в. и в пер­вой половине XIX в. потеряли свое значение из-за увеличения тон­нажа судов и развития сухопутного транспорта. Лишь Волго-Дон­ской волок оставался важным и действовал.

Он начинался от Дубовки на Волге и шел до Качалина на Дону. Большие суда перевозились в разобранном виде, затем собирались и спускались на воду. Суда, принимавшие до 80 т груза перевозились целиком, иногда вместе с поклажей, на четырех дубовых колесах без спиц. Их тянули 10-50 пар волов, иногда, на крутом подъе­ме от Волги, - 75 пар. Волок обычно преодолевали за 5 дней. За год проходило до 250 кораблей. При попутном ветре поднимали паруса.

Способ передвижения судов вверх по течению был основан главным образом на мускульной силе человека. Бурлаки были мас­совой профессией. От Астрахани до Рыбинска они протоптали широкую тропу. На трех бурлаков приходилось 1 тыс. пудов груза, на трех лошадей - 7 тыс. пудов. Максимальное количество бурла­ков (600 тыс.) насчитывалось в середине XIX в. Затем их количе­ство стало быстро убывать, появились паровые суда.

Использование лесных ресурсов.

Топливо. До относительно недавнего времени дрова были главным энерго­носителем. Минеральное топливо стало добываться в промышлен­ных масштабах только с середины XIX в.

В 1850-х гг. в Петербурге и Москве потреблялось по 800 тыс. саженей дров для отопления жилищ и на производственные нуж­ды. Из этого количества 550 тыс. саженей доставлялись в столицы гужевым транспортом и 250 тыс. сплавлялись по Жиздре, Москве-реке, по Оке и Упе.

В середине XIX в. в России ежегодно сжигалось 6,4 млн куб. сач женей дров, в том числе: 2 млн потребляла черная металлургия, 0,4 - солеварение, 4,0 - остальные производства.

Судостроение. Эта отрасль была постоянным потребителем строевого леса и таких продуктов лесного промысла, как смола и деготь. О масштабах судостроения в начале петровской эпохи мож­но судить по таким цифрам. В 1696 г. в леса в верховьях Дона были посланы 26 тыс. работников, которым надлежало к следующей вес­не сдать 1300 стругов, 300 лодок и 100 плотов.

Корабельный лес долгое время был традиционным предметом экспорта в Западную Европу, прежде всего в Англию и Голландию. Торговля с Англией установилась в 1554 г. Тогда английская экспе­диция под командованием X. Уиллоби была послана для поиска северо-восточного прохода для достижения Китая и Индии. Суда были разбросаны бурей, одно из них достигло устья Северной Дви­ны. Капитан Р. Ченслер проследовал в Москву и был представлен Ивану Грозному.

Получение поташа. Поташ, используемый при производстве стекла, мыла, в кожевенном деле и др., получали из золы бука, кле­на, вяза, орешника, дуба. Поскольку лесные ресурсы Западной Ев­ропы были подорваны в период Великого корчевания (11-13 вв.), начиная с конца 15 в., когда еще действовал механизм ганзейской торговли, установился экспорт поташа из России. Сначала вывоз происходил через Ковно и Любек, но при этом приходилось пла­тить пошлины датчанам за проход через Зунд и шведам за провоз по территории Лифляндии. В силу этих причин более выгодным оказал­ся кружной путь морем через Архангельск в Англию и Голландию.

Торговля поташом была весьма прибыльной, но расходование леса было расточительным. В 1659 г. из-за истощения лесных ре­сурсов производство поташа переместилось из Курского края в Нижегородскую, Пензенскую, Тамбовскую губернии. О его масш­табах говорит такой факт: на составленных в 1700 г. «Чертежах Казанской губернии» только в бассейнах относительно небольших Суры и Моуши было обозначено 23 будных стана, т. е. заводов, перерабатывающих древесину на поташ. В 1701 г. производство поташа стало царской монополией.

Возникла конкуренция между производством поташа и судо­строением, которая была смягчена указом «О делании поташа из сучьев деревьев, не годных на корабельное строение».

Новый импульс истребления лесов последовал в 1773 г., когда в указе Екатерины II было позволено всем лесовладельцам выде­лывать поташ и продавать его. Русский поташ, наряду со шведс­ким, считался самым лучшим. В 1790 г. Англия закупала в России поташа почти на 4 млн ливров, значительными были и голландс­кие закупки.

Солеварение. На Белом море солеварение известно с XII в. Расцвет промысла падает на XVII в. В 1705 г. была объявлена госу­дарственная монополия на торговлю солью. В этот период старин­ные беломорские промыслы испытывали нарастающую конкурен­цию с пермскими и астраханскими. На Белом море дефицит топли­ва для солеварения стал заметным в XVI в. Тогда недостаток дров вынудил ограничить время действия солевых варниц 160 днями в году. Нарушение этих сроков влекло конфискацию «сверхплано­вой» соли и дров.

Начало добычи соли на Каме связано с предпринимателями братьями Калашниковыми. В 1430 г. был основан город Соли Камские (с 1505 г. – Соликамск). В XVIII в. с Камы ежегодно вывози­лось 4 млн пудов соли. Барки с солью, которые ходили по Каме, могли взять на борт 45 тыс. пудов груза. Такое судно совершало единственный рейс. По прибытии на место назначения его разби­рали на дрова.

Бортничество или бортевое пчеловодство в лесах было уни­кальной отраслью хозяйства. Борти - искусственные дупла, кото­рые выдалбливались в деревьях на таком расстоянии, чтобы пче­линые семьи не вступали в конкуренцию и не испытывали недо­статка в нектаре. Бортные леса выдержали, без преувеличения, тысячелетнюю эксплуатацию. Еще в 1558 г. английский путеше­ственник А. Дженкинсон сообщал о том, что мед и воск добывали повсюду по обоим берегам Оки от Рязани до устья. Многие дерев­ни занимались исключительно этим промыслом.

В середине XVII в. бортничество пришло в противоречие с массовой заготовкой дров для соляных варниц и поташных заводов. Прекратился вывоз воска и меда за границу. Затем указ Петра I 1703 г. разрешил повсеместно вырубать липу, которая считалась лучшим медоносом. Это предопределило закат отрас­ли. В 1775 г., чтобы предотвратить полный упадок бортного дела, Екатерина II освободила бортников от налогов, но таковых ос­талось немного.

Металлургия. До начала освоения Урала (начало XVII в.) в России добывались только болотные железные руды. Активное раз­витие горного дела началось после утверждения в 1719 г. Берг-Кол­легии. Заниматься поисками руды, добывать ее и плавить металл разрешалось всем, независимо от «чина и достоинства».

В XVIII в. развернулась деятельность горнопромышленников Демидовых, которые владели десятками заводов под Тулой, на Урале и на Алтае (добыча железа и меди).

В 1730-40-х годах были основаны заводы на Среднем Урале. Началось наступление на нетронутые леса. В Нижнетагильском округе ежегодно вырубались на нужды заводов 27,3 кв. км леса. Древесина превращалась в древесный уголь.

После того, как вырубки удалялись на 30-40 кв. км от заводов, они становились нерентабельными. Тогда возвращались к заводс­ким поселкам и повторно вели заготовки дров на уже пройденных и в какой-то степени восстановленных лесных массивах.

В 1740 г. Россия опередила по выплавке чугуна Англию. Чтобы сохранить лес для флота, в Англии не только пришлось запре­тить строительство новых чугунолитейных заводов, но и закрыть часть действующих. До конца XVIII в. Англия ввозила русское и шведское железо. Особенно ценилось сибирское или «соболиное» железо, клейменое гербом Сибирской губернии - двумя стоящими на задних лапах соболями. В 1750 г. в России было около ста чугу­нолитейных и медеплавильных предприятий, а к 1760 г. их число возросло до 182. Караваны судов с железом шли с Урала до Петер­бурга 13-18 месяцев.

Английская зависимость от российских поставок прекратилась с разработкой новой технологии в черной металлургии. В домен­ном процессе стали использовать каменный уголь. К 1796 г. в Анг­лии не осталось ни одной древесноугольной домны, и в 1805 г. она обогнала Россию по производству чугуна.

В середине XIX в. черная металлургия России ежегодно по­требляла не менее 2 млн кубических саженей дров. Металлурги­ческие заводы Урала, в отличие от заводов Юга, до самых предре­волюционных лет работали преимущественно на древесном угле.

Железные дороги как потребитель леса. В 1840 г. началась добыча донецкого угля. Казалось бы, появился лесосберегающий фактор. Но в то же самое время появился новый масштабный по­требитель леса — железные дороги. Их протяженность быстро уве­личивалась и к концу XIX в. составила 52 тыс. верст.

Для прокладки одной версты пути требовалось 2 десятины хорошего строевого леса. Ежегодно много леса требовалось для замены шпал (непропитанная сосновая шпала служила 4-5 лет). Кро­ме того, на первых порах топливом для паровозов служили дрова.

На Николаевской железной дороге ежегодно требовалось ме­нять более 400 тыс. шпал, а всего в России - более 5,5 млн (в 1882 г.). Ежегодно меняли также 320 тыс. столбов (средний срок службы был 5 лет). Для продления срока годности столбов на Николаевс­кой дороге ставили опыты по их просаливанию. За один 1882 г. 800 пароходов сожгли около 1 млн кубических саженей дров, а железнодорожный транспорт - около 0,5 млн кубических саженей. В 1896 г. на замену шпал пошло 40 тыс. десятин строевого леса.

Политика лесопользования на разных этапах. В допетровс­кой России пользование лесом было таким же естественным правом, как пользование водой из реки. Охранные грамоты были предусмотрены только для отдельных территорий, например, для лес­ных дач Троице-Сергиева монастыря и для мест царской охоты.

При Петре I стало ясно, что лесные богатства России не беско­нечны. Указы 1703, 1704, 1717 и 1718 гг. положили предел свобод­ной рубке леса. Были выделены лесные угодья, где рубка таких пород, как дуб, ильм, вяз, клен, ясень, лиственница, мачтовая со­сна и др. допускались только для казенных надобностей (главным образом на нужды флота). По указу 1703 г. самовольным порубщи­кам грозили наказания: за одно дерево, кроме дуба, штраф 10 руб., а за дуб и большую порубку других деревьев - смертный приго­вор, который в 1712 г. был заменен ссылкой на каторгу. В 1722 г. последовал запрет рубить лес на сухих песчаных почвах.

В середине XVIII в. леса в окрестностях Москвы и Петербурга поредели настолько, что в 1747 г. был издан указ Елизаветы Пет­ровны, согласно которому для сохранения лесов вокруг Москвы надлежало «строить в Москве дома каменные». Далее в этом указе говорилось: «В лесах крайняя нужда состоит и годного почти мало остается... Снести железные, хрустальные и стекольные заводы, отстоящие от Москвы в 200 верстах». Это «волевое решение» до­пускало исключение только для Тульского завода.

Винокуренные заводы в пределах двухсотверстной зоны со­хранялись с условием, что они будут потреблять топливо, заготов­ленное за пределами этой зоны.

Затем последовал аналогичный указ в отношении Петербурга. Стекольные заводы были перенесены из столицы в Ямбург. Были остановлены и разорены соляные заводы Старой Руссы. Запретили «отпуск за море всякого лесу» из всех портов, за исключением Выборга. Но экспорт из Выборга был ограниченным.

При Екатерине II эти постановления стали нарушаться. В 1779 г. Потемкин перенес свой стекольный завод из Назии (на полпути между Петербургом и Волховом) в столицу, а в 1782 г. владельцам лесов разрешили распоряжаться ими «как угодно».

После этого за 8 лет были вырублены заповедные в петровс­кие времена корабельные леса Поволжья, предназначенные только для нужд флота. Урон был столь очевиден, что сразу после смерти Екатерины, при Павле I, снова появились ограничения на эксплуатацию лесов. Был учрежден Лесной департамент, который, в числе прочего, занимался лесопосадками,

В 1803 г. было учреждено Лесное училище в Царском селе, в 1805 г. - в Козельске, а в 1808 г. - Лесной институт на Елагином острове в Петербурге. Позднее эти учебные заведения были объе­динены в Лесной институт. В 1832 г. было основано общество для поощрения лесного хозяйства. До 1850 г. оно издавало «Лесной журнал».

В период от восшествия на престол Петра I до начала Первой мировой войны европейская Россия потеряла почти треть лесов. Всего за 218 лет лес был сведен на площади 670 тыс. кв. км (общая площадь Франции, Бельгии, Швейцарии и Нидерландов). За тот же период лесопосадки были сделаны на площади 13 тыс. кв. км. Площадь пашни увеличилась с 7,9% до 27,3% (в 1888 г.).

Эпидемия вырубок после крестьянской реформы. Сводили лес и крестьяне и помещики. Первые — чтобы получить средства для выкупа земли, оплаты налогов и не­доимок, вторые - из-за слухов о подготовке лесоустроительного закона. Помещики торопились продать лес, чтобы не остаться в накладе. Они боялись также самовольных крестьянских порубок.

Высокие темпы лесоистребления в пореформенное время объяснялись сочетанием усиленного предложения с усиленным спросом. Безудержные рубки вынудили принять в 1888 г. «Поло­жение о сбережении лесов». В этом документе были выделены сле­дующие категории защитных лесов:

1. для сдерживания сыпучих песков;

2. для защиты от подвижных песков населенных мест, дорог, обрабатываемых земель;

3. для охраны берегов рек и каналов от размыва и обрушения;

4. для закрепления крутых склонов, предотвращения эрозии и лавин;

5. водоохранные леса в истоках и верховьях рек.

Во всех губерниях были созданы Лесоохранительные комите­ты в составе губернатора (председатель) и представителей адми­нистрации, суда, земства и лесовладельцев. Комитеты решали, ка­ким лесам можно присвоить защитный статус.

После засухи и голода 1891 г. была учреждена «Особая экспедиция Лесного департамента по испытанию и учету различных способов и приемов лесного и водного хозяйства в степях России». Ее деятельность относится к 1892-1908 гг. Экспедицией руково­дил В. В. Докучаев. Были заложены лесные полезащитные полосы на трех водораздельных участках: Волги и Дона (Каменная степь), Днепра и Северского Донца и Дона и Северского Донца. Лесные полосы задерживают снег, уменьшают тем самым глубину промер­зания и увеличивают поглощение почвой талых вод. В итоге, умень­шается непродуктивный сброс талых вод.

Начало добычи минерального топлива. В Донецком бас­сейне каменный уголь был открыт в 1721 г. Через несколько лет началась добыча в Бахмутском уезде. Угли Подмосковного бассей­на известны с 1722 г., но первая шахта близ Богородицка относит­ся к середине XIX в. К 1878 г. работали 13 шахт. Угли Подмосковья отличаются высокой зольностью - 25—45%.

Кизеловский бассейн на Урале был открыт в 1786 г., первый уголь добыли в 1797 г. Со сжиганием каменного угля появилось техногенное загрязнение атмосферы оксидами серы. Из российс­ких ископаемых углей особенно богаты серой угли Кизеловского бассейна-1,5-8% серы.

Города. Численность населения Киевской Руси колебалась около показателя в 5 млн чел., а по данным подворной переписи 1678-79 гг. население России достигло 11 млн человек. Внутри это­го интервала на демографической кривой имеются «провалы», связанные с трагическими событиями (монгольское иго, войны, эпи­демии, Смутное время и др.). В целом же, воспроизводство насе­ления имело расширенный характер, что объясняется как террито­риальным ростом государства, так и естественным приростом. В кон­це XVIII в. по численности населения Россия вышла на первое место в Европе.

Загрязнение городской среды. В допетровский период города имели хаотический, бесплановый облик, они были сплошь деревянными, включая мостовые. Благодаря большой мас­се древесной органики, приходящейся на единицу площади, час­тые пожары имели катастрофический характер. Сведения об этом содержатся в летописях, которые проанализированы Е. П. Борисенковым и В. М. Пясецким [10]. Из книги упомянутых авторов сле­дует, что в XIV в. 22 раза выгорала значительная часть Новгорода.

В Москве в XV в. было 19 лет с подобными бедствиями. Таким образом, крупные города горели в среднем каждые 5 лет. В засуш­ливые годы бывало по несколько пожаров, когда «солнечная теп­лота жгла, помогая неудержимому яростному пламени».

При массовом выделении тепла возникали сильнейшие восхо­дящие токи воздуха. К очагам возгорания устремлялся окружаю­щий воздух, образовывались вихри, которые иногда приобретали характер огненных смерчей. Горящие обломки перебрасывались на значительные расстояния. В Москве бывали случаи, когда огонь переходил с кремлевской стороны в Замоскворечье. В Новгороде Волхов не всегда мог препятствовать распространению огня.

В XVI в. никакой противопожарной службы в Москве не было. Обычным способом ограничить распространение огня был снос строений, расположенных рядом с очагом пожара. В итоге получа­лось, что две трети домов разрушались человеком. В профилакти­ческих целях была запрещена топка печей летом, в частности, в это время года не разрешалось топить бани.

В XVII в. на Спасской и Тайнинской башнях московского Крем­ля было организовано слежение за городом. В случае обнаружения пожара наблюдатели начинали бить в набат, и по этому сигналу все население должно было выходить на борьбу с огнем. Первая регу­лярная пожарная команда в Москве была организована в 1804 г.

Долгое время территориальной единицей российских городов, в том числе Москвы, был двор — участок земли, огражденный за­бором или частоколом. На этом участке располагались жилой дом, хозяйственные постройки (конюшня, сарай для скота, погреб, ко­лодец) на задворках - сад и огород. Дом, в зависимости от достатка хозяина, мог быть двух- и трехэтажным. В XVII в. площадь дворов составляла от 17 до 550 квадратных саженей. В качестве средней величины (при расчете налогов и т. п.) исходили из 125 квадрат­ных саженей.

Излюбленным типом жилища была «двойня»: слева летнее жилище (без печи), справа - зимнее. Их разделяли сени. В 1688 г. постройка трехэтажных домов была запрещена, т. к. они считались наиболее пожароопасными. Числом дворов измерялись размеры го­родов, население и др.

В городе располагались огороды, население владело скотом. В Москве, в середине XVII в. вдоль внешней стороны Земляного города протягивалась полоса городских выгонов шириною в 2 версты.

В 1830 г. огороды занимали 1/6 часть города. Садов было 1639, кроме того, при богатых усадьбах насчитывалась 141 оранжерея, где выращивались виноград, абрикосы, персики и т. п. В 1840 г. на территории города имелись 32 казенных и 277 частных прудов, а также несколько десятков других водных объектов: озер, болот, ручьев, малых рек. Поэт К. Н. Батюшков писал, что Москва являла собой «чудесное смешение зелени с домами, видов городских с сельскими видами».

В Москве сельскохозяйственные занятия горожан нашли отра­жение в городской топонимике. Примеров много: Коровий вал, Илюшина пашня, Скотопрогонная дорога, Старосадский переулок, Остоженка и др. Первый водопровод в Москве был открыт в октяб­ре 1804 г. Вода шла из многочисленных ключей на окраине села Мытищи. У села Ростокино был построен акведук протяженнос­тью 356 м. Считают, что в течение суток в город поступало 330 тыс. ведер воды.

Во второй половине XVIII в. в городах начинает ощущаться промышленное загрязнение среды обитания. Все отбросы и нечис­тоты сбрасывались в реки. Этот факт отмечали участники акаде­мических экспедиций. В частности, в 1768 г. П. С. Паллас писал о высоком уровне загрязнения в Арзамасе. Казанский генерал-губер­натор А. Квашин-Самарин ставил вопрос о «порче воды в городс­кой черте кожевенными заводами». Предлагалось строительство бассейна с плотиной, где собирались бы загрязненные воды. В Москве в конце XVIII в. действовали до 300 кожевенных, текстиль­ных и красильных предприятий. В конце XVIII в. из Петербурга были вынесены кожевенные заводы.

Николаем I была высказана мысль об «опасности огромных фабричных городов» и о необходимости располагать промышлен­ные предприятия в уездных городах и «менее крупных центрах». В 1834 г. министр финансов подал записку о «вкоренении промыш­ленности в разных городах». С 1840 г. были введены льготы и по­собия тем, кто захочет устроить фабрику или завод вне пределов Московского уезда.

В 1845 г. в» Уложении о наказаниях» появился пункт о нару­шениях правил для сохранения чистоты воздуха и безвредности воды. К 1848 г. относится Записка московского генерал-губернатора А. Закревского о запрещении строить в Москве новые промыш­ленные заведения и расширять старые. Мотивировка: опасность пожаров и загрязнение рек. Еще одна причина - боязнь концентра­ции фабричного люда. В 1849 г. последовало запрещение строить в Москве бумагопрядильни, шерстопрядильни, чугунолитейные, стеариновые, сальные, химические заводы, а ткацкие, набивные, отделочные, красильные и др. - только с разрешения генерал-гу­бернатора. Тем не менее, вода Яузы в конце XVIII в. стала совер­шенно негодной для питья.

К 1881 г. относится первое заявление рыбопромышленников о вредном влиянии нефтяного загрязнения на рыбу. На протяжении последующих 20 лет в университетской среде продолжалась дис­куссия по этому вопросу, пока не было экспериментально доказа­но пагубное воздействие нафтеновых кислот на ихтиофауну.

В ноябре 1902 г. в газете «Московские ведомости» были опуб­ликованы письма профессора Н. Ю. Зографа и архимандрита Иг­натия, рисующие неприглядную картину загрязнения водоемов в окрестностях нефтеперегонного завода в Кусково под Москвой. Этот завод тайно сбрасывал отходы, в результате чего рыба в Ши­баевском монастырском пруде погибла почти вся.

выводы

В системе природопользования рассмотренных нами трех круп­ных регионов неоднократно возникали «сбои» — экологические зат­руднения, которые отражались на результативности природополь­зования. Они были обусловлены действием социальных и природ­ных факторов и техногенными изменениями среды обитания.

1. Социальные факторы: несправедливое распределение и низ­кий жизненный уровень производителей материальных благ, вой­ны с внешними врагами, восстания, низкий уровень медицины и коммунальной гигиены (при высокой скученности населения в го­родах), проявление элементов хищнического присваивающего хо­зяйства и др.

2. Природные факторы: засухи, небывалые грозы и великие пожары, сильные дожди в период уборки урожая, заморозки в кон­це лета, эпидемии и эпизоотии, нашествия вредителей, сильные бури, штормы на море, прорывы временных озер, наводнения, землетрясения и т. п.

3. Техногенные изменения в природе, которые, в силу обрат­ной связи, провоцируют негативные для природопользования про­цессы: изменения режима рек при вырубке лесов, эрозию почв при нерациональном земледелии (особенно на склонах), ветровую эро­зию при перевыпасе на почвах легкого механического состава, ис­тощение природных ресурсов (топливо, дичь, руды и др.).

Три группы факторов действовали одновременно. В конкрет­ной экологической ситуации то одни, то другие из них выдвига­лись на первый план и приобретали особенно острый характер. В разных регионах были актуальными одни и те же проблемы. Они имели типовой, универсальный характер, но сохраняли при этом местные особенности.

Уязвимость цивилизаций по отношению к стихийным при­родным процессам. Инженерно-технический уровень исключал возможность создания инженерных сооружений против селевых по­токов, наводнений, лавин; не было ледоколов, средств против ин­фекционных болезней и т. п.

Обезлесение. В Средиземноморье вырубки, особенно на скло­нах, приводили к необратимым изменениям, потому что леса про­израстали в экстремальных условиях. На западе и в центре Европы и период внутренней колонизации, когда пашню и пастбище мож­но было получить только на месте вырубок, сложился взгляд на лес, как на враждебную стихию. В Восточной Европе леса каза­лись бесконечными, но даже там не смогли избежать локальных энергетических кризисов при концентрации энергоемкого произ­водства.

Истощение ресурсов полезных ископаемых. В Средиземно­морье, где в горнодобывающей отрасли были заняты десятки ты­сяч человек, известны неоднократные упоминания о прекращении работы рудников. Расцвет горнодобывающей деятельности на за­паде и в центре Европы падает на X-XVII вв., после чего произо­шел спад. Углубление рудников часто сопровождалось относитель­ным истощением рудных запасов из-за угрозы затопления, В Вос­точной Европе издавна довольствовались эксплуатацией болотных железных руд. Металлургия на базе уральских месторождений берет начало со времен Петра I. Вопрос об истощении запасов не возникал.

Активизация экзогенных рельефообразующих процессов. В Средиземноморье хорошо выражена техногенная денудационно-аккумулятивная фаза, начало которой падает на середину первого тысячелетия до н. э. В одних случаях она завершилась в середине первого тысячелетия н. э., в других продолжается по настоящее время.

В центре Европы усиление антропогенной эрозии происходи­ло в 3000-1700 гг. до н. э. (дунайская культура), в железном веке (V в. до н. э. - II в. н. э.) и в период Великого корчевания (800-1300). На южном и юго-восточном побережье Северного моря земледе­лие и перевыпас привели к образованию 500-километровой поло­сы подвижных песков между Дюнкерком и северной оконечнос­тью Ютландии. Они образовались в два приема - в X-XVII вв. и в 1450-1750 гг.

В Восточной Европе в течение последних 200-300 лет проис­ходило смещение границы земледелия к югу. В течение этого пе­риода образовалась практически вся овражная сеть европейской России - около 2 млн оврагов общей протяженностью примерно 250 тыс. км.

Низкий уровень земледелия. На территории Римской импе­рии произошло падение урожайности от, вероятно, тридцатикрат­ной (Херсонес таврический, Ш-И вв. до н. э.) до четырехкратной (Апеннины, I в. н. э.). Снижение продуктивности земледелия вы­нудило отказаться от него на территории Апеннинского полуост­рова. Главными источниками поступления зерна в Рим стали Аф­рика, Иберия, Галлия.

В. средневековой Европе в XIII-XV вв. почти во всех странах в условиях трехполья урожайность в обычные годы была трех- или четырехкратной. Только во Франции урожаи были шести-восьми-кратные, а в Нидерландах - восьми- двенадцатикратные.

В России, при значительных лесных ресурсах в некоторых рай­онах довольно долго продержалось подсечно-огневое земледелие, при котором, видимо, были тридцати- и сорокакратные урожаи. В XVIII в. при пашенном земледелии и техпольной системе урожай­ность была трех- пятикратной.

Увеличение твердого стока и обмеление рек. В Средиземно­морье в результате антропогенного ускорения эрозионно-аккумулятивных процессов твердый сток увеличился в десятки раз. Мно­гие реки, — ранее судоходные - обмелели.

В немецком среднегорье средневековая денудация привела к возникновению укороченных почвенных профилей, а местами к полному исчезновению чехла лесса и обнажению щебнистых перигляциальных отложениий.

В России в течение последних 300 лет были вовлечены в пере­мещение около 100 млрд куб. м материала. Только 6% этого объе­ма включились в транзитный сток и были вынесены в море.

Опустынивание. На востоке Средиземноморья такие терри­тории, как центральная Анатолия, Сирия и некоторые другие, где взаимопроникали лес и степь, были освоены давно (культура мус-тье). Длительность антропогенного воздействия сопровождалась расширением ареалов более аридных ландшафтов - степи за счет леса, полупустыни за счет степи и т. д.

Важную роль играет эдафический фактор. Это видно на при­мере Европы, где покровы песков с нарушенным почвенно-растительным покровом внешне приобретают облик настоящих пустынь (Блэндовская пустыня в Польше, сотни квадратных километров грядовых песков на террасах Тиссы и Дуная в восточной части Воеводины и др.). .

В Восточной Европе аналогичными примерами могут слу­жить Алешковские пески в низовьях Днепра, междуречье Волги и Урала и др.).

Сокращение общего поголовья и ареалов обитания промыс­ловых видов. Например, полностью был уничтожен дикий бык — тур. На грани полного истребления оказались бобры.

Урбанизация. В Римской империи, в пору ее максимальной территориальной экспансии были тысячи городов, Рим был одним и 1 первых в мировой истории городов-миллионеров. Известны та­кие выдающиеся достижения римской цивилизации, как водопро-нод, великолепная дорожная сеть и др.

В средневековой Европе не было города-гиганта, подобного Риму. Обычная численность населения города составляло тогда от 5 до 20 тыс. человек. В Западной Европе XI-XIV вв. города отли­чаются исключительно высокой строительной активностью (готи­ческие соборы). Все города имели более или менее заметный аг­рарный отпечаток. Пространственный рост городов сдерживался крепостными стенами.

Общими урбанистическими проблемами рассмотренных ре­гионов были теснота застройки, загрязнение среды, эпидемии. Города России отличались более высоким процентом деревянных построек, поэтому в них часто случались опустошительные пожары.

Нарушение демографического баланса. Периодические обо­стрения негативных экологических проблем отражались на дина­мике численности населения.

На демографической кривой появлялись минимумы, глубина и продолжительность которых могут служить мерилом масштабов экологических кризисов. В главных центрах античного Средизем­номорья сокращение населения переросло в неконтролируемую депопуляцию, которая завершилась гибелью империи. Это собы­тие было подготовлено действием многих факторов, главный из которых - кризис рабовладельческого способа производства.

Средневековая Европа на определенных исторических этапах также характеризовалась отрицательным приростом населения, но эти тенденции были преодолены в силу следующих обстоятельств.

Преодоление кризиса. Благодаря естественным причинам, по­шли на убыль проказа и эпидемии чумы. Происходило становле­ние физиологии и анатомии как наук, развивалась клиническая медицина и аптечное дело.

Централизованные государства, абсолютные монархии, кото­рые возникли в ряде стран в XVI-XVIII вв. сокращали разоритель­ные феодальные распри. Расширялось мануфактурное производ­ство. Росту продуктивности сельского хозяйства способствовал переход к многополью и усложненным севооборотам. После от­крытия Америки в Старом свете появились новые культуры (кукуруза, картофель и др.).

Множились технические нововведения (например, водоподъ­емные устройства в горном деле). В конце средневековья во всей Европе насчитывалось 500—600 тыс. водяных мельниц, благодаря чему создалась некоторая тенденция для антропогенного зарегу­лирования стока.

Буржуазные революции XVI-XVIII вв. в ряде стран провозг­ласили юридическую свободу крестьян, отменили многие налоги и поборы, что, конечно способствовало прогрессу в сельском хо­зяйстве. Великие географические открытия положили начало изъя­тию части прибавочного продукта у населения заморских террито­рий. Энергетические кризисы решались переходом к использова­нию каменного угля.

Существенным отличие России от Запада была относительно малая плотность населения, особенно на окраинах. Поэтому длительное время в нашей стране сохранялись достаточно эффек­тивные формы присваивающего хозяйства. Сокращение лесных, охотничьих и рыбных ресурсов стало заметным позднее, чем в боль­шинстве остальных стран.

Значительное расширение площади Российского государства в XVI-XVIII вв. сопровождалось снижением антропогенной нагруз­ки на ландшафты. Происходило географическое разделение труда, активное усвоение зарубежного опыта в особенности в петровское время.

Известную роль в развитии природопользования сыграли ком­плексные академические экспедиции второй половины XVIII в. Они провели своего рода «каталогизацию» природных богатств России. Н ходе смещения границ государства на юг в состав России были включены значительные площади черноземов. Россия не знала ис­кусственного ограничения прироста населения и в конце XVIII в. вышла на первое место в Европе по численности населения.