3. "Свои люди - сочтемся" - первая "большая" комедия а.Н. Островского.

Еще в 1846 г. Островский начал работать над пьесой «Несостоя­тельный должник», а закончил ее через три с лишним года. Первона­чальное название сменило другое — «Банкрут». В окончательном виде произведение получило заглавие «Свои люди — сочтемся», что более соответствовало основному содержанию, т.к речь шла о меха­низме обогащения отечественных коммерсантов на начальном, неци­вилизованном этапе капитализации, о самой атмосфере - пропи­танной надувательством, стремлением быстрее разбогатеть, обманы­вая других, в том числе и «своих людей». Над этой комедией Островский работал тщательно, зачитывая друзь­ям каждую новую сцену, прислушиваясь к их советам, проверяя каждое слово на выразительность и точность. Понимая, что напечатать такую пьесу будет нелегко, он вместе с друзьями, стал читать ее в различных домах, а в доме Пого­дина на чтении присутствовал Гоголь, на него пьеса произвела хорошее впечатление. Еще нигде не опублико­ванная, она стала заметным явлением русской культурной жизни — была у всех на слуху, о ней говорили, писали в письмах, прославляя никому неизвестного автора. Покоряла бьющая через край энер­гия пьесы, жизнелюбие, остроумие, сочная, свежая речь. «Свои люди — сочтемся» представляет собой законченное произве­дение комедийного типа с четким конфликтом и выпукло очерченными персонажами. В купечестве сохранилась национальная самобытность, особенно заметная в бытовом и речевом поведении, кроме того, ему была присуща некоторая теат­ральность. Купеческая лавка нередко являла собой заведение с чертами своего рода зрелищности. И купец, и приказчик, пытаясь привлечь покупателя, постоянно актерствуют, совершенствуясь в лицедействе, а также в ловкости рук. На данном этапе рыночных отношений в условиях конкуренции успех торгового дела в России определялся не столько высокой культурой, воспитан­ностью и благородством манер, сколько такими качествами, которые требовали бытового актерства, уверенности и смелости при совершении незаконных сделок и откровенном обмане. Изображение купечества очень соответствовало характеру таланта Островского, тяготевшего к показу комедийных сторон жизни, созданию ярких и выразительных типов. В комедии «Свои люди — сочтемся» драматург пошел по пути укрупнения мотивов и характеров, придав им колоритность и закончен­ность, учитывая, что дистанция, существующая между сценой и зритель­ным залом, требует меткого, громкого слова, точного жеста.

В отличие от своего предшественника Н. В. Гоголя,Островский строит пьесу по иному принципу. Он отказывается от стремительной завязки (как это было в «Ревизоре»). Экспозиция в «Своих людях...» нарочито замедленна, действие развивается неторопливо, строится поначалу как бы на случайных, внешне незначительных событиях (мечты Липочки о кавалере, сцена с матерью, приход свахи). Но за всем этим стоят более глубокие конфликты: семейно-бытовые отно­шения, разница в культурном уровне. Женихи, еда, наряды, украше­ния — это не просто темы для разговоров, но и способ точной харак­теристики персонажей. Таким образом Островский сначала воссозда­ет среду и крупным планом изображает действующих лиц. И лишь в восьмом явлении 1-го действия происходит завязка драматического действия: на сцену выходит Рисположенский, а в 10-м явлении состо­ится его разговор с Болыновым о том, как нужно «подсмолить меха­нику», чтобы избежать законного наказания за мошенничество. Пер­сонажи пьесы лишены способности к самоанализу, душевные колли­зии им неведомы, их действия направлены к достижению вполне конкретных, четко обозначенных корыстных целей, на чем и сосре­доточена вся их жизнь.

Островский, в соответствии с тогдашним его критическим взгля­дом на жизнь, определил и убедительно передал специфику значи­тельной части русского купечества, состоящую в дикости и необуз­данности, в невежественности и неуважении к закону, в стремлении к быстрой и легкой наживе путем мошенничества вплоть до злостного ложного банкротства, которое стало распространенным и почти бы­товым явлением в России. Оно строго осуждалось общественностью и правительством. Так, в 1832 г. специально был утвержден «Устав о торговой несостоятельности», привлекавший купцов за ложное бан­кротство к уголовной ответственности. Тема ложного банкротства получила освещение в литературе, в том числе и в драматургии; не нов и сюжет о приказчике, нагло обманывающем своего хозяина, злостного банкрота. Но в комедии «Свои люди — сочтемся» обличи­тельный пафос соединяется с драматизмом положения, в котором оказался обобранный Подхалюзиным и Липочкой Большое.

Семья Самсона Силыча Большова воспринимается как модель ку­печеского дома, здесь отразился целый мир — с лавочками, приказчи­ками, мальчиками, со стряпчими и свахами, с домашним укладом. Раскрывая «физиологию» среды, Островский обнажает ее откровен­ный аморализм. Не только у Большова, решившего одним махом уве­личить состояние, обманув кредиторов, рыльце в пуху. За гроши про­дает честь и совесть стряпчий Рисположенский, занимаясь подделкой бумаг. С легкостью обманывает клиента за вознаграждение, что посу­лил ей Подхалюзин, сваха Устинья Наумовна. Предает своего отца Олимпиада Самсоновна, поняв все выгоды от брака с Подхалюзиным.

В комедии «Свои люди — сочтемся» тема банкротства постепенно перерастает в тему обманутого доверия. Оскорбленный в своих чувст­вах Большое напоминал современникам короля Лира. А Липочка, нелепо подражая дворянской культуре, более высокой, по ее представ­лениям, заставляла вспомнить комедию Ж.-Б. Мольера «Мещанин во дворянстве». Если говорить о литературных традициях, то они выра­жены у Островского довольно ясно. Афористичность языка, предель­ная степень обобщения, умение в типических образах и ситуациях передать «ужимки и прыжки» человека, его ментальность — все это роднит пьесу «Свои люди — сочтемся» с творческими принципами баснописца И. А. Крылова. Кроме того, комедия прочными нитями связана с драматургией Д. И. Фонвизина, А. С. Грибоедова, Н. В. Гого­ля — мастеров крупного комизма, изображения жизненного уклада.

Все сюжетные мотивы пьесы соединяются на почве социально-бытовой и нравственной проблематики, убедительно разработанной психологии персонажей, которые предстают как реальные, живые люди. Вполне понятны требования Липочки «беспременно» найти ей жениха. Инстинктивно она тянется к той культуре, олицетворением которой для нее является человек «благородный». Липочка, в свою очередь, стала идеалом и воплощением более высокой культуры для Подхалюзина. Понятны отцовские чувства Большова, потрясенного вероломством молодого поколения.

В «Своих людях...» уже видны черты поэтики Островского, кото­рым он оставался верен в течение всей своей творческой жизни. И одной из них стала крутая, неожиданная развязка, хотя последние сцены имеют открытый характер — сценическое действие заканчива­ется, а жизнь продолжается и преподносит все новые сюрпризы. В финале комедии автор применяет традиционный театральный прием, неожиданно и виртуозно разрушая «четвертую стену», разделяющую зрительный зал и сцену. Эмоциональный накал столь высок, что дей­ствующие лица обращаются к публике, ставшей свидетелем происхо­дящего. Стираются грани между актером и зрителем, условным и реальным, увеличивается масштаб события. Но это не простое расши­рение сценического пространства, а обращение к общественному мнению как главному нравственному ориентиру. Поэтому Подхалю-зин венчает комедию заверением: «А вот мы магазинчик открываем: милости просим! Малого робенка пришлете — в луковице не обоч­тем».

Комическое в «Своих людях...» основано на неожиданных поворо­тах, на тонких сплетениях, на виртуозно разработанной интриге. Не­которая утрированность, движение в сторону гротеска не помешали жизненной достоверности произведения, ибо Островский выделил крупным планом черты, определяющие интеллектуальный и нрав­ственно-психологический уровень каждого персонажа. Обобщая, жи­вописуя самое главное в людях, автор использует говорящие имена, усиливая тем самым комический эффект. Величина, сила, мощь — троекратное увеличение этих качеств заложено в имени Самсона Си­лыча Большова. Самсон, как известно, — это мифологический герой, наделенный сверхъестественной силой, погибший в результате ковар­ства женщины. В пьесе Большова подмял Лазарь Елизарыч Подхалю- зин. Лазарь — герой духовных стихов, «петь Лазаря» означает причитание нищего. В звучании фамилии Подхалюзина слышатся сло­ва «подхалим», «хам», «юзом»... Этот нищий духом человек сначала угоднически сгибался перед Вольтовым, а в результате именно он оказался на высоте благополучия, нагло обманув своего благодетеля.

Уже в первых пьесах Островский делает главным компонентом произведения диалог. Диалоги в «Своих людях...»— это мастерски разработанные, законченные, сюжетно организованные миниатюры, точно передающие склад ума и психологию говорящего. Реплики пе­рекликаются, пересекаются, цепляются одна за другую — такое со­единение слов и целых фраз вызывает ощущение непрерывного дви­жения. «Ведь нельзя же тебе вдруг жениха найти; скоро-то только кошки мышей ловят», — успокаивает дочь Аграфена Кондратьевна, на что мгновенно реагирует Олимпиада Самсоновна: «Что мне до ваших кошек! Мне мужа надобно!» В этой комедии диалоги почти не прерываются психологическими паузами. Ремарки в основном указы­вают на конкретное действие, физическое состояние («входит», «са­дится», «плачет», «уходит», «берет бокал», «наливает», «пьет» и др.).

Несомненным достижением драматурга стал язык пьесы. Каждый персонаж — это совершенно особая речевая стихия. Так, колоритна речь Липочки, которая видит недостаток образованности у своих ро­дителей и старается подражать более грамотным людям, что выглядит комично. Она соединяет просторечные слова с непонятными ей иноя­зычными, неверно ею употребляемыми: «Так вот и рябит меланхолия в глазах»; «Что он там .спустя рукава-то сантиментальничает?» Ус-тинья Наумовна — бойкая и говорливая, какой и подобает быть свахе. «Яхонтовые», «изумрудные», «бриллиантовые», «серебряные» — та­кими словечками сыплет она, используя их в качестве обращения к людям. Уметь нахвалить «товар», угодить клиенту — ее профессио­нальная обязанность: «Пожалуй, уж коли тебе такой апекит, найдем тебе и благородного. Какого тебе: посолидней или поподжаристей?»

Грубый и бесцеремонный Большое не привык выбирать выраже­ния. Он открывает в драматургии Островского тип купца-самодура, уверенного в своей силе и власти над домашними и материально от него зависимыми. В торжественную минуту, приняв решение отдать Олимпиаду Самсоновну за Подхалюзина, чтобы осуществить свою аферу, осознавая торжественность момента и предвкушая успех заду­манного мероприятия. Большое пытается говорить высоким слогом, путаясь в словах: «А так как теперь дочь наша здесь налицо, и при всем том, будучи уверены в честном поведении и достаточности наше­го будущего зятя, что для нас оченно чувствительно, в рассуждении божеского благословения, то и назначаем его теперича в общем лицез­рении». Но возражения дочери заставляют его мгновенно изменить тон. и он говорит в привычной манере: «На что ж я и отец, коли не приказывать? Даром, что ли, я ее кормил? <...> Захотел выдать дочь за приказчика, и поставлю на своем, и разговаривать не смей; я н знать никого не хочу». Приторно-лицемерная речь безграмотного подхали-ма Подхалюзина, всячески угождавшего своему хозяину Болынову, в конце пьесы становится самоуверенной и наглой: в отличие от Самсо­на Силыча он закона не нарушал, письменных обещаний никому (ни Рисположенскому, ни Устинье Наумовне, ни Большову) не давал, а устное слово для него ничего не значит, проблем нравственного ха­рактера для него не существует.

Язык комедии стал свидетельством ярчайшего дарования А. Н. Ост­ровского, чуткого к народной речи и воссоздавшего культурно-быто­вой уровень определенной социально-психологической среды середи­ны XIX в.

Напечатать пьесу в каком-либо издании оказалось делом нелегким. Цензор Гедеонов в своем отзыве написал: «Все действующие лица: купец, его дочь, стряпчий, приказчик и сваха отъявленные мерзавцы. Разговоры грязны; вся пьеса обидна для русского купечества» (I, 506).

Опытный в издательских делах М, П. Погодин все же сумел до­биться разрешения для публикации комедии в редактируемом им «Москвитянине», на что последовала реакция Особого цензурного комитета. Его Заключение содержало упрек драматургу в том, что он тенденциозно изобразил русское купечество, не показав ни одного положительного лица. Государь Николай I, ознакомившись с докла­дом комитета, собственноручно написал резолюцию: «Совершенно справедливо, напрасно напечатано, играть же запретить...» (I, 508). Этот запрет продолжался более десяти лет.

Чтобы включить пьесу «Свои люди — сочтемся» в Собрание сочи­нений (1859), Островский значительно ее переделал, ввел сцену появ­ления квартального. В искаженном виде она была впервые сыграна на сцене в 1861 г., сначала в Александрийском театре в Петербурге, а затем в московском Малом театре. В обеих столицах успех был огро­мен. И лишь в 1881 г. в частном театре А. А. Бренко она была постав­лена в первоначальном варианте.