Фрагменты * к характеристике моей философской биографии

(1822)

Кто отказывается от житейских дел и размышляет о том, что бессмертно, тот так крепко стоит на якоре, что его нисколько не поколеблет никакая буря, никакая непогода.

Опитц.

Больше таи про себя свои добродетели, нежели пороки. Бернард.

Когда тебя прославляют, презирай себя. В тебе прославляется тот, кто через тебя действует.

Созидай добро, делай это не ради своей славы, а ради славы того, кому ты обязан возможностью делать добро. От своего лица ты способен делать лишь зло; добро, которое ты творишь, — от бога. _______ Августин.

Только фрагменты! Стало быть, ничего цельного, ничего законченного. Почему? Отчасти по недостатку времени, охоты и интереса к моему прошлому, отчасти вследствие скудости документов, то есть записей, — они либо попали в чужие руки, либо утеряны. Так, например, ближайшие, непосредственно следующие выписки — это все, что осталось от моего, правда, наименее значительного периода жизни: гимназического периода, закончившегося в 1822 г. Поэтому в этом собрании фрагментов совсем по отразились некоторые моменты, значительно на меня повлиявшие, другие же едва намечены 1.

==240 Людвиг Фейербах

1824 Гейдельберг

Дорогой отец!. . К пасхе я хочу поступить в Берлинский университет, как наиболее подходящее место для моего дальнейшего теологического и общего умственного образования. . . Ты уже из прежних моих писем знаешь, что Дауб здесь единственный человек, который меня вполне удовлетворяет. Но я уже прослушал его основные курсы; помимо теологической морали в прошлом семестре я слушал его вдохновенный курс о происхождении зла, в текущем семестре я прослушал догматику, составляющую центр и суть всего его духовного облика, как бы основной двигатель его ума. Но чем мне здесь заниматься, когда я потерял Дауба, единственное, что меня здесь привлекает? Ведь я уже писал тебе, что Паулус невыносим в своей экзегетике и не менее в своей истории церкви. И в ной он не может обойтись без того, чтобы не потчевать пас своей мудростью, своими личными мнениями и выводить величавые мысли из трафаретных психологических предпосылок. Но когда я бываю на лекциях по истории деркви, я хочу слышать именно историю церкви, а не мнения или гипотезы того лица, которое ее читает. Пусть в безусловно объективной форме даются факты, будь то действия, будь то поступки или мысли в их самоочевидной форме, как они взаимно друг друга обусловливают, вызывая нечто жизнеспособное или обреченное на смерть; тогда история сама собой получает свое объяснение и обнаруживает, что истинно, что неистинно; она не нуждается ни в каком комментаторе. Чтобы усмотреть величие и грандиозность Кельнского собора, нет, конечно, нужды в помощи современного архитектора.

Далее: единственный философ здесь — Эргард, но он философ лишь по имени, а не на деле. У него, правда, встречаются зрелые и превосходные мысли, но они стоят у него покинутые, словно сиротки, и скалят зубы друг на друга, точно ощетинившиеся собаки и кошки, вместо того чтобы объединиться в пламени любви и пожертвовать собою ради основной мысли.

Поэтому, после того как я прослушал у восхитительного Дауба наилучшую часть, прослушал не только физически

Фрагменты к характеристике моей философской биографии

==241

, ушами, но умом и душой, как полезно было бы мне продолжать свое образование в Берлине, — там, где не так, как здесь, все сводится к одному дереву, с которого я могу собирать плоды познания и науки, но где целый сад, полный цветущих и плодоносных деревьев, где любая наука, почти каждая ее отрасль представлена замечательными, знаменитыми людьми; там, где я могу слышать живое, одухотворенное слово не только с университетской, но и с церковной кафедры; из уст Шлейермахера, признанного величайшего духовного оратора нашей эпохи! Где я могу прослушать лучший курс экзегетики и церковной истории, как не там, где первую читает великий Шлейермахер, а вторую известный и досточтимый Неандер. Это—курсы, которые крайне нужны богослову и которые я уже давно страстно мечтал прослушать. Философия в Берлине— также, несомненно, в других руках, чем здесь. Уже не говоря о том, что я сам всем сердцем стремлюсь быть основательно посвященным в философские вопросы, даже баварское правительство предписало посещать философские занятия; если же это так, то лучше посещать настоящие философские курсы, а не так называемые занятия, чтобы не тратить своего времени напрасно на пустых профессоров.

БЕРЛИН

Дорогой отец! Хотя я всего месяц слушал здесь лекции, но они мне были исключительно полезны. Что для меня еще было темно и непонятно у Дауба, или, во всяком случае, казалось необоснованным, то в результате немногих лекций, которые я до настоящего времени прослушал у Гегеля, стало мне ясным и понятным в своей необходимой связи. То, что во мне тлело только, как трут, теперь осветилось для меня ярким пламенем. Не подумай, что я ошибаюсь. Совершенно естественно, что воодушевленный стремлением к знанию, подготовленный таким человеком, как Дауб, опытный в умозрении человек, приходя к Гегелю, уже в течение немногих часов начинает чувствовать мощное воздействие глубины и богатства его мысли. К тому же Гегель в своих лекциях совсем не так темен, как в своих писаниях; наоборот, он — ясен и вразумителен, 16 Людвиг Фейербах, т. I

==242 Людвиг Фейербах

поскольку он очень считается со способностью усвоения своих слушателей. Но наилучшее в нем — то, что, когда он и не развивает понятия определенного предмета строго философски, а переходит к обыкновенным представлениям он неизменно попадает в центр.

1825

Дорогой брат! Мне следовало написать тебе бесконечно много; но не хватает ни времени, ни охоты. Скажу одно: я променял теологию на философию. Вне философии нет спасения. — Человек только там удовлетворяет других, где он удовлетворяет самого себя, лишь там он чего-то добивается, где он сам верит в свои силы. Охота к философским занятиям служит для меня гарантией моих философских способностей. Да, здесь, в Берлине, я уже значительно усовершенствовался по сравнению с тем, что было раньше. Нигде так не прогрессируешь, как в мышлении. Если мысль однажды освободилась от своих границ, то это — поток, неудержимо увлекающий нас вперед.

Дорогой отец! Свершилось: я бросил теологию, но я отказался от нее не по беспечности или легкомыслию, не потому, что она мне не по вкусу, но потому, что она меня не удовлетворяет, потому что она мне не доставляет требуемого, в чем я испытываю настоятельную нужду. —Мой дух теперь уже не в пределах священной страны; мой разум стремится в далекий мир: моя жадная и властолюбивая душа хочет все поглотить, мои стремления прямо безграничны; я хочу прижать к своему сердцу природу, перед глубинами которой отступает в ужасе трусливый богослов, я хочу полюбить человека, но всего человека, которого может понять не богослов, не анатом или юрист, а только философ. — Радуйся вместе со мной, что для меня наступила новая жизнь, новая эра, радуйся, что я бежал от общества богословов, что теперь в числе моих друзей такие умы, как Аристотель, Спиноза, Кант и Гегель. Хотеть вернуть меня обратно к теологии было бы равносильно желанию зажать дух в его отжившей оболочке, равносильно возвращению бабочки в свою куколку.

Фрагменты к характеристике моей философской биографии

==243

1826

Теперь я покончил с Гегелем; за исключением «Эстетики», я прослушал все его лекции, а его «Логику»—дважды. Но «Логика» Гегеля — как бы свод законов, это пандекты философии; она содержит умозрительные принципы всей философии — как античной, так и новой; сверх всего она — изложение его метода. А самое главное — овладеть не только содержанием, но и методом известной философии.