Герасимова И.А. (ред.) - Мысль и искусство аргументации - 2003

логенетическим наследием - они формируются и попол­

няются вместе с развитием естественного языка в ходе

когнитивной эволюции человеческих популяций, посте­ пенной смены доминирующего пространственно-образно­

го мышления мышлением преимущественно знаково-сим­

волическим (логико-вербальным). С этой, эволюционной точки зрения нет и не может быть никакой «общечелове­ ческой логики», так же как и нет «Человека вообще», не­ зависимо от той или иной стадии когнитивной эволюции отдельных человеческих популяций. Эволюция логико­ вербального мышления влечет за собой эволюцию естест­

венного языка, формирование и артикуляцию встроен­

ных аналитических программ и соответствующих мысли­

тельных схем, которые позволяют оперировать с менталь­

ными репрезентациями (в словесном формате) независимо от содержащейся в них конкретной когнитивной инфор­ мации. Характерно, что само возникновение логики как

науки неразрывно связано с определенным этапом когни­

тивной эволюции не всех без исключения, а только неко­

торых человеческих популяций. Оно стало возможным

лишь благодаря широкому распространению вербальной

формы культурно-информационного контроля окружаю­

щей среды, благодаря архаической магии слова, послу­ жившей когнитивной основой для постановки вопроса о том, при каких условиях одни высказывания «безоши­

бочно» выводятся из других высказываний.

Итак, логика изучает формальные структуры логико­ вербального мышления (как разновидности мышления знаково-символического), которое (в кооперации с мыш­ лением пространственно-образным) подлежит когнитив­ ной эволюции. Идеализация ряда встроенных в это мыш­

ление мыслительных схем, их реконструкция с помощью

общепринятых в математике методов, языка символов и

формул и т. д. - все это позволило конструировать абстра­ ктные логические исчисления. Но отсюда ясно, что по от­

ношению к нашему целостному мышлению, функциони­

рование которого основано на тесной кооперации и взаи­ модействии правого и левого полушарий, все тавтологии любых логических исчислений с эпистемологической точ­ ки зрения могут рассматриваться только как абстрактные

идеализированные схемы, гипотезы. Именно поэтому ло-

300 Раздел 3. Аргументация в зеркале эпистемологии

гические выводы, осуществляемые в соответствии с фор­

мальными схемами, далеко не всегда согласуются с нашей интуицией и влекут за собой появление парадоксов. Непо­ нимание того обстоятельства, что логика - это не эмпири­

ческая «наука о мышлении», а наука о формальных логи­

ческих структурах вербального мышления, которая в си­

лу идеализированного, гипотетического характера своих

допущений не всегда обязана следовать за нашей интуи­ цией, за нашим интуитивным пониманием «правильного

мышления» или «правильного умозаключения», нередко

влечет за собой незаслуженную критику логических фор­

мализмов, а порой приводит даже к сугубо схоластичес­

ким попыткам разработать какие-то «ЛОГИКИ>) (типа «диа­

лектической логики>)), «законами>) которых были бы от­ рицания логических законов (например, закона непроти­

воречия или закона исключенного третьего).

Конечно, наше мышление в целом не охватывается логи­ кой, так как мы мыслим не только в соответствии с логичес­

кими принципами, но и опираясь на множество схем нело­

гического характера - причинно-следственные отноше­

ния, математические правила, эмпирические обобщения, извлеченные из обыденных знаний, гипотезы и допущения

эмпирических наук и т. д. Кроме того, мы активно привле­

каем ресурсы нашего пространственно-образного мышле­

ния, которое использует неаналитические стратегии пере­

работки когнитивной информации, - оно обеспечивает це­

лостное понимание, дарит нам творческое озарение, позво­

ляет открыть новые знания и т. п. Наш естественно развивающийся язык хорошо адаптирован к взаимодей­ ствию систем правого и левого полушарий, и от него было бы нелепо ожидать семантических свойств, приемлемых только для искусственных, формализованных языков. Все

это, однако, не умаляет значения логики. Символическая

формулировка логических формализмов помогает намяв­

ным образом и с гораздо большей точностью использовать их в качестве составной части нашего интеллектуального, мыслительного арсенала. Изучение логики как теории фор­

мального мышления помогает укрепить и расширить наши

врожденные аналитические способности. Хотя наши врож­ денные способности к аналитическому мышлению, позво­

ляющие «интуитивно>) обнаруживать верные аргументы,

мена культуры так пока и не нашла однозначного ответа.

Еще более неоднозначна оценка его роли и влияния на ход

исторического процесса в целом. Представляется, что до­ полнительный свет может пролить компаративистское ис­ следование различных манифестаций того, что сегодня мы обозначаем логико-философскими категориями «Про­

тивоположности» и «Противоречия».

Пра-логическое и логическое мышление

... для первобытного мышления нет восприятия, кото­ рое не включалось бы в мистический комплекс, нет явле­ ния, которое было бы только явлением, нет знака, кото­

рый был бы только знаком: слово никогда не могло бы

здесь быть просто словом.

Л. Леви·Брюль

Быть может, главная особенность архаического мышле­

ния - неразличение опыта внешнего и внутреннего, при

котором бессмысленно говорить об «объективации»: ни

субъект, ни объект еще не оформились в своей даже не обя­ зательно осознаваемой оппозиции. Те бесчисленные свя­

зи, которые объединяют человека с миром, сон с явью, жизнь со смертью, случай с неизбежностью, можно наз­ вать - да хоть и так, как это сделал Леви-Брюль: «парти­ сипацией >), обволакивающей все сущее «сопричаст­ ностью>). «Знание>) инстинкта и «знание>) опыта наклады­

вается на мистическое переживание. Как утверждал Ле­

ви-Брюль, основываясь на «полевом материале>), еще не

замутненном добирающейся сегодня до самых глухих уг­ лов европейской цивилизацией, для первобытного мыш­

ления противоположность между единицей и множест­

вом, между тождественным и другим и т. д. не диктует

обязательного отрицания одного из указанных терминов

при утверждении противоположного, и наоборот*. Рас­

сматриваемый же индивидуально, в той мере, в какой он

* « ... в коллективных представлениях первобытного мышления предметы, существа, явления могут непостижимым для нас образом быть одновремен­ но и самими собой, и чем-то иным.(... ) Оно не антилогично, оно также и не алогично. Называя его пра-логическим, я только хочу сказать, что оно не стремится, подобно нашему мышлению, избегать противоречия» [11, с. 62].

паттернов мифа) опыта и унификации паттернов культу­ ры. Как было в свое время отмечено Ясперсом, эти процес­ сы как бы аккумулировались в «осевом времени>), и преж­

де всего в знаменательном VI в. дон. э.

И вот здесь уместно остановиться на различиях проявле­ ния «осевого времени•) в греческой и восточных (традици­ онных) культурах. Повсеместные «подвижки>) этого пери­ ода начинаются, возможно, из-за накопившейся «усталос­ ти>) традиции, сбоев механизма ее трансляции, частичной

утраты семантики как сакрального текста, так и ритуала.

Для конкретности воспользуемся примером индийской

культуры [19]. Там предфилософия приходится на эпоху

поздневедийской культуры (VIll-VI вв. дон. э.). Раннее

философствование связано прежде всего с уточнением «ис­

тины традиции•), обретенной индийскими мудрецами-ри­ ши на пути «тайнознания>). Риши приходит к своей исти­ не через особое, ему лишь присущее «видение>) природы ве­ щей и требует принять его откровение на веру. Обсуждение (в более ранние периоды невозможное) «истины веры>)

инициировалось как разросшимся и предельно для инди­

видуального освоения усложнившимся ритуалом (всеми

тонкостями которого владели уже лишь сравнительно нем­

ногочисленные эрудиты), так и «усталостью>) традиции

в целом. Крайним случаем проявления последней стала проблема сигнификативности всего собрания «Ригведы>). Дискуссии поздневедийских ритуаловедов формируют на­ чала диалектики и (поначалу имплицитную) силлогисти­

ческую аргументацию.

Однако для индийской рациональности останется ха­ рактерной, по мнению В.К. Шохина, специфически диало­ гическая интонация; границы между риторикой и логикой в будущей индийской философии будут всегда более под­

вижными, чем в Европе. При этом если обучение европейс­ кой философии предполагает только соответствующее про­

фессиональное образование, то овладение индийской -

еще и йогическую практику. Необходимость последней очевидно связана с укреплением внутренней убежденнос­

ти, непосредственным созерцанием истины.

Итак, можно предположить, что первоначально и ин­ дийская, и греческая аргументация отрабатывалась и формировалась в сходной атмосфере «дискуссионного

308 Раздел З. Аргументация в зеркале эпистемологии

(«Булочки свежие» на «Свежесть булочную»), которая,

конечно же, удваивает семантику, - то инверсия «Бытия есть>), очевидно, ничего не меняет: достигнут абсолютный семантический минимум. Однако именно освобожденное от какой-либо конкретности «Ничто>) способно обернуться

той «всеохватностью>), которая обеспечивает дедуктивное развертывание любого конкретного дискурса.

Итак, что же все-таки открывает (буквально, как отк­ рывая дверь, выходит на новый путь) Парменид? Своей ве­ ликой фразой он одновременно:

а) разрубает холистическую целостность Универсума

жестким, категорическим отрицанием;

б) устанавливает потенцию самотождественности; в) имплицитно провозглашает принцип исключенного

третьего;

г) подготовив основания логической операциональности,

находит подходящий объект ее применения; - что необ­ ходимо приводит к единственному абсолютно истинно­ му в рамках естественного языка утверждению - «Бы­ тие есть, а небытия нет>).

Итак, Парменид впервые формулирует утверждение, не

имеющее семантического соответствия ни во внутреннем,

ни во внешнем опыте, - отн:рывая путь чисто спекуля­

тивного рационального знания (хотя само открытие этого

пути, не случайно «указанного богиней>), связано, судя по всему, как и у индийских риши, с откровением внутренне­

го опыта). Но - Рубикон перейден. На спекулятивном пу­

ти, в мире неестественных сущностей, мы приобретаем язык, единственно эффективный при анализе феноме­

нального мира.

Именно у Парменида тождество и отрицание фактичес­ ки становятся законами; Зенон эксплицитно дополняет их

законом исключенного третьего. Вот на этих трех столпах

и образуется специализированный вербально-логический

язык будущего теоретического дискурса.

Со стороны «внешнего>) сопоставления с естественным

языком этот дискурс характеризуют гораздо большая

«Жесткость>) и определенность; со стороны «внутреннего>)

использования - некая напряженная затрудненность

употребления, «усталость•) (20]. Однако зарождающаяся

формализация порождает отнюдь не только психологи-