§ 9. Тема произведения. Этапы работы над ним

8 ноября 2012

Тема и фабула

Курс лекций постепенно подходит к концу — и нам, вооружившись полученными навыками, пора вернуться к тому вопросу, с которого начались наши занятия: как написатьнастоящую книгу? Иными словами — почему один автор текста в семь-десять листов, явно являющийся квалифицированным филологом (или хотя бы проштудировавший учебник писательского мастерства), не способен затронуть даже коллег-филологов, а другой — при всех очевидных огрехах оказывается лидером продаж и кумиром поколения? Вопрос этот столь же древен и столь же лишен четкого окончательного ответа, как вопрос о механизме любви с первого взгляда; но один из приемлемых в прикладных целях ответов может звучать так: книга становится настоящей только тогда, когда в ней считывается тема произведения.

Мы уже подробно разбирали идею, фабулу, сюжет, нарратив. Но тема — это то, что лежит под фабулой. И это как раз то, что, по большому счету, отличает настоящий фикшн от просто связного изложения произошедших или вымышленных событий, будь то история любви или ограбление банка. Тема — это то, о чем писатель действительно хочет нам рассказать. Если угодно, это послевкусие, которое остается после прочтения и заставляет нас снова и снова возвращаться к уже прочитанной книге. И которое, собственно, отличает настоящую книгу от ее суррогата.

Солженицын, рассказывая об одном дня зэка Ивана Денисовича, имел в виду миллионы зэков. (А по мнению некоторых интерпретаторов, включая пристрастных «литературоведов в штатском» — весь советский народ). И он хотел сказать — «и в нечеловеческих условиях можно и нужно оставаться человеком!» Шукшинский шофер, принесший в редакцию газеты «раскас» о том, как от него ушла жена, не имел в виду никого, кроме своей жены и хотел сказать только то, что от него ушла жена. И поэтому Солженицын сумел потрясти весь мир, а шукшинский шофер не смог заинтересовать даже единственного читателя. Конечно, «Один день Ивана Денисовича» и «раскас» — это крайний случай, но он хорошо иллюстрирует общее правило: то, что тема должна горячо интересовать лично вас — это необходимое условие для создания бестселлера; но условие не достаточное. Тема должна иметь, грубо говоря, общественное звучание.

Приведу еще один крайний пример: сочинения маркиза де Сада. Парадокс, c ними связанный, наглядно обрисовал Умберто Эко в шутливом рассказе "Внутренние рецензии«[1],представляющем собой, как и обещает название, отзывы «для служебного пользования» на шедевры мировой литературы, якобы поступившие в редакцию как новинки от неизвестных авторов (актуальная для вас тема, не правда ли?). Внутренняя рецензия на «Жюстину» гласит:

Рукопись пришла ко мне в тот момент, когда я был очень загружен, и, честно говоря, пришлось ознакомиться с ней выборочно.

Раскрываешь в первый раз — многостраничная натурфилософия с отступлениями на тысячу разных тем. О жестокости борьбы за существование; о воспроизводстве растений, о чередовании видов в животном мире. На второй раз мне попалось страниц пятнадцать о сущности наслаждения, о чувственном и воображаемом и так далее в подобном духе. В третий раз — два десятка листов о принципе подчинения во взаимоотношениях полов в разных странах земного шара... По-моему, достаточно. Научными публикациями мы не занимаемся. Публике в наше время нужен только секс, секс и еще раз секс, и чем разнообразнее, тем лучше. От добра добра не ищут. Мы нашли свой путь, издав «Любовные похождения кавалера де Фоблаза». Философические сочинения пересылайте в «Науку».[2]

В шутливой форме Эко подмечает главное, что отличает писания «божественного маркиза» от многочисленных подражателей и последователей: его, как ни дико это звучит, горячо интересуют нравственные, философские вопросы — наслаждение и страдание, свобода и подчинение и т.д., а не одни только игры разгоряченной фантазии и гипернатуралистические подробности. И поэтому им едва ли суждено кануть в Лету — в отличие от приводимых рецензентом в качестве примера для подражания «Похождений Фоблаза», которые оказались никому не нужны, как только нашлись сочинители, превзошедшие Луве де Кувреоткровенностью.