Сборник_ФЭУ_ППС_2015

271

сложности с периодизацией динамики экономического знания. Парадигмальный подход, связанный с идеями Т. Куна, выделяет в

развитии науки две стадии: нормальной науки и научной революции. Накопление знания, концептуализация понятий / терминов, совершенствование методов и методик, расширение практических функций – все это признаки нормальной науки, которая движется внутри определенной парадигмы. Вместе с тем, у каждой парадигмы есть свои социально-гносеологические основания и пределы / возможности, которые обнаруживаются и приводят к кризису парадигмы, поиску новой модели объяснения, в нашем случае, экономической реальности. Таким образом, благодаря Т. Куну в науковедении стали выделять в истории каждой научной дисциплины цикличность и дискретность, стали обращать внимание на то, что в науке могут быть внутренние противоречия, ведущие ее к развитию. Дискуссия, связанная с обсуждением «Структуры научной революции» позволила появиться концепциям И. Лакатоса, П. Фейерабенда, Б. Латура и др.

Фальсификационизм (К. Поппер) представляет собой отказ от кумулятивизма и парадигмального подхода в плане восприятия истории науки как прироста положительного знания. Напротив, рост научного знания – это преодоление мифологических представлений о природе, социальной реальности, человека о самом себе.

Идея пролиферации (размножения) научных теорий обращает наше внимание на множественность и разнонаправленность развития науки из проблемного «поля». Рождение нового знания происходит как состязание / агон альтернативных гипотез, где доминирование одной – парадигмальной, появляется благодаря, критике или дополнению со стороны других.

На наш взгляд, каждый из существующих подходов: а) выделяет одну из сторон развития науки и без обращения к конкретике, б) являет собой абстрактную схему или по М. Веберу «идеальную модель», объясняющую процесс становления науки. Вместе с тем, переход от абстрактного к конкретному в истории экономической науки возможен в рамках case study исследований различных экономических течений. Пример ситуационного исследования экономических теорий дает М. Фуко в свой работе «Рождение биополитики». Он пытается рассмотреть ведущие направления экономической мысли с позиций исторической обусловленности, внутренней динамики самого знания о хозяйствовании, а также с точки зрения механизмов накопления, закрепления, размножения и соревнования экономического знания. На протяжении всей работы он прослеживает как рождается «оптика» и рациональность политической экономии в XVIII – XIX вв. Он пишет: «политическая экономия открывает эпоху, принцип которой можно сформулировать так: правительство никогда не знает достаточно, а потому всегда рискует управлять слишком много, или еще: правительство никогда толком, как управлять в достаточной мере. Принцип максимума / минимума в искусстве управлять заменяет это понятие беспристрастного равновесия, «беспристрастного правосудия», прежде упорядочивавшего мудрость государя»

272

[2, С.33]. Либерализм, неолиберализм, институциализм, маржинализм, монитаризм разбираются им весьма досконально, как в теоретической, так и конкретно-исторической плоскости (неолиберлизм в Германии, Австрии, США или Великобритании). Суть метода М. Фуко в том, чтобы «позволить знанию о прошлом играть с опытом и практикой настоящего. Это не значит сводить настоящее к форме, которая была известна в прошлом, но которая полагается значимой для настоящего» [1, С.170]. Помимо case study исследований в истории и методологии экономической науки востребованы такие формы исследований как реконструкция научно-исследовательских программ (В.А. Колпаков), сравнительный наукометрический анализ, антроподиагностика социально-экономической реальности. Конкретно-исторические исследования в экономической науке выполняются с учетом философских принципов объективности, историзма, системности, верификации и т.д. Чем шире спектр реализуемых принципов, тем объемнее предстает экономическая теория в своих теоретических и практических аспектах, социально-исторических и антропологических моментах. Большую роль в научно-исторических реконструкциях экономической теории играют не только принципы, но и методы философии: диалектика, герменевтика, феноменология, деконструкция и т.д. Например, при анализе экономической теории важное значение приобретает интерпретация ее положений, а, следовательно, историк – методолог экономической науки должен быть искусным герменевтом. Развитие экономической теории не в последнюю очередь зависит от ее понимания. Устойчивость экономической науки как социального института напрямую связано с интерпретационными практиками, разворачивающихся в процессе существования социальных форм (экономики, семьи, государства и т.д.). Но, как правило, данный вид практики, остается затемненным. Вместе с тем, интерпретация - своеобразный метафизический двойник бытия человеческого рода. В частности, в науке интерпретация - органон воспроизводства и трансляции научного знания, способ объединения его в определенную научную картину мира. Процесс преемственности в науке - сложный, диалектический процесс, который можно выразить в рамках оппозиции ―традиция‖ - ―новация‖, где традиция - это знания, накопленные предшествующими поколениями ученых и передающиеся последующим поколениям в рамках научных школ и направлений, а новация - знание, полученное впервые. Взаимодействие между традиционными и новационными знаниями могут быть рассмотрены через призму герменевтического круга, как соотношение целого и части, где результатом будет выработка единой научной картины мира.

Если вернуться к работе М. Фуко «Рождение биополитики», то в ней в результате герменевтического анализа неолиберальных технологий складывается «политическая экономия истины» современного западного общества с ее атрибутами: 1) истина сосредоточивается в форме научных высказываний в производящих его институтах; 2) истина постоянно подвергается экономической и политической стимуляции; 3) истина бесконечно распространяется и потребляется в различных формах; 4) истина производится

273

и транслируется под контролем крупных политических и экономических институтов; 5) истина является ставкой всякого политического спора и общественного противостояния» [1, С.422].

Таким образом, экономический дискурс оказывается, частью историкополитического ансамбля. Более того, знания и власть не накладываются на производственные отношения – они укоренены в том, что создает производственные отношения.

Список литературы

1.Авдашева С. Классика экономической теории и экономика классики / М. Авдашева, Л. Тутов, А. Шастико / Классика и классики в социальном и гуманитарном знании. – М.: Новое литературное обозрение, 2009. – 536 с.

2.Фуко М. Рождение биополитики / М. Фуко. – СПБ.: Наука, 2010. – 448 с.

УДК 16

А.Ф. Степанищев

профессор Брянского государственного технического университета

Д.М. Кошлаков

ассистент Брянского государственного технического университета

ОСОБЕННОСТИ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ РЕАЛЬНОСТИ МАТЕМАТИКИ В КОНТЕКСТЕ ПРОБЛЕМЫ КООПЕРАЦИИ И КОНФРОНТАЦИИ ЕЕ ЯЗЫКОВ

На некоторых примерах из области истории и методологии физико-математического знания рассматриваются особенности языка (языковой реальности) математической науки, связанные со взаимодействием и конфликтом ее различных языков.

Случившийся в ХХ столетии в социально-гуманитарной науке и философии так называемый лингвистический поворот не просто «повернул» их к проблемам языка, но и предложил «переинтерпретировать» всю их проблематику как проблематику языковую. Это общеизвестное обстоятельство дает основание для того, чтобы говорить о различных явлениях жизни как о языке и как о самых разнообразных языках вообще.

В контексте проблематики научно-философской рациональности особый интерес представляет язык науки, ее языковая реальность. Сверх того, можно говорить не только о языке науки как таковом, но и об языках отдельных наук, специфике соответствующей им лингвистической реальности. Например, язык химии в значительной мере связан с химическими формулами и схемами, язык географии — со всевозможными географическими картами. В данной же статье нас будут интересовать особенности лингвистической реальности математической науки, которые мы рассмотрим на некоторых примерах, относящихся к истории и методологии физико-математического знания.

Сразу отметим, что лингвистическая реальность математики далеко не сводится к тому, что математика имеет свой специфический язык, с помощью которого позволяет оперировать самыми разнообразными математическими

274

объектами, как-то отражающими количественно-качественные отношения в окружающем нас мире. Признав, что язык науки устроен иерархично, можно говорить о различных математических языках. В подтверждение этого тезиса о множественности математических языков приведем следующие примеры.

Благодаря появлению в Новое время аналитической геометрии, основу которой составляет, пожалуй, введенное Р.Декартом в оборот понятие системы координат, оказалось возможным решать геометрические задачи алгебраическим образом. По сути дела, аналитическая геометрия позволяет перевести геометрическую задачу с геометрического языка на алгебраический и уже решать ее как алгебраическую. Значительный класс геометрических задач с помощью такого перевода серьезно упрощается.

Нечто подобное происходит при решении линейных дифференциальных уравнений с помощью методов операционного исчисления. В частности, в ходе применения этого подхода с посредством преобразования Лапласа линейное дифференциальное уравнение трансформируется (преобразуется) в линейное алгебраическое уравнение и уже решается как алгебраическое, после чего полученное решение переводится в вид, адекватный изначальному дифференциальному уравнению (т.е. решается задача обратного преобразовани). При этом можно сказать и так, что изначальное уравнение переводится на алгебраический язык и решается как алгебраическое, после чего полученное решение переводится на исходный язык.

Вобоих примерах некоторая сложная математическая задача переносится

втакое математическое пространство, в котором она решается как сравнительно более простая. Кроме того, рассмотренные нами примеры относятся к ситуации, когда различные математические языки как бы сопрягаются в решении задачи, сотрудничают в достижении результата. Однако, история развития науки показала, что бывают случаи, когда говорящие и думающие на различных математических языках исследователи практически не понимают друг друга. Приведем два примера такого рода.

Первый из них относится непосредственно к математике и касается ситуации, в свое время сложившейся вокруг теории выдающегося французского математика Э.Галуа.

Обратившись к проблеме разрешимости алгебраических уравнений в радикалах, Галуа разработал важнейшие основания алгебры и заложил основы теории групп. Достижения Галуа много позже завершения его жизни вышли далеко за рамки алгебры и оказали более чем существенное влияние на развитие математики и физики [1]. Однако когда Галуа задавался задачей представить свои результаты математической общественности современной ему Франции, то наталкивался с ее стороны на стену непонимания. Весьма сжато написанные работы ввиду новизны положенных в их основание математических

275

идей привыкшим к другому языку математики ученым никак не удавалось понять. В этом признавались даже такие маститые математики, как С.Ф. Лакруа и С.Д. Пуассон [1]. Галуа применил разработанный им и опередивший свое время математический язык, который при его, Галуа, короткой жизни, оборванной на 22-м ее году дуэлью, практически никто не понял. Сейчас же адресации к теории групп, основы которой были заложены именно Э.Галуа, часто можно встретить во многих учебниках и монографиях, посвященных различным разделам математики. Теория получила развитие, а ее методы заняли свое место в арсенале математических методов.

Второй пример будет касаться математического аппарата квантовой механики. Как известно, в процессе ее становления возникли два конкурирующих направления осмысления квантово-механической реальности — матричная механика В.Гайзенберга и волновая механика Э.Шредингера. В основу каждого из названных подходов был положен свой математический аппарат (язык) с явно выраженными свойствами некоммутативности: В.Гайзенберг опирался на матричную математику, Э.Шредингер — на функциональный анализ. Уже много позже под воздействием развития некоммутативной математики и благодаря освоению физиками и математиками ее основных положений стало очевидно, что оба конкурирующих между собой направления квантовой механики не просто созвучны, а в каком-то смысле являются записью (отражением) одного и того же явления на различных математических языках [2, с. 169].

Приведенные выше примеры из истории развития физикоматематического знания показывают, что математике присуще множество языков, в этом смысле она полилингвистична. Сочетание различных языков описания реальности способно упростить решение задачи, приблизить исследователя к ее решению, нередко позволяет найти изящное решение. Надо только правильно подобрать (а иногда и разработатьѐ) языки и правильно их сочетать.

Есть основания полагать, что подобный вывод будет справедлив далеко не только по отношению к математике. Возможно, он является сквозным для науки вообще. Скажем более того, он значим для управления знанием как таковым и для эффективного анализа реальности с помощью различных языков концептуализации, однако это, пожалуй, тема уже для другой статьи.

Список литературы

1.Макеев, Н.Н. Выдающееся открытие XIX века (к 200-летию со дня рождения Эвариста Галуа) / Н.Н. Макеев // Вестник Пермского ун-та. – 2012. – Вып. 2 (10).

2.Хелемский, А.Я. Лекции по функциональному анализу / А.Я. Хелемский. – М.: МЦНМО, 2004.

276

УДК 1.17‘33

Д.С. Кобылкин

доцент Луганского государственного университета им. В. Даля

ДИХОТОМИЯ ИНТЕНЦИОНАЛЬНОСТИ ДУХОВНОГО И СВЕТСКОГО В СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ

СФЕРЕ СОЦИУМА И ЧЕЛОВЕКА

Акцентируется внимание на дихотомии духовного (культурного) и светского (цивилизационного) пространств, где философская точка зрения апеллирует с единственно признаваемой интенциональностью в «совершенном добре». В частности, цивилизационный подход не отчуждается субъектом культуры, но рассматривается при доминировании ценностей культуры.

Одним из первых положений в отношении дихотомии духовного и светского отметим тезис, высказанный В.С. Соловьевым в том, что «всякое общество человеческое, и в особенности общество, признающее себя христианским», – т.е. мы здесь обращаем внимание на признание и следование обществом идеалам, – «может упрочить свое существование и возвысить свое достоинство, только становясь сообразным нравственной норме» [5, 356]. Согласно В.С. Соловьеву дело заключается не во внешнем устроительстве учреждений и структур общества, но и последовательном устремлении улучшать внутренно все учреждения и отношения с ними связанные. Этот шаг направлен к возвышению этих отношений, все более и более «подчиняя их единому и безусловному нравственному идеалу свободного единения всех в совершенном добре» (там же).

В христианстве этот идеал представлен в виде практической задачи для всех людей и народов. При доброй воле ее исполнения – обещано было высшую помощь, о чем достаточно свидетельствует и личный и исторический опыт. По этому поводу В.С. Соловьев замечает, само значение христианской задачи, как нравственной и, следовательно, свободной, «помощь высшего Добра человеку не может состоять в насиловании злой воли или внешнем уничтожении полагаемых ею препятствий на пути осуществления Царства Божия». Человечество должно само пережить и перемочь эти препятствия, как в виде собственных модусов злой воли, так и в виде социальных модусов злой воли. Отсюда наблюдаемая «медленность прогресса в христианском мире и кажущаяся бездейственность и закоснение христианства» [5, 357].

Вторым тезисом, развивающим интерес к исследованию нашей темы, является предположение А.С. Панарина. Согласно его позиции, мы сталкиваемся сегодня с тенденцией глобализации экономических, информационных и других пространств. По его справедливому замечанию акцентируется внимание на небезразличии и небезучастии к восприятию ее всерьез: «Мы претендуем на то, чтобы в ней звучал и наш собственный голос, чтобы ее формирование не прошло без нашего участия» [4, 23]. В чем же заключается значение нашего уча-

277

стия? А.С. Панарин отмечает, что лидирующее место в этом процессе занимает Запад, настаивая на принципе глобального «открытого общества».

Разделяя мировоззренческие основы Запада и Востока, отметим, что направленность Восточной ориентирует на то, чтобы человек обретал гармонию, обратившись к Единому Творцу всего сущего, Творцу человека и мира, – имея в виду под Восточной – славянскую (православную) культуру, нежели азиатскую (к примеру, буддистскую). Западная же – кристальным выражением которой стала американская культура, путь обращения к Творцу есть путь католический, а чаще всего протестантский. Это путь с точки зрения человека этой культуры более рациональный, прагматичный. Прагматическая религия, религия, освещающая в человеке не столько личностное, сколько либеральное начало: не личность, а индивид; не соборность, а «плевать на каждого» [1, 44], лежат в основе такого пути.

Концепция «открытого общества» означает «беспрепятственную экспансию наиболее развитых стран, разоряющих более слабые экономики, лишенные привычной национальной защиты» [4, 24]. В целом же «открытое глобальное общество», предстает откровенным социал-дарвинизмом, т.е. тем глобальным пространством, которое не сдерживаемо «естественным отбором», где слабые экономические системы, культуры, этносы обречены погибнуть, уступив планету сильным и приспособленным.

Такой вывод, как откровение и ракурс мировой эволюции культуры, его не устраивает. Значением культуры полагалось направленность от естественного отбора к режиму благоприятствования более слабым… Тем самым современное состояние общества таково, что чувствуя явное превосходство в ресурсных возможностях – экономических, технических и др., – стремится убедить всех, что «там, где сила, там и правда, что естественный отбор как торжество силы перечеркивает все другие критерии, которые выработала человеческая культура в ходе трудных побед разума над инстинктом, морали и справедливости – над культом силы, духа – над материей» [4, 25].

Следующим тезисом не менее интересным и относящимся к более глубинной части рассматриваемой проблематики вопроса – это вопрос конечной фазы бытия человека, в частности вопроса смерти.

В традиционных цивилизациях человек рано или поздно должен был смириться с фактом смерти. С этим фактом должна мириться и община людей,

игород и государство, и цивилизация, и всѐ человечество.

Споследствиями смерти человечество борется – в этом и состоит суть культуры. Смерть человека лишает людей опыта и наиболее ценных знаний, с точки зрения культуры. Письменность, воспитание, образование, СМИ – всѐ это создано для сохранения знаний – но всѐ равно полной преемственности не достигается.

Сточки зрения же цивилизации, столь долго обсуждаемая проблема неадаптированных, как замечает А.С. Панарин, связанная с давлением неукрощенной архаичной витальности и ментальности, – это и есть тематика жизни со всеми ее несовершенствами. Сверхуспешное решение этой проблемы «поста-

278

вило на повестку дня проблему смерти – угасания жизненного эроса в исполнителях, ставших поистине машиноподобными» [4, 98]. Парадокс европейского прогресса заключается в том, что традиционным считается понятие прогресса как движения от низшего к высшему. На самом деле представлен онтологический регресс – «движение от высших форм космической материи к низшим. В экономическом отношении он означает переход от жизни в «органической среде – среди растений и животных, в рафинированной системе биоценозов – к жизни в неорганической, технической среде, которая воплощает уже не законы биологии, а низшие законы механики, физики, химии» (там же).

Уже самой возможностью «количественной эквивалентности станет полагаться смерть» (Ж. Бодрияр).

Тотальная логика «латинской машинерии двигает западной цивилизацией до сих пор», – как отмечает Ю. Морозов. Это связано с тем, как показывает исторический опыт, что такие великие империи – Третий Рейх, Британии, СССР и США – были уже империями-киборгами, так тесно переплетѐнными с машинами, что сами войны начинались из-за ресурсов для их машинных составляющих. Моторы двигали империями.

Переломным моментом в нашем исследовании социально-гуманитарной проблематики в экономических отношениях звучат слова патриарха Алексия II: «Количественный рост отнюдь не всегда свидетельствует о высоком качестве организации деятельности…».

Здесь мы акцентируем внимание на дихотомии духовного (культурного) и светского (цивилизационного) пространств, где философская точка зрения апеллирует с единственно признаваемой интенциональностью в «совершенном добре» (В.С. Соловьев). То есть речь идет о том, что цивилизационный подход не отчуждается субъектом культуры, но рассматривается исключительно с позиции доминирования ценностей культуры, о чем аргументировано изложено в концепции В.Д. Исаева «Человек в пространстве культуры и цивилизации» [2].

Также в рассматриваемом контексте дихотомии пространств нельзя обойти справедливое замечание И.А. Ильина, что «образование без воспитания не формирует человека, а разнуздывает и портит его, ибо оно дает в его распоряжение жизненно-выгодные возможности, технические умения, которыми он,

– бездуховный, бессовестный, безверный и бесхарактерный – и начинает злоупотреблять. Надо раз и навсегда установить и признать, что безграмотный, но добросовестный простолюдин есть лучший человек и лучший гражданин, чем бессовестный грамотей; и что формальная «образованность» вне веры, чести и совести создает не национальную культуру, а разврат пошлой цивилизации» [3, 219].

Нельзя и того сказать, что мы апеллируем, соглашаясь с «добросовестным простолюдином», к невежеству. Этого не имел ввиду и сам И.А. Ильин. Но показывается роль доминирующей интенциональности аксиологического фактора при восприятии духовного над светским, культурного над цивилизационным.

279

Если же рассмотреть в обратной логике данную дихотомию, то выходит следующее: что осуществляется, по словам А.С. Панарина, революция нового сверхчеловека, жаждущего глобальной власти над миром; поражение морали со всеми ее ценностями и нормами – вот нынешняя моральная революция глобалистов.

Однако поражает своей глубиной вывод, сделанный мыслителем: «Здание морали – это не только прибежище «тонких» чувств справедливости, честности, доброты и милосердия, которые без авторитета религиозной веры рискуют быть окончательно вытесненными более грубыми чувствами – цивилизационными» (выделено нами – К.Д.) [4, 98].

Завершающим данное исследование приведем модель, представленную И. Ильиным в построении государства как общества.

Большинство русских людей колебалось между двумя возможностями: между духовным разложением и обновлением. В этом был смысл того исповедничества и мученичества, на которое шли с самого начала лучшие люди России, зная, что очевидность зла будет непрестанно пополнять их ряды. Справедливость есть драгоценное начало в жизни народа в том случае, если рассматриваемо как посильное служение Божьему Делу на земле, а не водворения «полной справедливости», без которой нельзя ни жить, ни творить культуру как ее понимали русские революционные партии.

Для того, чтобы народ творчески служил своей родине и своей национальной культуре, ему несомненно нужно и важно искать справедливость. Но мы должны знать, что все народы творили и будут творить свою духовную культуру – при отсутствии полной справедливости, т.е. в исторически данном нагромождении справедливости, полу-справедливости и несправедливости. Тем самым искать и творить «полную» справедливость надо самому в течение всей своей жизни, а не столько «немедленно» ее требовать от других. С этим надо раз и навсегда примириться!

Должна быть готовность временную несправедливость терпеть во имя Родины. Жизнь человека непредставима вне терпения, смирения и отречения. Эти основы заповеданы христианскими ценностями, Евангелием.

Таким образом, говоря о пути развития экономики общества, его управления и развития в целом, мы подчеркиваем интециональность, особенность того фокуса, сквозь которого мы можем рассматривать государство как общество. В шестом пункте предлагаемой модели И.А. Ильина отражено следующее: что «надо воспитывать в народе государственно-патриотический дух, готовый во имя единого и общего блага Родины не настаивать на немедленном удовлетворении собственного справедливого интереса (и экономического в том числе) (выделено нами – К.Д.) [3, 245]. Только на этом пути восстановим и укрепим Россию, а в частности, и ее составляющие: экономику и др. А этот путь представлен движением человека, его вхождением в цивилизацию через культуру, которая сохраняет первичное положение для человека, а необходимым главным элементом структуры культурного пространства является религия, и «тогда человек может остаться человеком, несущим в себе образ Божий» [2, 153].

280

Список литературы

1.Исаев В.Д. Православие – Украина – славянство: истоки и конфигурация будущего

/Исаев В.Д., Ильченко В.И., Шулико В.П. – Луганск: Світлиця, 2005. – 100 с.

2.Исаев В.Д. Человек в пространстве цивилизации и культуры / В.Д. Исаев. – Луганск: Світлиця, 2003. – 188 с.

3.Ильин И. А. О грядущей России: Избранные статьи / И.А. Ильин; под ред. Н.П. Полторацкого. - М. Воениздат, 1993. - 368 с.

4.Панарин А.С. Православная цивилизация в глобальном мире / А.С. Панарин. – М.: Алгоритм, 2002.

5.Соловьев В. С. Сочинения в 2 т. / В.С. Соловьев [сост., общ. ред. и вступ. ст. А.Ф. Лосева и А.В. Гулыги; примеч. С.Л. Кравца и др.]. – М.: Мысль, 1988. – T.I. – 1988. –

892 с.

УДК 111.85.7.01.78.01

Е.А. Капичина

профессор Брянского государственного технического университета

ДИСЦИПЛИНЫ ХУДОЖЕСТВЕННО-ЭСТЕТИЧЕСКОГО ЦИКЛА В СИСТЕМЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ КАК ОСНОВА ДУХОВНОЙ КУЛЬТУРЫ ЛИЧНОСТИ

Проблемы современного высшего образования невозможно решить без активизации внимания к дисциплинам духовно-гуманитарного цикла. Формирование у молодежи устойчивых мировоззренческих приоритетов, духовно-нравственных и гражданских принципов поведения основывается на воспитании как интеллектуальной так и эмоциональной культуры.

В современной системе высшего образования дисциплины художествен- но-эстетического цикла занимают, к сожалению, недостаточно весомое место, а если быть честным, то совсем мизерное. Такие дисциплины как «Мировая художественная культура», «История искусства», «Эстетика» и другие, что еще глубже изучают различные виды искусства, являются основой формирования у студентов эстетического вкуса и духовных ценностей. Дисциплины, изучающие искусство и, в частности музыку, помогают открыть подрастающему поколению общечеловеческие смысло-ценности, сконцентрированные в гениальных произведениях великих мастеров. А музыкальное искусство, в силу своей эмо- ционально-чувственной природы, способно пробудить в человеке лучшие качества характера и чувства.

Музыка неразрывно связана с человеческой природой и культурой, она органически пронизывает собой все человеческое бытие. Мир музыки - это человеческое измерение пространственно-временного континуума, пронизанное высшими духовными смыслами, восходящими к фундаментальным причинностям бытия. Язык музыки – это особое пространство оформления музыкального, где происходит установление связей между музыкальными знаками и человеческими смысло-ценностями. Музыкальное искусство и его философское понимание как одно из наиболее эмоционально тонких и чутких искусств, проникает в самые глубины человеческой души, дает возможность понять свои чув-