Часть 1. Глава III. Время Иринея Лионского

можно указать на слова, которые он сказал, вручая в первый раз государственный меч префекту претории: «Употребляй этот меч в мою защиту, если я буду царствовать хорошо, и против меня, если я буду дурным государем». Вообще, Траян оставил по себе славу столь правосудного и доброго государя, что до самого IV века на­род, приветствуя новопоставленного императора, обыкновенно вос­клицал: «Будь счастливее Августа и добрее Траяна!» (felicior Auguste, melior Trajano)

Преемником Траяна был усыновленный им Адриан (117 – 138)… Он далеко не пользовался тою любовью, какою пользовался Траян, и его апотеоза прошла не без сопротивления и состоялась только благодаря усилиям Антонина Пия.

Но зато правление этого последнего составляет кульминацион­ный пункт всей этой эпохи, которая поэтому и называется эпохою Антонинов. Антонину (138 – 161) усвоено название Pius, что зна­чит не столько благочестивый в религиозном смысле, сколько де­ликатно нежный, человечный в отношении к людям.

Как характер Антонин Пий представляется историками не­сравненным и почти безупречным. Все, что он делал, запечатлено необыкновенною мягкостью. Кровь в его царствование мало ли­лась и внутри империи, и даже на границах. Поэтому и правление его запечатлено характером необыкновенного мира и процветания всех провинций. Гуманность его была такова, что он действитель­но возвышался даже до идеала «человека на троне», и своими под­данными он любим был необыкновенно, так что хотя умер более чем 70-летним старцем, однако смерть его была встречена с таким горем, как если бы он скончался молодым юношею. Его апотеоза прошла без малейшего затруднения, потому что все наперерыв (certatim) принялись боготворить его.

Преемник Антонина Марк Аврелий (161 – 180), как характер, ниже Антонина. Ему недоставало той естественности и общедоступ­ности, которая отличала его предшественника; но и Марк у истори­ков оставил славу возвышенного характера: находили в нем «coeleste ingenium». Это был человек высокого образования, пре­данный занятиям философией до такой степени, что современники считали его одним из наиболее серьезных философов своего време­ни, и когда нужно было выступить в поход против германцев, то приближенные просили императора на всякий случай обнародовать свои философские сочинения, чтобы они не погибли, если случится какое-нибудь несчастие. Держал и он себя, несмотря на некоторую шероховатость характера, настолько доступно, что все подданные считали его близким себе каждый по своему возрасту, – молодые

Расцвет древнего христианства

59

признавали его отцом, равные по летам братом, а старшие по летам сыном. Его политические соперники считали его пороком, что он занимается философией слишком много для императора, и обзыва­ли его anicula philosopha (старушонка-философесса), и признавали, что хотя сам он лично совершенно безупречен (Marcus homo sane optimus), но, занимаясь философией, слишком плохо смотрит за тем, что творят в провинциях поставленные им praesides, и не обра­щает внимания на то, что какой-нибудь нищий сегодня, сделавшись сановником, вдруг собирал огромные богатства. Тем не менее Марк Аврелий пользовался такою любовью народа, что почти всякий подданный имел его изображение в числе домашних богов…

Таким образом, со стороны лиц, – пишет В.В.Болотов, – вос­ходивших по преемству на престол, царствование Антонинов про­шло блистательно. В сознании своих отдаленных потомков эти им­ператоры остались представителями счастливой эпохи Римской им­перии, и, может быть, это сознание последующих поколений лучше всего характеризует значительность этой эпохи в истории. Оказывается, что имя «Антонин» было любимо необычайно. Мно­гим представлялось оно божественным именем, так что считали почти невозможным придумать в латинском языке имя более свя­щенное, чем Антонин. В усвоении последующими императорами этого имени видели нечто большее, чем блестящую политическую программу: находили в этом, так сказать, палладиум процветания Римской империи под державою государя, который называется Антонином. Когда сын Марка Аврелия, Коммод, положивший ко­нец блестящей эпохе Антонинов, вздумал усвоить себе имя Герку­леса, то его современники признали просто смешным, что он, нося имя Антонина, хочет принять еще другое божественное имя, а в Риме появилась эпиграмма на Коммода, который полагает, будто славнее быть богом (clarius esse deum), чем государем с таким бли­стательным именем, как Антонин…

Вот какая славная эпоха, – завершает Болотов свое повество­вание о времени рождения епископальной церкви, – открывается в Римской империи со смертию Домициана (96 г.)» ¹.

А.Гарнак описывает вполне благожелательные отношения меж­ду императорами и христианами во II в. н.э.:

«Оценка государства со стороны христиан, со времени написа­ния Послания к римлянам и Откровения Иоанна (согласно Гарна-ку, кон. I в. – А.В.) и до дней Александра Севера (222 – 235), ис-

Болотов В.В. Собрание церковно-исторических трудов в восьми томах. Т.3. М., 2001. С.65-69.

60