30.IV.38.

Родные наши, получили давно ожидаемую телеграмму. Тронуты были готовностью друзей к дальнейшей помощи. Затягивание дела всеми мерами — самая необходимая забота. Знаем, родные, что и Вы приняли эту вопиющую несправедливость мужественно и с твердым решением продолжать бороться и строить новую твердыню. Главное — это сохранить мужество, и новые возможности подойдут. Н.К. уже писал, что новая Школа должна строиться на строго кооперативных началах, при которых все участники равны. Именно, нет служащих, но лишь полноправные члены кооперативного содружества. Паи денежные и трудовые. Школа может носить имя того, кто поможет денежно ее осуществлению.

Радовались бодрому письму Зиночки от 3-го апр[еля]. Именно, нужно всеми силами хранить бодрость духа и всегда помнить, что если сегодня горе, то завтра — радость. Также полезно сравнить свое положение с множествами несчастных, потерявших все решительно. Не будем закрывать глаза на те ужасы, которые творятся сейчас во многих странах. Причины их все те же: корысть, и узаконенные предательства, и несправедливости. И подумать только, что ужасы эти будут еще возрастать!

Очень ждем Ваших писем. Состоялось ли, как было Указано, совещание чл[енов] Комитета М[узея] и какое было вынесено решение? Не хочу допустить мысли, что и это столь важное и безотлагательное действие не могло быть осуществлено. Близорукие не усмотрят пользу от многих действий, но мудрый знает, что каждое благое действие принесет свою пользу, но он тоже знает, что польза эта может проявиться в самых неожиданных условиях и по времени, и по месту. Потому не будем уклоняться ни от какого Указанного благого действия. Доверие к Высшему, энтузиазм, продуманность и подготовленность должны сопутствовать таким действиям; они и обусловят успех.

Родные наши, очень ждем Ваших писем, чтобы возможно лучше уяснить все создавшееся положение. Знаем, какое трудное переходное время нам предстоит, но краткость его поможет осилить все трудности. Если мы твердо знаем, что здесь, на Земле, мы накопляем опыт и должны также выполнить определенное задание, то именно это знание окрыляет нас и помогает нам перелетать через все пропасти. Все трудности и тяготы приобретают совершенно иное значение в свете данного нам Учения, потому так прошу Вас, родные, больше вдумываться в эту несравненную мудрость и прилагать все усилия для проведения ее в жизнь каждого дня. Привожу Вам выдержки из новой книги. Истины, сказанные более двух тысяч лет назад, остаются неосознанными и сейчас.

“Мыслитель говорил ученикам: “Главная наша ошибка в том, что мы своевольно распределяем значение народов. Мы не изучаем верования и обычаи чужестранцев и судим по их странной для нас внешности. Но знаем ли мы происхождение народов? Мы ограничиваемся несколькими прибаутками, и по ним судим о целых государствах. Сами мы не велики, если можем судить так легкомысленно. Это свойство приличествует безумцам. Они могут удовлетворяться своим невежеством.

Пусть народные судьи и вожди совершают многие странствования, прежде чем брать на себя ответственность судить сограждан. Пусть судьи поищут — многие ли люди живут в радости и каковы источники их довольства? Истинно, пусть меня назовут врагом народа, но не перестану утверждать, что судьи должны быть знающими и честными. Можно угадывать уровень всего народа по его судьям. Где подкупны судьи, там продажна душа народа.

Нельзя жить там, где связана мысль. Может быть, там грабители на большой дороге окажутся честнее, нежели двоедушные судьи. Не утешайтесь тем, что в притонах позора горят огни. Пусть зрячий рассмотрит, что там творится. Поищите радость, но не удивитесь, если найдете ее в хижине.

Слушайте, люди дойдут до такой бездны, что распнут лучшего!””

“Вы знаете, что ненавистники пытаются разрушить даже неистребимое. Был день, когда глашатай от имени старейшин оповещал афинян, чтобы под страхом изгнания никто не смел произносить имен Перикла, Анаксагора, Аспазии, Фидия и друзей их. Чернь, наученная старейшинами, требовала уничтожения Зевса Олимпийского, крича, что это изваяние напоминает им ненавистных Перикла и Фидия. Если имена обвиняемых встречались на рукописях, напуганные граждане спешили сжечь их, хотя бы это было ценнейшим произведением. Осторожные избегали проходить мимо домов названных людей. Льстецы торопились писать эпиграммы, в которых под обидными символами изображали крушение Перикла. Анаксагор изображался в виде осла, кричащего на площади. Знаете и о смерти Сократа”.

“Мыслитель говорил: “Знаем имена Перикла, Анаксагора, Аспазии и Фидия, но не знаем судей, их осудивших. Мы помним изваяния Фидия, но не знаем покушавшихся на них. Будем думать, что этот позор человечества произошел в последний раз, но такая дума будет лишь мечтою.

Человек — общественное животное, но стада человеческие не умеют мирно пастись, рога не могут употребляться лишь на защиту. И волы могут нередко служить примером. Явление мысли пусть направляет человека к Беспредельности””.

“Также говорил Мыслитель: “Руководители заботятся о сохранении Прекрасного. Фидий ввержен был в темницу, тем самым человечество ввергло себя во тьму. Люди будут изумляться своей жестокой судьбе, но разве не они сами заслужили ее?

Старейшины, гонители правды, имена ваши стерлись, но груз ваш обратился в тягость. Сейчас мы встретили прокаженного, он не помнит, какую правду он попрал”.

Так предостерегал Мыслитель. И каждый из Нас, в свое время, на своем наречии, произносил те же слова. Люди не любят слушать то, что они заранее решили не исполнять. В час жестокой братоубийственной резни люди поминают Христа — тем кощунственнее будет такое поношение. Лжесвидетели будут клясться на самых священных предметах повторно. Люди не будут страшиться произносить ложную клятву и насмехаться над верою соседа. Найдут время и для хулы, и для поношения, а сами трудиться не умеют! Они иногда думают и об общине, но не умеют даже в своем обиходе приложиться к общему делу.

Вы знаете, как невозможно разрушить неистребимое”.

“Вы знаете, что бездеятельная, сонливая земная жизнь препятствует продвижению в Тонком Мире. Центры нервные, которые имеют свои прототипы в тонком организме, не могут обостряться без деятельности.

Мыслитель говорил: “Можем ли доверять военачальнику, не бывшему в бою? Можем ли знать качество корабля, не спущенного в море? Истинно, пусть будут благословенны напряжения сил и труд, которые приучают нас к высшему пониманию.

Нельзя продвинуться, не приведя в движение мускулов. Нельзя возвыситься без обострения сознания. Только в труде мы познаем тот трепет, который научает нас встретить высших руководителей.

Когда встречу их, найду силу спросить: все ли задание было выполнено? Они скажут, где мы преуспели и где отстали. В земном существовании мы редко распознаем Указы Руководителей. Лишь слабым дуновением доносятся к нам громоносные приказы и предостережения. Мы ощущаем трепет от великого Присутствия, но слова нечасто претворяются в нашу речь”.

Также Мыслитель говорил: “В человеческом организме заложены ритм и гармония, но мы должны открыть их, потому музыка будет важною частью образования. Без ритма и гармонии мы не сумеем войти в высшие миры. Вселенная живет движением, которое обусловлено ритмом. Но люди не понимают, что биение сердца есть символ мирового движения”. Так Мыслитель устремлял внимание к высшим мирам”.

“Вы знаете, что когда говорим о единении, к тому имеются причины. Мы уже приводили пример коня, задерживающего целый караван. Мы упоминали смысл взаимодержания свода, теперь еще укажем, как говорил Мыслитель.

Однажды Он проходил с учениками мимо циклопической стены, ученики спросили: что есть единение? Мыслитель указал на мощную кладку стены, говоря: “Смотрите, как эти камни держат друг друга. Мы не можем сказать, который из них самый главный. Они ничем не связаны, но противостояли многим землетрясениям. Их держит лишь единение и естественное сродство их плоскостей.

Люди надумали соединить камни глиною и разными искусственными составами, но такие построения часто разрушаются при землетрясениях.

Если люди полагают скреплять свои отношения искусственными мерами, они не будут защищены от распада. Лучше и крепче, когда сердца человеческие непосредственно соприкасаются. При таком построении не нужно никакой смазки, хотя бы она и изготовлялась на золоте. Особенно опасайтесь золотой смазки!

Утверждаю, что самые ярые люди не могут соизмерять соотношения материалов. Лишь сердца людей могут сложить неразрушимую стену””.

Считаю, что Зиночка может перевести выдержки из Учения и переслать их Дж. Фосд[ику]. Пусть не чувствует себя заброшенным. Родные наши, несказанно болит сердце за то безобразное состояние, в которое пришли дела, но что можно было ожидать при таком адвокате, лишенном всякого standing’а, но еще и при полном отсутствии психической энергии. Все еще продолжаю сожалеть о Миллере. Конечно, он видел положение среди сотрудников, он понимал, что нет единения, а также знал всю подкупность некоторых судей, потому и предлагал начать переговоры о settlement’е. Именно, как Сказано: “Он видел разъединение среди сотрудников”. Конечно, родные мои, мы многое понимаем, но от этого не легче, а еще тяжелее. И особенно мне больно, что ничем не можем помочь сейчас Зине. Даже на телеграмму боимся истратить. Ужасный удар для нас и отказ Ст[оу]. Также Вы знаете и о молчании Кр[ейна]. Мне очень грустно за Свят[ослава], который так старался над моим портретом, и надо сказать, что из Франции мы получили восторженные одобрения, и одна очень красивая дама просила передать, что она хотела бы иметь свой портрет работы Светика. Как будем существовать, не знаем, но доверие и преданность наша к В[еликому] Вл[адыке] растет, и снова повторю: с окровавленными ногами, но продолжим подъем по отвесной скале. Примем и мученичество, впрочем, оно уже налицо, ибо [велико] духовное страдание при виде, как мало тех, кто действительно, понимает то состояние, в котором находится Мир, и как еще меньше тех, кто готов на самоотвержение ради помощи В[еликому] Братству, в его сверхчеловеческих трудах, [чтобы] спасти погибающих.

Будем бережливы

Ушел Шаляпин. В недавнем прошлом ушли и Горький, и Глазунов. Свернулось несколько страниц русского искусства, русской культуры. Невольно хочется обернуться и посмотреть, много ли у нас остается величин того же поколения и того же значения. Выходит, что окажется их не так уж много. Бальмонт, Мережковский, Бенуа, Рерих, Стравинский, Рахманинов, Ремизов, Бунин, Куприн, Нестеров — лист окажется не так уж велик по всем отраслям искусства и литературы.

На днях вышла в Таллинне книга “Поток Евразии”. В ней среди других интересных статей имеется в высокой степени драматическая статья В.Гущика о Куприне. Справедливо автор оценивает многое случившееся около нашего знаменитого писателя, которого мы справедливо можем назвать русской гордостью. В.Гущик рассказывает, как русские люди не берегли Куприна. Приводимые автором письма самого Куприна достаточно свидетельствуют о внутренней драме, которая ничем не была облегчена. В этих случаях нельзя ссылаться на то, что мировые события заслоняют культурные явления. Что бы ни случалось в мире, но Павлов, наш великий ученый, всегда останется в памяти человечества. Можно лишь радоваться, что последние годы его жизни были облегчены всеми возможностями к его работе.

В прошлом году мне запомнился лист дневника академика Рериха, в котором говорилось о необходимости бережливости: “Много где проявлялась расточительность. Застрелили А.С.Пушкина и Лермонтова. Изгоняли из Академии наук Ломоносова и Менделеева. Пытались продать с торгов Ростовский Кремль. Длинен синодик всяких расточительств от давних времен и до сего дня. Довольно. Бережно и любовно должна быть охранена культура”.

По правде говоря, мы должны очень запомнить этот совет. Нельзя отговариваться тем, что кто-то когда-то чего-то не заметил за сутолокою жизни. Всякое небрежение к культуре уже не простительно и недопустимо во всевозможных обстоятельствах.

Если человек любит культуру и, естественно, свою родную культуру, то он отнесется со всевозможною бережностью к носителям этой культуры. Каждый выдающийся деятель культуры уже является живым памятником ее. Люди нередко говорят об охранении каменных памятников. Но не лучше ли при этом также помыслить и о заботливом охранении памятников живых, которые могут еще во многом приложить свои творческие силы во славу русского народа?

Многие скажут: нам всем всюду тяжко. Но ведь эти тяжести будут облегчаться сознанием, что среди нас живут те, которых мы называем учителями в разных областях жизни.

В.Гущик в своей статье о Куприне затронул жгучий вопрос, который не раз встанет перед каждым человеком. Всегда ли мы бываем справедливы? Не бываем ли мы, по слову Пушкина, “к дбру и злу постыдно равнодушны”? Не обходим ли мы молчанием то, что должно бы вызывать самое сердечное суждение? В таком сердечном порыве все мы, несмотря на тяготы жизни, могли бы создать нашим старшим культурным творцам дни спокойные углубленной творческой работы. Не будем ожидать, пока будут построены целые институты, как было сделано для работы Павлова.

Не только широкие материальные возможности, но именно сердечность убережет от расточительности, которой когда-то кто-то устыдится.

Статья В.Гущика о Куприне заставит многих подумать о бережливости и сердечности. Видимо, сам автор статьи болел, приводя суждения и сердечные, и жесткие. Упаси Бог от этой жестокости, в которой тонет человечность!

Будем бережливы.

В. А.