Mills_R_-_Vlastvuyuschaya_Elita_-_2007_1

знанию и боязнью того, что знание может оказать освободительное влияние на общество. Результат таков, что мы имеем политические решения, лишенные разумных обоснований, дающих возможность критически взвесить их и обсуждать.

Опасность для Америки кроется не в варварской политической слепоте непреклонных примитивных политиканов, а в почтительно воспринимаемых рассуждениях государственных секретарей, в банальностях, изрекаемых с важным видом президентами, в ужасающем самодовольстве новейших американских политиков из солнечной Калифорнии, искренне уверенных в том, что истина находится у них в жилетном кармане. Эти люди не имеют самостоятельных идей: их заменяют усвоенные ими пошлости и плоские истины; а догмы, придающие законную силу их деятельности, пользуются столь широким признанием, что не находят никакого разумного отпора. Люди этого типа – сумасбродные реалисты: во имя реализма они создали в своем воображении некую бредовую действительность; в которой все придумано ими самими; во имя практицизма они составили себе утопический образ капитализма. Они отказались от принципа ответственного и

разумного объяснения событий и явлений и заменили его практикой маскировки последних при помощи сбивающих с толку средств идеологического воздействия; они отказались от практики публичного обсуждения под предлогом нехитрых концепций о психологической войне. Вместо способности к критическому мышлению мы находим у них бойкость суждений, свойственную мещанскому здравому смыслу; вместо умения тщательно разрабатывать альтернативные решения и взвешивать их последствия – административную хватку.

4

Несмотря на изгнание ума и творческого мышления из сферы общественных дел, несмотря на аморальность социального механизма выдвижения людей на руководящие посты и повсеместное господство системы организованной безответственности – и, пожалуй, не вопреки, а благодаря этим обстоятельствам, – люди из высших кругов извлекают выгоду из всех форм власти, сосредоточенной в основных социальных институтах, которыми они управляют. Ибо власть этих институтов, реально осуществляемая или потенциальная, приписывается им как официальным заправилам. Их посты, их деятельность и даже их личности светятся в нимбе этого приписываемого могущества; все командные пункты в сфере власти и могущества окружены ореолом престижа, в лучах которого купаются официальные руководители государства, богачи из мира корпораций, адмиралы и генералы. Элита известного общества, какими бы скромными данными ни обладал каждый из ее членов, воплощает в себе престиж власти, существующей в этом обществе. Больше того, лишь немногие из лиц, облеченных подобной властью, способны

долго противостоять соблазну связать свои представления о самих себе, хотя бы частично, с громкой славой учреждений, которые они возглавляют. Действуя как представитель своей страны, своей корпорации или армии, такой руководитель начинает со временем считать себя, свои речи и убеждения воплощением исторически накопленной славы великих институтов, с которыми он постепенно начинает себя отождествлять. Когда он говорит от имени своей страны или как защитник ее интересов, то в звучании его слов ему чудятся также отзвуки ее вековой славы.

В отличие от прошлого общественный престиж не связан ныне преимущественно с особым положением в местных общинах. Он сопутствует ныне командному положению в крупных иерархиях, приобретших общенациональные масштабы. Он сопутствует богатству, если даже на последнем и лежит отпечаток гангстеризма. Он сопутствует обладанию властью, если даже власть имущий лишен всех достоинств, которые для этого требуются. В низах же, в обществе, превратившемся в инертную массу, рушатся старые и привычные моральные препоны, мешавшие раньше реализации притязаний на

престиж, – и в поисках образцов совершенства американцы обращаются к высшим кругам, с тем чтобы сформировать себя по их образу и подобию и по ним судить о себе. Однако в наши дни американские авторы более склонны, по-видимому, искать подобные образцы среди высокопоставленных людей прошлых эпох, а не среди людей нашей эпохи. Побуждает ли . их к этому действительное различие между нынешними деятелями и деятелями минувших времен или же это попросту объясняется политическим удобством и выгодностью ретроспективного анализа высших кругов – сказать очень трудно. Факт, во всяком случае, таков, что политический престиж таких деятелей, как Вашингтон, Джефферсон или Линкольн, мало кем оспаривается, а политический престиж современных деятелей оспаривается многими. После смерти видные политические деятели легче, оказывается, добиваются признания, чем при жизни; политические лидеры рассматриваются их современниками всего лишь как политические дельцы (крупные или мелкие), но никогда не воспринимаются ими как великие люди; а в наше время их все чаще рассматривают под углом зрения аморальности в верхах.

Теперь, как и раньше, власти сопутствует

престиж, и вместе с тем на место прежних разрядов людей, служивших образцами, пришла преуспевающая братия: профессиональные администраторы из мира корпораций, превратившиеся в политическую элиту и ставшие ныне для американцев официальными образцами. Время покажет, станут ли они действительно образцами совершенства в представлениях и устремлениях широкой публики и выстоят ли они дольше, чем вытесненные ими либералы 30-х годов. Образы этих людей будят сомнения, вызывают глубоко укоренившиеся ассоциации, связанные с аморальностью современного социального механизма выдвижения руководителей и с аморальностью в верхах вообще. Среди образованных американцев все усиливается ощущение того, что авторитет подобных людей создан искусственно. Весь их духовный склад и условия, при которых они становятся "большими" людьми, очень уж легко порождают подозрения в том, что это сфабрикованные фигуры; слишком уж маячит на них тень подставных писак и гримеров; тщательность фабрикации слишком бросается в глаза.

Следует, конечно, иметь в виду, что люди из высших кругов не всегда стремятся навязать себя

низшим слоям населения в качестве образца и что низшие слои населения не всегда приемлют их образы в качестве образцов совершенства. Элита может пытаться реализовать подобные претензии среди народных масс, но массы могут их отвергнуть. Они могут, наоборот, относиться с полным равнодушием или даже развенчивать мнимые достоинства власть имущих, представлять их образы в карикатурном виде, высмеивать их претензии прослыть образцами совершенства.

Разбирая вопрос о людях, воплощающих собой типичные черты национального характера, Уолтер Бэджгот отвлекается от возможности подобной реакции. Очевидно, однако, что, имея дело с нашими современниками, мы обязаны ее учитывать, так как именно такая реакция и порождает неизменно расточительные, а порой и бешеные затраты на то, что именуется "обработкой общественного мнения". Люди, обладающие могуществом и престижем, остаются, пожалуй, в выигрыше, если они не проявляют активного стремления к шумной славе. Истинно гордые семейства старинных богачей не станут домогаться ее, но зато профессиональные знаменитости – специалисты по части такого активного домогательства славы.

Политическая, экономическая и военная элиты все больше и больше соперничают, как мы видели, с профессиональными знаменитостями и стремятся заимствовать у них общественный престиж. Можно, пожалуй, считать, что людям, обладающим беспримерным могуществом, но лишенным ореола общественного престижа, всегда свойственно искать престиж – хотя бы и испытывая при этом неловкость – среди тех, кто пользуется популярностью, но лишен могущества.

Внимание народных масс отвлекается от деяний и личностей властвующей элиты делами и славой профессиональных знаменитостей, а также явлениями экономического процветания, обусловленного военными факторами; внимание либерально настроенной интеллигенции, интересующейся политическими проблемами, отвлекается такими факторами, как чисто местная борьба политических сил внутри отдельных избирательных округов и политическая борьба в средних звеньях власти, деятельность которых поддерживает иллюзию, будто США все еще представляют собой общество, основанное на принципе равновесия. Если внимание массовых средств общения сосредоточено на профессиональных знаменитостях, то внимание либерально настроенной интеллигенции, и

особенно внимание ученых-социологов, сосредоточено на шумливых средних звеньях власти. Профессиональные знаменитости и второразрядные политические деятели являются наиболее заметными фигурами во всей нашей социальной системе; в самом деле, обе эти группы, вместе взятые, монопольно владеют, как правило, той ареной гласной общественной жизни, которая находится в поле зрения рядовых людей, и, таким образом, затмевают собой властвующую элиту и отвлекают от нее общественное внимание.

В состав высших кругов США входят ныне, с одной стороны, профессиональные знаменитости, волнующие воображение публики и ослепляющие ее своими забавными выходками и эротизмом, а с другой стороны, люди отмеченные ореолом престижа, окружающего власть и общественное влияние, могущество и богатство. Между этими двумя вершинами общественной пирамиды имеется известная взаимозависимость. Властвующая элита не столь заметна, как профессиональные знаменитости, и зачастую не стремится быть заметной, а "сила" профессиональных знаменитостей заключается в их способности отвлекать на себя общественное внимание. Поистине странная толпа кумиров

высится сейчас над американским обществом! Профессиональные знаменитости – это в большинстве своем прилизанные куклы или непристойные шуты; власть же имущие в основном редко олицетворяют собой лучшие духовные качества народа.

Вполне понятно поэтому то чувство моральной неловкости, которое наблюдается в кругах самой американской элиты. Наличие такого чувства неловкости полностью подтверждается наиболее серьезными людьми из среды элиты, которые осознали, что именно по знаменитостям из высших кругов судят за границей об американцах. Двойственная природа прослойки американских знаменитостей отражается за границей как в двойственном облике американцев, едущих туда развлекаться или по делу, так и в представлениях об "американцах", которых придерживаются многие образованные и трезво мыслящие европейцы. В почете у американской публики находятся ныне либо непристойные, либо мрачные личности; в туго завинченной ныне американской системе распределения престижа общественный почет достается либо совершенно ничтожным, либо зловещим фигурам.

Американская элита не состоит из людей,