Mills_R_-_Vlastvuyuschaya_Elita_-_2007_1

встречает препятствия в осуществлении своих требований, она имеет право выйти за пределы критики отдельных политических мероприятий и подвергнуть сомнению самую законность официальной власти Такова одна из идей, лежащих в основе рассуждений Джефферсона о том, что общество сталкивается время от времени с необходимостью прибегнуть к "революции".

Общественность, трактуемая подобным образом, играет в классических теориях народовластия XVIII в. роль ткацкого станка, а дискуссия – это пряжа и вместе с тем челнок, связывающий отдельные дискутирующие кружки. Такое понимание значения общественности образует основу учения о государственной власти, регулируемой столкновением мнений: оно исходит из оптимистической уверенности, что правда и справедливость всегда пробьют себе дорогу в обществе, представляющем собой механизм свободной дискуссии. Люди сталкиваются со спорными вопросами. Они обсуждают их. Они составляют себе определенные мнения. Эти мнения совместно защищаются людьми, их разделяющими, и соперничают с другими мнениями. Одно из мнений "побеждает". И тогда народ сам претворяет его в действие или же поручает это

своим представителям, которые незамедлительно проводят его в жизнь.

Таково изображение общественности, заимствованное из классической теории народовластия; оно все еще эффективно используется для оправдания существующей в американском обществе системы политического господства. Но в наше время это описание приходится воспринимать как серию вымыслов, почерпнутых из волшебных сказок: они не дают даже приблизительной схемы функционирования американской системы распределения политической власти. Вопросы, определяющие судьбы людей, не ставятся ныне и не решаются широкой общественностью. Понятие всевластной общественности – это не описание реальных фактов, а догматическое утверждение идеала, утверждение нормативной схемы, выдаваемой за действительность, – что в наше время практикуется сплошь и рядом. Ибо все внимательные наблюдатели признают теперь, что общество, якобы управляемое общественным мнением, представляет собой ныне уже не то, чем оно было когда-то.

Эти наблюдатели не только подвергают сомнению трафаретные представления о роли общественности, но и положительно утверждают,

что классическое общество политически активных граждан превращается ныне в политически инертное общество. Понимание этой трансформации является, по сути, одним из ключей к пониманию социального и психологического содержания современной американской жизни.

I. Классическая теория демократии исходила из; предпосылки, что в демократическом обществе верховным арбитром решений, принимаемых отдельным человеком, а значит, и последней апелляционной инстанцией является его личная совесть. Однако этот принцип, сформулированный Джоном Локком, был поставлен под сомнение, когда – говоря словами Kappa – Руссо "начал впервые разрабатывать схему демократического общества под углом зрения суверенитета всего народа, а не отдельного индивидуума, и столкнулся с проблемой возможности возникновения такой демократии, при которой масса тиранически господствует над личностью".

II. Предполагалось также, что в демократическом обществе существует естественная, безмятежная гармония интересов всех образующих его индивидуумов. Но эта, в сущности, консервативная доктрина вначале

уступила место утилитаристскому учению, утверждавшему, что подобная гармония не является изначально существующим фактом, а должна быть создана путем реформ, а затем марксистской теории классовой борьбы, которая, несомненно, была тогда ближе к истине и теперь, безусловно, ближе к ней, чем любая теория, исходящая из гармонии интересов.

III. Классическая теория демократии исходила из посылки, что в демократическом обществе любым общественным действиям должен предшествовать разумный обмен мнениями между индивидуумами, который и определяет эти действия, и что складывающееся в результате такого обсуждения общественное мнение будет всегда представлять собой непогрешимый голос разума. Эта посылка была, однако, поставлена под сомнение, и не только из тех соображений, что для решения сложных и тонких государственных вопросов требуются люди со специальными знаниями, но исходя также 1) из открытой Фрейдом иррациональности мышления, присущей рядовому человеку, и 2) из открытой Марксом социальной обусловленности того, что когда-то считалось автономным разумом.

IV. И наконец, предполагалось, что после нахождения правильного и справедливого

решения демократическое общество будет всегда соответственно действовать само или позаботится о том, чтобы его представители привели это решение в действие. Считалось, что общественное мнение не только всегда окажется в конце концов правым, но и восторжествует. Эта посылка была опровергнута фактом существования огромного разрыва, наблюдаемого ныне между управляемым населением и теми, кто от его имени принимает решения (притом решения огромного значения), о вынесении которых общественность нередко узнает лишь много времени спустя.

В свете перечисленных посылок классической теории демократии нетрудно найти истоки четко выраженного оптимизма многих мыслителей XIX в. Надо иметь в виду, что эта теория общества связана во многих отношениях с пониманием поведения и склонностей широкой публики в духе нереального представления интеллигента о примате ума. "Главное направление общественного развития, – утверждал Огюст Конт, – определяется развитием человеческого интеллекта". Если мыслители XIX в. все еще наблюдали вокруг себя иррациональность, невежество и апатию, то это объяснялось, с их точки зрения, всего лишь отсталостью

умственного развития, и распространение образования вскоре должно было, по их мнению, положить этому конец.

Доказательства классического взгляда на общественность были связаны преимущественно с ограниченным пониманием последней как общественности, состоящей исключительно из образованных людей; это явствует из того, что даже Джон Стюарт Милль писал в 1859 г. о "тирании большинства", а Токвиль и Буркхардт предвосхитили воззрения, которые пропагандировали в недавнем прошлом такие политические теоретики, как Ортега-и-Гассет. Короче говоря, превращение активной общественности в пассивную массу и все, что данному процессу сопутствует, – это не только одна из важнейших тенденций развития современных обществ, но и один из главнейших факторов крушения того либерального оптимизма, который столь внушительно влиял на состояние умов в XIX в.

К середине XIX в. индивидуализм начал вытесняться коллективными формами экономической и политической жизни. На место предполагавшейся общности интересов пришла борьба классов и организованное давление; система разумных дискуссий начала подрываться

практикой решения сложных вопросов на основе заключений экспертов, практикой учета и признания односторонних аргументов заинтересованных групп, представленных в самих государственных органах и, наконец, обнаружившейся эффективностью эксплуатации неразумных чувств и низменных инстинктов граждан.

2

Процесс превращения активной общественности в пассивную массу представляет для нас особый интерес, так как изучение этого процесса имеет важное значение для раскрытия содержания понятия властвующей элиты. Если элита по-настоящему несет ответственность перед общественностью или хотя бы связана с ней, то она играет иную роль, чем во времена, когда активная общественность превращается в пассивную массу.

Соединенные Штаты не представляют собой в наши дни такое государство, в котором общественность полностью превратилась в пассивную массу; и вместе с тем они никогда не представляли собой законченный тип сообщества суверенных граждан. Эти выражения обозначают два крайних типа государственного устройства. Они дают представление о некоторых чертах реальной действительности, но сами по себе они являются отвлеченными построениями: социальная действительность всегда представляет собой некое сочетание обоих крайних типов.

Под каким бы углом зрения мы ни стали рассматривать дело, мы почти во всех случаях различим, что мы прошли уже значительное

расстояние по пути к политически инертному обществу. Этот путь ведет к тоталитарному государству. До конца этого пути , мы еще не дошли. Низовые ячейки общественности, формирующие общественное мнение, еще не окончательно вытеснены в Соединенных Штатах рынком сбыта представлений и мнений, вырабатываемых массовыми средствами общения. Но мы, несомненно, можем заметить, что многие стороны общественной жизни нашего времени в большей степени воплощают в себе характерные особенности инертного общества, чем характерные особенности активной общественности.

Ход событий может быть опять-таки выражен в форме аналогии между историческим развитием рыночной экономики и историческим развитием общества, управляемого общественным мнением. Скажем коротко: в обеих этих сферах жизни совершается движение от раздробленности сил к концентрации и к попыткам монополистического контроля, осуществляемого могущественными центрами, деятельность которых частично носит скрытый характер. Эти могущественные учреждения представляют собой не только центры могущества, но и средоточия тайных махинаций. На смену мелкому лавочнику,

19775 XIII. Инертное общество 14

обслуживающему соседскую округу, приходит неизвестно кому принадлежащая корпорация, обслуживающая всю страну; система личного воздействия купца на потребителя (и обратно) и обмен мнениями между ними сменяется массовой рекламой. То же происходит в сфере политики.

радиовещательную или телевещательную сеть и, пуская в ход надлежащие приемы личного воздействия, обращается к миллионам людей, которых он никогда не видел и не увидит. Лица различных профессий и целые отрасли вовлекаются в "бизнес по формированию общественного мнения", предоставляя за плату свои услуги по идеологической обработке публики. В низовых ячейках активной общественности происходит состязание мнений между людьми, имеющими определенные намерения, призванные служить их интересам и убеждениям. Но в обществе, представляющем собой пассивную массу, служащую рынком сбыта для духовной продукции массовых средств общения, такое состязание, если оно вообще имеет место, происходит между пропагандистами-манипуляторами с их массовыми средствами воздействия, с одной