Mills_R_-_Vlastvuyuschaya_Elita_-_2007_1

нам, что мы должны остерегаться упрощенных и прямолинейных выводов относительно политических деятелей и проводимой ими политики, сделанных на основании их происхождения и особенностей их карьер; но они не говорят нам, что мы должны игнорировать эти данные в наших попытках разобраться в политических явлениях. Отмеченные обстоятельства означают просто, что мы обязаны анализировать не только социальный состав политического руководства, но и его политическую психологию и принимаемые им решения. И прежде всего они говорят нам о том, что любой вывод, который мы делаем из данных о происхождении и карьерах действующих лиц, подвизающихся на политической сцене, мы обязаны подвергнуть проверке – как мы это делали здесь – посредством тщательного анализа общественной обстановки, в которой протекает их деятельность. В противном случае мы оказались бы причастны к довольно наивной биографической теории общества и истории.

Точно так же, как мы не вправе связывать наше представление о властвующей элите всего лишь с действием социальных пружин, обусловивших ее образование, мы не вправе основывать его только на данных о

происхождении и карьерах ее личного состава. Требуется учесть оба этих аспекта – и мы учитываем их, – равно как и другие фундаментальные явления, в частности взаимосвязанность общественного положения различных групп из состава элиты.

Важную роль в формировании психологической и социальной общности членов властвующей элиты играет, однако, не только сходство социального происхождения, вероисповедания, месторождения и образования. Если б даже она рекрутировалась из людей более разнородного склада и образовательного ценза, чем это имеет место в действительности, то она все равно представляла бы собой сообщество людей совершенно однородного социального типа. Ибо наиболее важные обстоятельства, объединяющие известный круг людей, – это существующие у них критерии, которыми они руководствуются при допуске в свою среду, в вопросах чести, при определении того, что заслуживает похвалы и поощрения. Если у людей данного круга эти критерии одинаковы, то как личности они обнаружат тенденцию походить друг на друга. Круги, составляющие властвующую элиту, обнаруживают именно такую общность оценок и моральных норм.

Понимание общности социальных групп, вызываемой этими общими взглядами на жизнь, зачастую имеет более важное значение, чем любые статистические данные об общности происхождения и карьер, которыми мы можем располагать.

Существует своего рода взаимное притяжение, наблюдающееся в сообществах преуспевающих людей; оно существует не между всеми представителями высокопоставленных и могущественных кругов, но все же между столь солидной их частью, что оно достаточно для того, чтобы обеспечить определенное единство. Самой слабой формой проявления этого чувства является своего рода молчаливое взаимное любование, самой сильной – браки, заключаемые между людьми одного и того же круга. Между этими двумя крайними точками располагаются всевозможные степени и формы взаимных связей. В некоторой степени таких людей, безусловно, объединяет и принадлежность к одним и тем же тесным кружкам, клубам и церквам и воспитание, полученное в одних и тех же учебных заведениях.

Если общность социального происхождения, воспитания и образования способствует лучшему взаимопониманию и доверию между членами властвующей элиты, то их непрерывное взаимное

общение еще больше укрепляет у них чувство единства. Представители отдельных высших кругов находятся между собой в приятельских отношениях, а порой даже являются соседями; они встречаются на площадках для гольфа, в фешенебельных клубах, на курортах, в трансконтинентальных самолетах и на океанских лайнерах. Они видят друг друга в имениях общих знакомых, вместе выступают перед телевизионной камерой, или сотрудничают в одном и том же благотворительном комитете; многие из них, конечно, попадаются друг другу на глаза на столбцах газет или же в тех самых светских барах, где писались эти столбцы. Мы уже говорили о том, что один хроникер насчитал среди завсегдатаев аристократических кафе (среди "четырехсот семейств" современного образца) 41 человека из числа крупнейших богачей, 93 политических лидеров и 79 ведущих администраторов из мира корпораций.

"Я не знал и не мог себе раньше представить,

– писал Уитэйкер Чемберс, – огромный диапазон и могущество политических и общественных связей Хисса, охватывающих всевозможные организации и политические течения – от Верховного суда до религиозной секты квакеров, от губернаторов штатов и преподавателей

высших учебных заведений до сотрудников редакций либеральных журналов. С тех пор как я его видел в последний раз, прошло десять лет, и за эти десять лет он использовал свое служебное положение и, в частности, то, что его имя связывалось с делом мира (он принимал участие в создании Организации Объединенных Наций), чтобы обосноваться и стать своим человеком в многообразных кругах американского высшего класса, в образованных кругах среднего класса, среди либеральных и официальных кругов. Нельзя свалить его, не вступив одновременно в противоборство с теми силами, которые поддерживают его со всех сторон".

Система распределения общественного престижа отразила в себе смену эпох развития властвующей элиты. Кто, например, мог в третью эпоху развития элиты состязаться по части общественного почета с денежными тузами? А в четвертую – с политическими лидерами или даже с блестящими молодыми людьми времен "нового курса"? А теперь, в пятую, – кто может соперничать в этой области с генералами, адмиралами и администраторами из мира корпораций, изображаемыми ныне в столь привлекательном свете на сцене, в романах и в кино? Можно ли представить себе, чтобы такой

кинофильм, как "Апартаменты администратора", пользовался успехом в 1935 г.? Или такой фильм, как "Бунт Каина"?

Стоит лишь бегло просмотреть некрологи, посвященные, скажем, крупному бизнесмену, именитому адвокату, высокопоставленному генералу или адмиралу или же, наконец, влиятельному сенатору, и мы получим представление о многочисленности тех высокоавторитетных организаций, к которым обычно принадлежат члены элиты. Они являются обычно членами влиятельнейших церковных организаций, торгово-промышленных ассоциаций да еще влиятельнейших клубов и зачастую имеют высокие воинские звания. Персоны такого ранга, как ректор университета, председатель правления Нью-Йоркской фондовой биржи, директор банка или же человек, учившийся в Вест-Пойнте, вращаются всю жизнь в светском обществе, где они легко возобновляют старые знакомства и используют их, чтобы с помощью знаний и опыта других ответственных лиц получить представление о тех сферах власти и решений, в которых им самим не доводилось работать.

Каждая группа из состава высших кругов умножает свой общий престиж за счет престижа, приобретаемого ее членами в этих различных

сферах деятельности, и увеличение общественного веса одних ее членов повышает общественный вес других. Их представление о себе формируется под воздействием этой механики взаимообмена и накопления престижа; и потому любой из них, какой бы скромной ни казалась порой его личная роль, все же чувствует себя "рупором" или "олицетворением" высших кругов – человеком "крупного калибра".

Такая внутренняя уверенность в себе является, возможно, одним из компонентов того, что мы называем способностью "судить и вершить".

Наиболее важными организациями, объединяющими различные высшие круги, являются, пожалуй, сами корпорации, ибо в советах директоров крупнейших корпораций мы обнаруживаем постоянное соприкосновение между членами различных элит. Другую, менее важную линию таких интенсивных связей мы наблюдаем вдобавок на курортах, летних и зимних, где она выступает в виде сложной сети переплетающихся между собой кружков; с течением времени каждый здесь вступает в знакомство с каждым – а если не с ним лично, то во всяком случае с кем-нибудь из его прямых или косвенных знакомых.

Высокопоставленные представители военных,

экономических и политических кругов умеют легко улавливать точку зрения партнера из другого круга, причем делают это всегда в духе сочувствия, а нередко и в духе полного понимания. Они рассматривают друг друга как людей, обладающих крупным весом, с которыми, следовательно, надо считаться. В вопросах чести, совести и морали каждый из них, как член властвующей элиты, полностью и органически приемлет взгляды, чаяния и оценки других ее членов. То обстоятельство, что у них нет общих идеалов и норм, базирующихся на ясно выраженной аристократической культуре, не означает, что у них вообще нет чувства взаимной ответственности.

Совпадение их интересов, обусловленное всеми структурными особенностями современного американского общества, а также многообразные психологические факты, коренящиеся в их образовании и воспитании, в их карьерах и связях, порождают духовное сродство, существующее между ними, – ту общность, которая позволяет им говорить друг о друге: "Это, безусловно, наш человек". И все это ведет нас к пониманию фундаментального психологического значения классового самосознания. Нигде в Америке мы не встретим

столь резко выраженного "классового самосознания", как среди элиты; нигде оно не приобретает столь действенную форму, как среди властвующей элиты. Ибо под классовым самосознанием, как психологическим явлением, мы подразумеваем, что отдельный представитель "класса" относится благосклонно лишь к тем, к кому относятся благосклонно люди его круга, то есть люди, мнение которых имеет существенное значение для его представления о самом себе.

В кругах властвующей элиты существуют, бесспорно, отдельные фракции; там, несомненно, возникают политические разногласия и столкновения на почве личного честолюбия. Внутри республиканской партии, равно как и между республиканцами и демократами, имеется еще достаточное число значительных расхождений, чтобы формировать разные линии практической политики. Но духовное единство и общность интересов, связывающие воедино властвующую элиту даже через границы воюющих стран, являются более могущественным фактором, чем эти расхождения.

4

Мы обязаны, однако, взвесить соображения защитников иной точки зрения на излагаемый предмет. Допустимо считать, что они будут оспаривать не приведенные нами факты, а всего лишь наше толкование последних. Имеется целый ряд доводов, которые неизбежно будут выдвинуты против всей нашей трактовки властвующей элиты, но доводы эти относятся в основном лишь к вопросу о психологии ее членов. Вполне возможно, что эти возражения будут сформулированы либералами или консерваторами приблизительно так:

"Говорить о властвующей элите – не значит ли это характеризовать людей по их социальному происхождению и связям? Не является ли такая характеристика одновременно и несправедливой и неверной? Разве люди, и особенно американцы интересующего нас пошиба, когда они становятся крупными фигурами, не изменяют сами себя, чтобы оказаться на высоте занимаемого ими положения? Разве они не приходят постепенно к воззрениям и политическому курсу, соответствующим – насколько они в границах своих слабых человеческих сил в состоянии судить – интересам страны в целом? Не являются