Mills_R_-_Vlastvuyuschaya_Elita_-_2007_1

XIV. Консервативные умонастроения

Если исходить из посылки, что современная Америка представляет собой демократическое общество, то для познания природы властвующей элиты и ее политики нам надлежит обратиться к мыслящим кругам общества. Ибо демократия предполагает, что те, кто испытывает на себе последствия проводимой политики, обладают достаточными знаниями – не говоря уже о власти,

– чтобы проверять и контролировать деятельность людей, выносящих политические решения. Каждый человек вынужден полагаться на знания, имеющиеся у других, так как никто не в состоянии постичь на основании собственного опыта больше, чем малую частицу задевающих его ныне общественных явлений. Наш жизненный опыт носит в большинстве случаев опосредствованный характер и, как мы уже видели, подвержен многообразным искажениям. В каждую эпоху творцы общественного мнения рисовали образ элиты своего времени и своей страны. Эти изображения менялись так же, как и действительность, которую они как будто изобразили. И в самом деле, на протяжении жизни нашего поколения многие из старых

представлений об элите подверглись пересмотру и вместе с тем было создано немало новых представлений.

В последнее время это занятие служило не столько задачам более точного познания действительности, сколько пропаганде тех удивительно консервативных умонастроений, которые ныне преобладают среди творцов теорий, посвященных элите. В нынешних концепциях мы видим перед собой не элиту, безответственно распоряжающуюся небывалыми средствами власти и тайных махинаций, а некую совокупность действующих вразброд здравомыслящих людей, сгибающихся под тяжестью событий и делающих максимум того, что они могут сделать при нынешней тяжелой ситуации. Система идей, лежащая в основе этих представлений, призвана оправдать не столько реальную власть, находящуюся в руках реальной элиты, или доказать разумность ее решений, сколько оправдать позицию ее идеологов. Изображения, преподносимые нам как самые серьезные концепции, либо вовсе не имеют отношения к фактам, связанным с политической жизнью и деятельностью властвующей элиты, либо представляют собой попросту личные домыслы, служащие скорее средством успокоения

гражданской совести людей из тесных кружков хорошо обеспеченных литераторов (наемных или ненаемных), чем рельефным изображением всех тех сил, которые ныне обнаружили себя с такой предельной ясностью в деятельности американской властвующей элиты. Несмотря на эту ясность и очевидность, ученые, сознательно или бессознательно, стали выискивать устраивающие их идеи, относящиеся к элите, но не нашли их в реальной действительности и не ухитрились искусственно создать их. В реальной действительности, они столкнулись с иррациональностью и аморальностью, господствующими в общественной жизни наших дней, а то, что они ухитрились теоретически представить, – это всего лишь теоретическая разработка их собственных консервативных умонастроений. Подобные умонастроения вполне естественны у людей, живущих в условиях материального бума, прославления национализма и в обстановке политического вакуума. В основе этих умонастроений лежит сознание бессилия, воспринимаемое без горечи и волнения, а в иных случаях – ощущение мнимой силы, базирующееся на простом самодовольстве. Эти умонастроения, ослабляющие волю к политическому действию, позволяют людям мириться с общественным

злом, не воспринимая его как личное оскорбление, и отречься от основной цели западного гуманизма, которая так сильно ощущалась в жизни Америки XIX в., – от подчинения человеческой судьбы гордой власти разума.

1

Люди, старающиеся найти идеологические оправдания для своих консервативных умонастроений, склонны искать опору для себя и для своих настроений в какой-либо прочной традиции. Они считают себя почему-то обманутыми либерализмом, радикализмом и глашатаями прогресса и пребывают теперь в состоянии известного духовного испуга. Для многих из них идеалом является, по-видимому, общество, изображенное идеологами классического консерватизма.

Консерватизм в его классической форме – это, конечно, приверженность к старине, получившая сознательно выраженную форму, теоретически разработанная, аргументированная и рационализированная. Классический консерватизм непременно включает в себя и идею "прирожденной аристократии". Всем проповедникам освобождения от великих цепей рационализма человеческого мышления приходится раньше или позже стать на необэркианскую точку зрения, берущую под свою защиту традиционную элиту, так как идея существования подобной элиты является в конечном счете главнейшей предпосылкой

19811 XIV. Консервативные умонастроения 6

подлинно консервативной идеологии.

Наиболее откровенные – а потому и наименее успешные – попытки найти (или изобрести) в современной Америке традиционную элиту оказываются на поверку всего лишь благими и голословными уверениями; в качестве орудия познания современной действительности они столь же малопригодны, как и в качестве руководства к практическому политическому действию.

Консерватор, рассказывает нам Рассел Кэрк, убежден, во-первых, что общество управляется "божественным замыслом" и что человек не способен постичь своим разумом великие силы, господствующие над миром. Общественные перемены должны поэтому совершаться медленно, ибо "истинным орудием, на которое следует полагаться в деле осуществления перемен, является провидение", а критерием мудрости государственного деятеля служит "степень его понимания реального направления социальных сил, управляемых провидением". Консерватор, во-вторых, влюблен в "старинный образ жизни с его многообразными и таинственными корнями"

– и влюблен в него преимущественно, пожалуй, потому, что считает "традицию и здравое предубеждение" средством обуздания

самонадеянной воли и извечных инстинктов человека. И к тому же "общество жаждет руководства", и консерватор считает, в-третьих, что между людьми существуют "естественные различия", создающие естественный порядок деления людей на классы и иерархическую систему распределения власти.

Традиция священна; через нее проявляются замыслы провидения, относящиеся к человеческому обществу, и традиция должна быть поэтому нашим руководителем. Все, что освящено традицией, представляет собой накопленную веками мудрость и, более того – существует по "воле божества".

Нам приходится, естественно, задаться вопросом: как же нам узнать, какие именно традиции являются орудием провидения? Какие именно события и перемены, совершающиеся вокруг нас, соответствуют божественному замыслу? С какого именно момента весьма трезво и сознательно рассчитанные предначертания отцов-основателей стали традиционными и потому священными и нерушимыми? И следует ли нам считать, что общественный уклад в Соединенных Штатах, существовавший до начала прогрессивного движения и до реформ, связанных с "новым курсом", представлял собой

нечто близкое тому, что классические консерваторы назвали бы иерархиями и классами, основанными на "естественных различиях"? А если нет, то где же тот образец, который мы обязаны перенять и заботливо внедрять по велению классических консерваторов? И выражают ли те, кто ныне руководит политическими и экономическими институтами США, искомую нами волю провидения? И как нам узнать, выражают они ее или нет?

Консерватор защищает иррациональность традиции и отрицает возможности, заложенные в человеческом разуме; он отрицает правомерность стремления человека обрести власть над своей личной судьбой и коллективно строить свой собственный общественный мир. Как же он может тогда пользоваться разумом как средством понимания традиций и людей и решать, какие перемены ниспосланы провидением и какие навязаны нам злыми силами? Консерватор не в состоянии предложить нам какой-либо разумный руководящий принцип, чтобы разобраться в том, кто из лидеров постигает волю провидения и претворяет ее в жизнь и кто из них является скрытым реформатором и левеллером. Воззрения консерватора не дают нам путеводной нити для определения того, к какому из этих двух

естественных разрядов действительно принадлежит тот или иной претендент на руководство обществом.

И все же ответ на эти вопросы, хотя и не всегда ясный, у консерватора всегда имеется: если только мы не разрушим естественный порядок деления общества на классы и естественную иерархию в распределении власти, то у нас будут такие начальники и руководители, которые скажут нам, что является добром и что является злом. Если мы сохраним существующие естественные различия и фактически воскресим прежние естественные различия, то эти вещи будут решаться руководителями. В конечном счете в идейном багаже консерватора классического направления остается один-единственный принцип: принцип радостного и благодарного подчинения руководству некоей группы людей, которую он считает освященной традицией элитой. Если в Америке действительно имелась бы подобная, для всех различимая группа людей, то идеи консерватора были бы ясны хотя бы с точки зрения их социальной привязки. Тогда тоска по классической старине и классической общественной иерархии могла бы найти себе реальный исход. Ибо эти начала были бы в

зримой форме воплощены в авторитете какой-то аристократии, и аристократия эта осязательно воспринималась бы как подлинный образец личного поведения и ведения общественных дел.

Именно в данном пункте американские публицисты консервативного направления запутались и пребывают в замешательстве. Их замешательство отчасти объясняется страхом, вызванным тем, что они сталкиваются в Америке с затопляющей все и вся либеральной риторикой; запутались же они главным образом в двух следующих простых фактах, относящихся к американским социальным верхам в целом и к правящим кругам в частности. Эти факты таковы.

Люди, пребывающие в верхах, не подходят под образцы совершенства, выдвинутые консервативной теорией элиты. И у них нет какой-либо идеологии, которая по-настоящему годилась бы для общественных целей.

Крупнейшие богачи Америки всегда отличались самым убогим культурным уровнем: они могли служить образцами лишь в сугубо материальной области, в области наживы и накопления денег. Единственная основа их авторитета – материальный успех. Можно было бы, конечно, предаваться тоске по почтенным семействам прежних времен и их последним