2. Сущность судебного решения

Сущность судебного решения является одной из дискуссионных проблем науки гражданского процессуального права. Остановимся на ней подробнее.

При рассмотрении данного вопроса представители отечественной дореволюционной процессуальной науки в большинстве своем руководствовались мнением законодателя, выраженным в отдельных разъяснениях Правительствующего Сената Законодательных мотивов к Уставу гражданского судопроизводства 1864 г.*(35)

Например, И.Е. Эгельман определял сущность решения как ту его часть, в которой говорится, что стороне присуждается или в чем ей отказывается*(36).

Изучение дореволюционной процессуальной литературы свидетельствует, что такое видение сущности решения по гражданскому делу являлось общепринятым*(37). Вне сомнения, это было обусловлено содержанием действующего в то время процессуального законодательства.

Таким образом, в отечественной дореволюционной процессуальной науке в качестве сущности решения рассматривался собственно ответ суда по существу заявленных требований.

В советский период вопросы о правовой природе и сущности судебного решения получили иное разрешение.

Необходимо отметить, что комплекс проблем, связанных с институтом судебного решения, являлся в советской процессуальной науке достаточно исследованным. Причем данная проблематика интересовала не только процессуалистов, но и специалистов в области общей теории права. Все это обусловило множественность точек зрения на сущность судебного решения.

Их число еще более увеличилось ввиду того, что при ответе на поставленный вопрос правоведы исходили из абсолютно разных отправных точек: пользовались различными критериями, могущими продемонстрировать основные сущностные характеристики решения.

Анализ литературы показывает, что в отдельных работах такими критериями, в частности, выступали: задачи, форма судебной деятельности и ее содержание*(38); назначение и сущность правосудия*(39); специфика судебной деятельности*(40); природа применяемой судом нормы материального права*(41) и др.*(42)

Считая один из приведенных критериев наиболее значимым, ключевым, различные авторы соответственно по-разному определяли и сущность решения.

Имеющиеся точки зрения по поставленному вопросу с некоторой долей условности можно подразделить на две основные группы*(43).

К первой из них отнесем две позиции, которые, не являясь полностью взаимоисключающими, при этом создают уже ставшую традиционной для отечественной науки гражданского процессуального права дискуссию.

По мнению таких ученых, как С.Н. Абрамов, М.А. Викут, Н.Б. Зейдер, К.И. Комиссаров и др., сущность всякого судебного решения определяется единством в ней двух сущностных составляющих: "приказа" (императивного элемента; веления) и "подтверждения" (декларативного элемента; констатации).

Отправным пунктом теории приказа является положение, согласно которому роль суда выходит за рамки констатации наличия или отсутствия спорных фактов или правоотношений. Достижение целей правосудия в рамках простой констатации наличия или отсутствия оспариваемого факта или правоотношения невозможно. Восстановление нарушенных прав гарантируется, а часто и сопровождается мерами принуждения, реализуемыми судом посредством применения его властных полномочий. Приказ, содержащийся в решении, представляет собой форму проявления судебной власти при разрешении дела.

Так, Н.Б. Зейдер в своих работах утверждал, что представление о решении суда как об акте подтверждения и приказа одновременно вытекает из самой природы правосудия*(44). По мнению автора, "приказ органа государства - суда - является следствием наличия или отсутствия находящегося под спором субъективного права или факта, имеющего юридическое значение. Такое подтверждение в судебном решении является обязательной предпосылкой приказа, содержащегося в судебном решении"*(45).

Соглашаясь с мнением сторонников "теории подтверждения" о том, что для разрешения спора о факте или праве суд должен предварительно подтвердить наличие либо отсутствие известного права, Н.Б. Зейдер считал, что в "теории подтверждения" дается узкая трактовка роли суда в разрешении дела.

Разделяя эту точку зрения, Л.Н. Завадская выделяет оба элемента сущности решения в числе сформулированных Н.Б. Зейдером сущностных признаков, отличающих решение от иных юрисдикционных актов*(46). Приказ при этом представляется ей неотъемлемым самостоятельным признаком судебного решения.

"Теория приказа" порой получает поддержку со стороны современных исследователей. Так, И. Жевак обосновывает следующий вывод: "...судебное решение, являясь, с одной стороны, подтверждением наличия или отсутствия правоотношения и формой реализации правовой нормы, устанавливающей взаимное поведение участников, а с другой стороны, решение содержит приказ, обязывающий всех, кому оно адресовано, руководствоваться данным решением как презумпцией"*(47).

В числе сторонников "теории приказа" можно назвать и видного представителя науки общей теории права - С.С. Алексеева, который, наряду с логическими выводами суда по существу поставленного перед ним правового вопроса, в судебном решении усматривает также государственно-властное предписание, веление, исполнение которого обеспечено силой государственного принуждения. По мнению ученого, наличием именно этого элемента сущности всякого судебного решения по юридическому делу определяется общественная потребность в таком решении как продукте правосудия*(48).

Вместе с тем М.А. Гурвич, а вслед за ним и такие процессуалисты, как Т.Е. Абова, Р.Е. Гукасян, Д.И. Полумордвинов, В.М. Семенов, П.Я. Трубников, отрицали существование наряду с констатацией приказа как особого сущностного элемента решения по гражданскому делу. Сущностью же решения данные авторы считают официальное подтверждение существования или несуществования утверждаемого права, факта*(49).

Данная группа исследователей отмечает, что в судебном решении не существует особого наряду с подтверждением элемента - приказа, служащего источником принудительной силы решения. Поэтому судебное подтверждение рассматривается ими не только в качестве логических суждений и вывода суда по делу, но и в качестве государственно-властного предписания, сообщающего определенность и неоспоримость правоотношению, установленному судом.

Обосновывая такую позицию, М.А. Гурвич указывал, что неопределенность в существовании или содержании субъективного права может быть устранена "только суждением суда о том, существует ли правоотношение и, если существует, каково его действительное содержание. Такое суждение является не чем иным, как подтверждением субъективного права и обязанности или их отсутствия"*(50). Судебное предписание (так называемый приказ) М.А. Гурвич и его сторонники считали не отдельным элементом сущности решения, а формой, в которой высказывается подтверждение. Присуждение ответчика к исполнению обязанности связывалось автором с определенностью и неоспоримостью субъективного права, установленного судом и подтвержденного судебным решением*(51).

Императивность судебного подтверждения обосновывалась Д.И. Полумордвиновым и К.С. Юдельсоном не наличием в природе судебного решения приказа, а существом самой деятельности суда как властного субъекта процесса, выступающего от имени государства*(52).

Устранение спорности и сомнительности осуществляется решением посредством выявления наличия или отсутствия тех или иных фактов и правоотношений. После их выявления суд на основе исследования имеющейся доказательственной базы устанавливает достоверность своего суждения об этих фактах и правоотношениях, а затем в своем решении подтверждает либо опровергает существование оспариваемого правоотношения между сторонами, обратившимися в суд. Иными словами, в разрешении спора суду отводится главным образом познавательная роль*(53).

На первый взгляд, последняя из приведенных позиций (теория подтверждения) представляется более убедительной по следующим причинам.

Судебной деятельности по осуществлению правосудия изначально свойственна властность, и, коль скоро результатом этой деятельности является судебное постановление по существу дела, такая властность сообщается и всему содержанию решения суда. Не признав это, затруднительно было бы определить смысл, цель существования суда и правосудия в целом. Являя собой сложный, но единый социально-правовой институт, судебное решение представляет собой результат процесса официального разрешения гражданского дела в рамках установленной на уровне закона процессуальной формы.

Поэтому следует согласиться с М.А. Гурвичем и его сторонниками в том, что состоявшееся по делу судебное подтверждение не может не носить императивного характера, определяемого, в конечном счете, властностью самого правосудия. Власть суда при этом, в конечном счете, направлена лишь на устранение спорности и сомнительности правоотношения*(54).

Вполне обоснованными представляются и доводы, приведенные М.Г. Авдюковым, который указывал на недостатки "теории приказа". По мнению исследователя, данная теория объясняет сущность судебного решения несколько усеченно, не учитывая изначального государственно-властного характера норм права, на которых основывается судебное решение. Автор обосновывал эту позицию тем, что, исследуя факты и правоотношения и оценивая их достоверность посредством имеющихся доказательств, суд выполняет лишь познавательную функцию. После установления факта существования утверждаемого заинтересованным лицом правоотношения суд в своем решении только фиксирует факт наличия прав и обязанностей. Сами же эти права и соответствующие им обязанности порождаются вовсе не решением суда, а нормой права, предписывающей участникам правоотношения их должное поведение. Сделав вывод об отсутствии правоотношения, основанного на законе, суд не может по своему усмотрению установить в решении субъективные права и обязанности. В силу несоответствия положениям материального закона такое решение не будет правосудным, т.е. не может повлечь никаких последствий*(55).

Заслуживает внимания также аргумент, приведенный в пользу "теории подтверждения" А.А. Князевым. Автор обращает внимание на то, что императивность судебного решения по отношению к участникам процесса и иным лицам различна, в то время как сторонники "теории приказа" утверждают самостоятельное значение императивного элемента в рамках судебного решения, его единый и универсально-властный характер*(56).

Ко второй группе точек зрения на сущность судебного решения отнесем, во-первых, позиции тех авторов, которые прямо выступают против раскрытия данной категории через соотношение в ней элементов "приказа" и "подтверждения" (М.Г. Авдюков, А.Ф. Клейнман, Л.В. Левшин*(57)); во-вторых, позиции правоведов, которые при определении сущности решения указывают на элемент подтверждения лишь как на одну из сущностных характеристик решения (А.А. Добровольский, С.А. Иванова, Н.А. Чечина, Д.М. Чечот*(58)); в-третьих, процессуалистов, которые при ответе на поставленный вопрос вообще не упоминают императивного и декларативного элементов сущности решения суда (О.В. Иванов, И. Чан*(59)).

В частности, против определения сущности судебного решения через соотношение в нем императивного и декларативного элементов выступал М.Г. Авдюков. Автор утверждал, что сущность всякого судебного решения состоит в том, что оно является актом защиты прав и законных интересов сторон, а также правопорядка в целом*(60). Таким образом, по существу правовед отождествлял сущность судебного решения и его понятие.

М.Г. Авдюков усматривал в предоставляемой судом защите субъективного права два момента: признание существующими тех прав и законных интересов, о защите которых просит истец (заявитель), осуществляемое посредством исследования фактической стороны дела, и содействие реальному осуществлению прав, признанных судом существующими. В реализации последнего элемента защиты, по мнению М.Г. Авдюкова, наряду с судом, участвуют и иные государственные органы.

Сходную позицию занимал и А.Ф. Клейнман, по мнению которого сущность судебного решения не может сводиться лишь к подтверждению правоотношений, наряду с приказом либо без него*(61). Соглашаясь с важностью этих двух моментов при определении сущности судебного решения, такую сущность ученый все-таки определяет через основную функцию решения - защиту права*(62).

При этом в числе сущностных элементов (признаков) А.Ф. Клейнман называл применение судом при разрешении дела нормы материального права; процессуальную форму разрешения дела; фактические обстоятельства дела; действие решения, т.е. его законную силу*(63).

Позиции других ученых - А.А. Добровольского, С.А. Ивановой, как уже было отмечено, близки к научным взглядам М.Г. Авдюкова и А.Ф. Клейнмана. Однако эти авторы не исключали в механизме защиты нарушенного или оспоренного права, составляющей сущность судебного решения, особой значимости того самого элемента подтверждения*(64), на главенстве которого при определении сущности решения настаивают М.А. Гурвич, Д.И. Полумордвинов и их сторонники.

По мнению Н.А. Чечиной, правовую природу и сущность судебного решения следует определять посредством изучения свойств нормы права, примененной судом по данному делу. Согласно представлениям автора, судебное решение - это разновидность актов, направленных на принудительную реализацию (в форме применения) материальной правовой нормы. Таким образом, сущность судебного решения Н.А. Чечина определяет через сущность нормы права и ее социально-правовое значение*(65).

Относясь к числу правоведов, не придающих определяющего значения декларативному и императивному моментам решения, И. Чан усматривал сущность последнего в его способности к разрешению тех противоречий в спорном правоотношении, за устранением которых заинтересованные лица обратились в суд. При этом И. Чан подчеркивал общесоциальное предназначение решения, призванного устранять деструктивные социальные противоречия*(66).

Отдельные авторы в своих исследованиях приходят к выводу о том, что приведенная выше дискуссия, выраженная в соперничестве теорий "приказа" и "подтверждения" как таковая, утратила свой предмет. Такое мнение было высказано, например, О.В. Ивановым*(67).

Обосновывая данный вывод, автор обращает внимание на то, что дискутирующие представители обеих концепций сущности судебного решения соглашаются с наличием в каждом решении суда как декларативного (подтверждения прав, фактов, правоотношений), так и императивного (веления) моментов. Только при этом первые авторы рассматривают приказ как отдельный элемент сущности решения, а другие, объясняя императивность каждого судебного решения властной природой правосудия, не считают веление самостоятельным моментом, свойством, образующим сущность решения.

Анализируя аргументацию сторонников обеих точек зрения, сам О.В. Иванов пришел к выводу о том, что декларативный и императивный моменты являются не свойствами сущности судебного решения, а способами ее выражения*(68).

Сущность решения суда как таковую автор считал возможным охарактеризовать только путем перечисления тех признаков решения, которые носят наиболее существенный характер. К таким признакам он относил: властность судебного предписания, выраженную прежде всего в общеобязательности решения; правоприменительный характер решения (решение есть результат применения материального и процессуального права); решение есть средство реализации судебной защиты прав и законных интересов; решение призвано сохранить установленный правопорядок; судебное решение обеспечивает воспитательно-профилактическое воздействие на правосознание граждан, убеждает их в эффективности и справедливости правосудия; и, наконец, всякое решение имеет четко установленную внешнюю форму его выражения, характеризующую его как процессуальный документ.

Последняя из приведенных точек зрения по вопросу о сущности судебного решения представляется наиболее убедительной по следующим причинам.

Если обратиться к этимологии слова "сущность", то философия определяет эту категорию как "самое главное и существенное в ком-, чем-либо, внутреннее содержание, суть"*(69).

Как уже было показано, такое явление, как судебное решение, является сложной комплексной категорией, что, безусловно, затрудняет однозначное определение его сущности.

Для определения сущности всякого явления, прежде всего, необходимо выделить те признаки (критерии), которые определяют его внутреннюю основу, специфику, находятся в тесной связи с его существенными характеристиками.

Как было отмечено, среди исследователей природы судебного решения отсутствует единое мнение по вопросу о таких признаках, которые исчерпывающе раскрывают его сущность, что и определяет множественность ответов на основной вопрос.

Выявив сущностные признаки, их следует синтезировать для того, чтобы получить представление о сложном, но едином понятии (явлении), сущность которого раскрывается. Такой порядок определения сущности решения отвечает фундаментальным положениям логики и философии*(70).

В связи с этим наиболее правильным представляется раскрытие сущности судебного решения посредством перечисления тех его признаков, которые, относясь каждый к отдельному аспекту, в совокупности и единстве позволяют охарактеризовать его правовую природу*(71).

Определение же сущности судебного решения с позиции соотношения в его природе декларативного и императивного моментов не лишено оснований, однако видится не совсем полным, поскольку не отражает многих сущностных характеристик изучаемого явления.

Так, теории "приказа" и "подтверждения" не позволяют отразить в рамках сущности судебного решения некоторые его свойства как средства реализации задач правосудия по гражданскому делу; не раскрывают общесоциального значения решения; не в полной мере учитывают такие представления о сущности и неотъемлемых свойствах решения, которые характеризуют его суть и функциональное назначение.

Кроме того, дискуссия о том, является ли так называемый "приказ" самостоятельной характеристикой сущности решения или просто обусловленной природой правосудия формой, в которую облекается единственный элемент решения - "подтверждение", не имеет определяющего значения при ответе на вопрос о сущности решения как таковой.

Поэтому позиция, сформулированная О.В. Ивановым при характеристике сущности судебного решения как явления социальной действительности, видится наиболее убедительной; отражает сложную социально-правовую природу судебного решения*(72). Следует согласиться и с признаками, которые были выделены автором в качестве сущностных свойств решения по гражданскому делу.

С учетом изложенного можно сделать следующий вывод.

Сущность судебного решения заключается в том, что оно является судебным постановлением, разрешающим гражданское дело по существу в результате применения норм права к установленным в рамках состязательной процессуальной формы его фактическим обстоятельствам в целях защиты прав и законных интересов заинтересованных лиц, государства и общества в целом и охраны существующего правопорядка.