Проблема социально-исторического прогнозирования

Но возможно ли такое предсказание, если следовать духу и логике экзистенциальной социологии? Действительно, невозможность социально-исторического прогноза неизбежно следует из того факта, что в целостном обществе всегда наличествуют в качестве одного из полюсов социального континуума неинституциональные элементы, не поддающиеся рациональному изучению и учету. Некоторая часть общества, согласно Тирикьяну, принципиально не институционализируется. Отсюда ‑ несоответствие всякого прогноза реальности. Отсюда ‑ неизбежность того, что всякое планируемое социальное изменение, основанное на социально-историческом прогнозе, не может быть осуществлено в том виде, в каком оно было задумано. Не учтенные (и принципиально не могущие быть учтенными) в процессе планирования глубинные влияния культурной основы нарушат предполагаемый ход изменения или сделают его невозможным вообще.

Правда, сам Тирикьян вполне в духе собственного метода (т.е. необоснованно) говорит не о невозможности, но об ограниченности прогноза, предлагая малоубедительную схему прогнозирования, состоящую в сопоставлении структурных характеристик настоящего с теми структурными характеристиками, которые в исторических ситуациях прошлого предшествовали определенному ходу событий, и в продуцировании на этой основе более или менее вероятных суждений о возможном ходе социально-историческою процесса²¹¹.

156

Однако есть все-таки нечто в социальной жизни, что экзистенциальная социология берется предсказывать довольно однозначно. Это кризисный пункт социального развития ‑ момент революции. В одной из своих работ Тирикьян выдвигает идею так называемого индекса революционного потенциала. Такой индекс должен представлять собой сумму эмпирических индикаторов, свидетельствующих о наступающем «скачке» в развитии социальной организации.

Индикаторы эти следующие: возрастание степени урбанизации, широкое распространение сексуального промискуитета и исчезновение общественной нетерпимости по отношению к нему, значительное возрастание неинституционализированных религиозных феноменов. Такой индекс мыслится Тирикьяном как своеобразный барометр, предсказывающий революционную бурю. Он представляет собой шкалу интервалов, где нулевое значение произвольно, а интервалы между значениями равны.

Точка О представляет собой некоторое гипотетическое состояние «утопии». Отсутствуют напряжения, могущие вести к трансформации социальной системы; ни один элемент системы, ни одна группа не мыслит даже возможности иной общественной организации, отсутствуют противоречия между моралью и актуальной эмпирической деятельностью. Общество представляет собой «гомогенную моральную общность».

Точка 1 ‑ момент кризиса, кульминация революции, момент полной анархии и «безнормия», разрушения старой институциональной структуры. «Взрыв моральной общины, конституирующей старое общество»²¹², ‑ так характеризирует Тирикьян ситуацию революционной бури.

Промежуточные точки шкалы предполагают промежуточные уровни социальной деструкции. При уровне социальной дезорганизации выше 0,85 ход событий, по предположению Тирикьяна, неизбежно приведет к революции, контрреволюции или другой радикальной альтернативе; во всяком случае гибель и коренное преобразование наличной системы неизбежны.

Следует отметить, что избранные Тирикьяном эмпирические индикаторы действительно выразительны как симптомы надвигающихся социальных перемен. Он совершенно справедливо отмечает явление падения или утраты эффективности социальными структурами и институтами при переходе ими некоторой эколо-

157

гической или демографической границы, в частности в ходе процесса урбанизации. Он правильно отмечает, что разложение господствующей морали и общее падение нравственности бывает характерно для предреволюционной ситуации. Наконец, можно согласиться с тем, что в предреволюционные эпохи налицо бывает оживление в сфере неинституционализированной религии. Можно усомниться, являются ли эти индикаторы если не исчерпывающими, то хотя бы основными показателями надвигающейся революционной бури (а они таковыми не являются, ибо не учитывают поляризацию социальных сил и возникновение новой социальной организации в недрах старой, распадающейся). Но суть дела заключается в ином.

Тирикьяновский «барометр революции» если и будет действовать, то не благодаря, а вопреки общей «экзистенциально-социологической» схеме. Дело в том, что, пытаясь обосновать свое понимание революционной ситуации, Тирикьян обращается к объективным процессам, делающим невозможным существование социальных структур и институтов, воплощающих и поддерживающих старую мораль. В данном случае это процессы эколого-демографического характера. Недаром Тирикьян ставит на первое место индикатор урбанизации, а разложение старой и зарождение новой морали ‑ на последующие места. За общей для всей его концепции субъективистской фразеологией в данном случае прячутся вульгарно-материалистические концепции экологического и демографического детерминизма. Посылка и следствие, фундаментальные для «экзистенциальной социологии», здесь меняются местами, благодаря чему «индекс революционного потенциала» приобретает правдоподобный характер если не в теоретическом, то во всяком случае в эмпирическом отношении.

В рассуждениях Тирикьяна о социальной революции чувствуется сильное влияние марксизма, в частности в терминологическом отношении. Тирикьян постоянно говорит о «скачке», о «перерыве постепенности» и т.д. Однако истинный дух марксистской диалектики чужд его концепции. Псевдомарксистская «диалектическая» терминология не несет в себе диалектического содержания. Диалектический «скачок» закономерен, у Тирикьяна он иррационален; диалектика Маркса ‑ отражение объективной диалектики социального процесса, «диалектика» Тирикьяна ‑ произвольная субъективистская конструкция; диалектика революции Маркса содержательна, ибо опирается на его учение об общественно-экономических формациях и закономерном переходе одной формации в другую, «диалектика» Тирикьяна формальна ‑ она фиксирует «скачок», пренебрегая его содержанием. В концепции социальной революции Тирикьяна, как, впрочем, и в

158

других частях «структурной социологии», слишком бросаются в глаза следы поспешной вульгаризации.

Экзистенциальная социология Тирикьяна со всеми ее пороками весьма характерна для современного этапа развития буржуазной социологии. Эпоха безраздельного господства позитивизма и структурного функционализма отошла в прошлое. Огромная заслуга в этом принадлежит марксизму.

Усиление влияния марксистской мысли заставляет буржуазию искать теоретическую альтернативу марксизму, могущую совместить в себе все его достоинства: глубину и философичность, историзм, критичность, принципиальное неприятие statusquoи т.д. Более того, определенные социальные процессы в буржуазном обществе, связанные с «омассовлением» леворадикальных ориентации, сделали эти теоретические марксистские лозунги модой, ходовым товаром на идеологическом рынке. И «экзистенциальная социология» блестяще воплотила в себе все потребное для продвижения на этом рынке. Во-первых, для нее характерна открытая приверженность определенным философским принципам. Во-вторых, она не принимает наличный социальный порядок за последнюю реальность, пытаясь выявить латентные конституирующие структуры социальной жизни. В-третьих, она интегративна в том смысле, что общая социологическая теория мыслится ею как синтез теорий различных наук, исследующих общество, ‑ социологии, антропологии, истории и т.д. В-четвертых, «экзистенциальная социология» исторична, ибо рассматривает общество в становлении, в единстве изменения и структуры. В-пятых, она критична уже в самих своих основаниях, ибо она постулирует открытость всякой социальной системы и неизбежность ее революционного изменения. Но за этими благородными лозунгами на деле скрывается идеализация, релятивизм, эклектизм, отсутствие теоретической глубины, зачастую даже ‑ дешевая спекуляция на положениях, буквально выстраданных иными учеными.

Едва ли не самым ярким тому примером является «вольное» освоение Тирикьяном марксистско-ленинской теории социалистической революции. В контексте марксистской мысли эта теория является неотъемлемым элементом целостной картины диалектического развития общественных форм. В ее вульгаризированном виде у Тирикьяна концепция социальной революции, лишенная своего глубинного смыслового содержания, превращается в бесплодный формалистический выверт, содержащий мысли столь же очевидные, сколь и необязательные. То же самое в принципе можно сказать о любой из основополагающих идей «экзистенциальной социологии» Э. Тирикьяна.

159

Как мы старались показать, излагая различные версии субъективистской социологии, теории этого направления (к которому мы причисляем целый ряд теоретиков от Дж.Г. Мида до Г. Гарфинкеля) сосредоточиваются преимущественно на анализе человеческого сознания, толкуя последнее в качестве единственного и исключительного основополагающего фактора социальной жизни. Всем им присуще игнорирование объективной материальной обусловленности жизни общества, что логическим образом приводит их сторонников к утверждению «безграничности» человеческой свободы, осознание которой дает якобы возможность преодолеть характерное для современного буржуазного общества всеобщее отчуждение, найти смысл и восстановить попранное достоинство человеческого существования. Неудача такого рода попыток обусловлена, как уже говорилось, односторонностью и метафизичностью субъективистского подхода, с необходимостью либо растворяющего общество в процессах его осознания, в представлениях о нем (если субъективистская позиция проводится достаточно строго, как, например, в этнометодологии Гарфинкеля), либо вырождающегося в субъективистскую экзальтацию (когда теоретические аргументы подменяются морализаторством, этическими призывами).

Ограниченность субъективистских теорий зачастую осознается самими буржуазными социологами, так же, впрочем, как и ограниченность их натуралистических соперников. Именно осознание неудачи двух главнейших теоретических ориентации ‑ натуралистической и субъективистской ‑ заставляет буржуазных социологов в поисках диалектического определения своего предмета все чаще обращаться к теоретическому наследию Маркса, к диалектике вообще. С этим процессом оказалось связанным возникновение еще одной, так называемой «диалектической» ориентации в буржуазной теоретической социологии, пытающейся совместить в единой понятийной схеме как активность человеческого сознания, так и объективные характеристики развертывающегося общественного процесса.