Белгородский диалог. Сборник статей

бурной эпохе. Одним из героев и стал Херевард. Цикл песен в честь него был назван «Деяния Хереварда». Здесь он прославляется как глава отряда вольных стрелков, который скрывался в лесах и боролся с нормандцами. Возможно, именно Херевард и стал прототипом будущего персонажа Робина Гуда33.

С подавлением очага на Эли Вильгельм устранил оппозиционные силы в стране. Сопротивление новому королю прекратилось. Вскоре были улажены отношения с Шотландией34. В Англии не осталось ни одного крупного лидера, который мог бы организовать сопротивление Вильгельму. В отличие от населения Англии и крупной знати Вильгельму оказывала поддержку церковь. Сам король был приверженцем реформы церкви, что объединяло его с английским духовенством. Некоторые церковные деятели изначально были сторонниками короля. Это относится к епископу Уэльса, епископу Лондона. Вильгельма открыто поддержал архиепископ Йорка Элдред. Поддержка церкви была на руку Вильгельму, так как общественное мнение определялось во многом благодаря священнослужителям35.

В последующие годы отношение к нормандскому завоеванию было разным. Вильям Мальмсберийский в своем труде «История английских королей» пытается дать связную историю своей страны без англосаксонских или нормандских пристрастий. В принципе, можно сказать, что он выступает как сторонник преемственности между англосаксонской и нормандской культурой, хотя и признает некий разрыв36. Это прослеживается и в его переводе с древнеанглийского на латинский труда Колемана «Житие Вульфстана». Епископ Вульфстан является здесь связующим звеном между старым и новым, так как жил в эпоху Эдуарда и Вильгельма. А вот автор «Жизнеописания Эдуарда Исповедника» Элред Ривоский, наоборот, говорит о «разрыве» и не знает, «что ему делать, о ком ему писать, когда все погибли»37.

Среди англосаксов в период после завоевания особой популярностью пользовались песни и легенды о различных героях, борющихся с иноземцами. Это и песни про Хереварда, о которых уже говорилось, и рассказы о легендарном короле Артуре, которые пользуются особой популярностью в последующие года. Возможно, популярность легенд о короле Артуре как раз связана с нормандским завоеванием. Артур предстает как защитник населения от завоевателей, каким представлялся и Херевард. А значит, в памяти населения еще были сильны воспоминания о тех тяжелых годах. И возможно, не случайно, то, что в период после завоевания среди англосаксов были популярны различные предания об англосаксонских королях, в особенности об Альфреде, который известен освобождением Англии от скандинавов38.

Нормандское завоевание оставило глубокий след не только в истории Англии, но и в памяти современников этих событий, в памяти последующих поколений. Как мы видим, люди того времени по-разному отнесли к нему. Разное отношение к нему было и в последующие столетия. Во все времена существовало неоднозначное мнение по поводу завоевания и изменений, которое оно принесло с собой. Противниками власти нового короля выступали, прежде всего, жители, которых не устраивали новые порядки, новые налоги, захват их земель. Но благодаря каким-то уступкам, компромиссам или посредством силы Вильгельму удалось подавить все народные сопротивления. Недовольны были и крупные эрлы, которые зависели от короля, и боялись потерять свое влияние в государстве с приходом нормандцев. Но в итоге противники Вильгельма были повержены, и почти вся англосаксонская знать была уничтожена. На место англосаксонской знати пришла нормандская знать. Все их поражения были во многом связаны с отсутствием единого и сильного лидера, разрозненностью действий и вмешательством иностранных правителей. В отличие от них духовенство восприняло завоевание не так бурно, как другое население. Оно оказывало определенную поддержку Вильгельму, так как у них имелись общие цели. Естественно, эти события находили отклики в последующее время. Память о завоевании

51

сохранялась довольно долго, и отношение к нему было таким же противоречивым, как и во времена самого завоевания.

Примечания:

1.Anglo-Saxon Chronicle J.A. Giles, editor. London: George Bell and Sons, 1914. – P. 119, 123

2.Дэвид Дуглас. Вильгельм Завоеватель. Викинг на английском престол // Пер. с англ. Л.А.Игоревского. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2005. – С. 203-206

3.William of Malmesbury, Chronicle of the Kings of England, Translation by Rev. John Sharpe, 1815. J.A. Giles, editor. London: George Bell and Sons, 1904.– P. 278

4.Барлоу Ф. Вильгельм I и нормандское завоевание Англии // Пер. с англ. под ред. к.ф.н. С.В.Иванова. – СПб.: Евразия, 2007. – С. 141-142

5.The Chronicle of Florence of Worcester with the two continuations: Comprising annals of English history, from the departure of the Romans to the reign of Edward I. Translated by Thomas Forester. London.; H.G. Bohn, 1854. – P. 170

6.Зюмтор П. Вильгельм Завоеватель // Пер. с фр. В.Д.Балакина; вступ. ст.

7.Stenton F. Anglo-Saxon England. — Oxford, 1971. – P. 596

8.The ecclesiastical history of England and Normandy by Ordericus Vitalis. Translated by Thomas Forester. Vol. II. London: H.G. Bohn, 1853. – P. 9

9.Зюмтор П. Вильгельм Завоеватель // Пер. с фр. В.Д.Балакина; вступ. ст.

10.The ecclesiastical history of England and Normandy by Ordericus Vitalis. Translated by Thomas Forester. Vol. II. London: H.G. Bohn, 1853. – P. 10-12

11.The Chronicle of Florence of Worcester with the two continuations: Comprising annals of English history, from the departure of the Romans to the reign of Edward I. Translated by Thomas Forester. London.; H.G. Bohn, 1854. – P. 172

12.The ecclesiastical history of England and Normandy by Ordericus Vitalis. Translated by Thomas Forester. Vol. II. London: H.G. Bohn, 1853. – P. 15-16

13.Дэвид Дуглас. Вильгельм Завоеватель. Викинг на английском престол // Пер. с англ. Л.А.Игоревского. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2005. – С. 257-258

14.The ecclesiastical history of England and Normandy by Ordericus Vitalis. Translated by Thomas Forester. Vol. II. London: H.G. Bohn, 1853. – P. 26

15.Барлоу Ф. Вильгельм I и нормандское завоевание Англии // Пер. с англ. под ред. к.ф.н. С.В.Иванова. – СПб.: Евразия, 2007. – С. 157

16.Anglo-Saxon Chronicle J.A. Giles, editor. London: George Bell and Sons, 1914. –

P. 139

17.The Chronicle of Florence of Worcester with the two continuations: Comprising annals of English history, from the departure of the Romans to the reign of Edward I. Translated by Thomas Forester. London.; H.G. Bohn, 1854. – P. 170-171

18.The ecclesiastical history of England and Normandy by Ordericus Vitalis. Translated by Thomas Forester. Vol. II. London: H.G. Bohn, 1853. – P. 5

19.The ecclesiastical history of England and Normandy by Ordericus Vitalis. Translated by Thomas Forester. Vol. II. London: H.G. Bohn, 1853. – P. 19-20

20.Зюмтор П. Вильгельм Завоеватель // Пер. с фр. В.Д.Балакина; вступ.

ст. В. В. Эрлихмана. – М.: Молодая гвардия, 2010. http://www.litmir.net/br/?b=144041&p=65 (дата обращения 12.02.2014)

21. Anglo-Saxon Chronicle J.A. Giles, editor. London: George Bell and Sons, 1914. –

P. 144

52

22.The Chronicle of Florence of Worcester with the two continuations: Comprising annals of English history, from the departure of the Romans to the reign of Edward I. Translated by Thomas Forester. London.; H.G. Bohn, 1854. – P. 173

23.Дэвид Дуглас. Вильгельм Завоеватель. Викинг на английском престол // Пер. с англ. Л.А.Игоревского. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2005. – С. 265-266

24.Anglo-Saxon Chronicle J.A. Giles, editor. London: George Bell and Sons, 1914.

–P. 144

25.The Chronicle of Florence of Worcester with the two continuations: Comprising annals of English history, from the departure of the Romans to the reign of Edward I. Translated by Thomas Forester. London.; H.G. Bohn, 1854. – P. 173-174

26.The ecclesiastical history of England and Normandy by Ordericus Vitalis. Translated by Thomas Forester. Vol. II. London: H.G. Bohn, 1853. – P. 29

27.Дэвид Дуглас. Вильгельм Завоеватель. Викинг на английском престол // Пер. с англ. Л.А.Игоревского. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2005. – С. 269

28.Anglo-Saxon Chronicle J.A. Giles, editor. London: George Bell and Sons, 1914.

–P. 148-149

29.The Chronicle of Florence of Worcester with the two continuations: Comprising annals of English history, from the departure of the Romans to the reign of Edward I. Translated by Thomas Forester. London.; H.G. Bohn, 1854. – P. 177

30.The ecclesiastical history of England and Normandy by Ordericus Vitalis. Translated by Thomas Forester. Vol. II. London: H.G. Bohn, 1853. – P. 45

31.Anglo-Saxon Chronicle J.A. Giles, editor. London: George Bell and Sons, 1914. – P. 148-150

32.Барлоу Ф. Вильгельм I и нормандское завоевание Англии // Пер. с англ. под ред. к.ф.н. С.В.Иванова. – СПб.: Евразия, 2007. – С. 160-161

33.История английской литературы. Том I. Выпуск 1. - М.-Л., Издательство Академии Наук СССР, 1943

34.http://lib.ru/CULTURE/LITSTUDY/history_of_english_litereture1_1.txt (дата обращения 13.02.2014)

35.The Chronicle of Florence of Worcester with the two continuations: Comprising annals of English history, from the departure of the Romans to the reign of Edward I. Translated by Thomas Forester. London.; H.G. Bohn, 1854. – P. 177

36.Дэвид Дуглас. Вильгельм Завоеватель. Викинг на английском престол // Пер. с англ. Л.А.Игоревского. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2005. – С. 261

37.История английской литературы. Том I. Выпуск 1. - М.-Л., Издательство Академии Наук СССР, 1943 http://lib.ru/CULTURE/LITSTUDY/history_of_english_litereture1_1.txt (дата обращения 13.02.2014)

38.Метлицкая З.Ю. Англосаксонская Англия и нормандское завоевание: Аналит. обзор / РАН. ИНИОН. Центр социал. науч.-информ. исслед. Отд. отеч. и зарубеж. истории; Отв.ред. Ястребицкая А.Л.. – М., 2003. – (Сер.: Всеобщая ис-

тория.). – С. 71-74

39.История английской литературы. Том I. Выпуск 1. - М.-Л., Издательство Академии Наук СССР, 1943 http://lib.ru/CULTURE/LITSTUDY/history_of_english_litereture1_1.txt (дата обращения 13.02.2014)

53

ПРОБЛЕМА ВЛИЯНИЯ КРЕСТОВЫХ ПОХОДОВ НА ЭКОНОМИЧЕСКОЕ, ПОЛИТИЧЕСКОЕ И КУЛЬТУРНОЕ РАЗВИТИЕ ВИЗАНТИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

А.С. Ульянова Тульский государственный педагогический университет им. Л.Н.Толстого

В статье рассматриваются вопросы, связанные с влиянием такого события, как крестовые походы, на общее развитие Византии. На основе тщательного анализа источников византийского происхождения, а также известных монографий, посвященных данной проблеме, делается вывод о значении византийского фактора в крестовых походах, а также рассматривается вопрос о причинах утраты Византией значения государства-посредника между Западом и Востоком.

Ключевые слова: развитие, крестоносцы, Византия, историография .

THE PROBLEM OF THE CRUSADE’S INFLUENCE ON THE ECONOMICAL, HISTORICAL AND CULTURAL DEVELOPMENT OF THE BYZANTIUM EMPIRE

A.S.Uljanova

Tula State L.N.Tolstoy Pedagogical University

The questions about the Crusades’ influence on the Byzantium’s general development are observed in the article. Basing on the interpretation of the Byzantium sources and important monographs on this problem the author draws to a conclusion about the significance of the Byzantium factor in the Crusades. Also the reasons of the Byzantium’s forfeit of being the mediator between the East and the West are considered.

Key words: development, the Crusaders, Byzantium, historiography

Крестовые походы представляются обывателю темой уже хорошо изученной и поэтому, может показаться, что данная работа будет лишней в длинном списке на эту тему. Однако это не так. В силу определенных причин, особенностей времени и географии протекания данного процесса, невозможно охватить в полной мере все то, что касалось этого, безусловно, одного из наиважнейших событий средневековья.

Влияние крестовых походов на экономическое, политическое и культурное развитие Византийской империи является той проблемой, которая до сих пор не был полностью освещена ни в одной монографии. В своей работе я сделала акцент на византийские источники. Мой выбор обусловлен интересом к изучению восприятия именно тех народов, которые оказались под влиянием крестовых походов. Из византийских источников наиболее ценными являются "Алексиада" Анна Комниной и история Никиты Хониата.

«Алексиада» – первоклассный исторический источник, единственное произведение, в котором систематически и полно излагается история Византии конца XI – начала XII вв. В основном, придерживаясь хронологической последовательности, Анна повествует о времени царствования отца. Иногда она рассказывает о событиях подробно и обстоятельно, иногда бегло и даже поверхностно, но не опускает ни одного значительного и важного эпизода.

В своей истории Никита Хониат занимается важнейшей эпохой средних веков, когда враждебные отношения запада к востоку достигли самой высокой степени напряжения, разразившись крестовыми походами и основанием латинской империи в Царьграде. Его воззрения на западных крестоносцев и на взаимные отношения востока к западу отличаются глубокой правдой и тонким историческим смыслом, какого не представляют и лучшие памятники западной средневековой литературы.

54

Движение крестоносцев повлекло за собой целый ряд политических, экономических, религиозных, а также культурных изменений в разных государствах мира, как на Западе, так и на Востоке. Для Византии данный период оказался очень тяжёлым. Эта эпоха знаменовала собою начало её упадка и, по мере развития крестоносных движений, выявляла предпосылки к трагической гибели империи1.

Перед тем, как проследить основные тенденции изменений в жизни Византии, целесообразно представить картину империи до начала крестовых походов.

Вконце XI века на долю Византийской империи пришло много трудностей. Во-первых, Византия переживала внутриполитический кризис. Во-вторых, опасность с востока и севера, т.е. со стороны кочевников сельджуков и печенегов, которая прослеживалась во времена правления предшественников Алексея Комнина, ещё более усилилась при нём. Алексей получил государство в состоянии слабости и смуты. По выражению В.Г. Василевского, "Византия тонула в турецком нападении"2. Но, тем не менее, Алексей Комнин был очень талантливым политическим деятелем и даже в таких напряжённых условиях сумел вести грамотную политику. В страшные дни 1091 года Алексей искал себе союзников, как в лице варварских половцев, так и в лице латинского запада, куда было отправлено послание, в котором Алексей просил со всех сторон наёмное войско3. Этот документ рисует явное критическое положение Византии, которая нуждалась в любой помощи. Само послание до наших дней, к сожалению, не дошло. Первоначальная мысль византийского государя получить от Запада лишь наёмные отряды, превратилась постепенно, под влиянием папской проповеди, в идею о крестовом походе. Сам папа рисовал план экспедиции в Константинополь, с целью защиты Византии, так как она является главной защитницей христианства на Востоке4. Можно предположить, что идея крестового похода играла для Византии второстепенное значение, потому что основной задачей была именно защита своего собственного государства. Несомненно, что Византия совсем не ожидала такого количества людей, которое впоследствии прибудет. Дочь Алексея Комнина принцесса Анна сравнила толпу крестоносцев с "песком в море", пытаясь передать этот огромный масштаб. Различные общественные классы в силу своего положения, одобрили идею крестового похода, так как каждый человек преследовал также и личные цели, искал свою собственную выгоду. Например, крестьяне, проживающие в тяжёлых бытовых условиях, надеялись, что благодаря участию в крестовом походе они смогут отсрочить выплату долгов, а верующие люди видели в участии избавление от грехов.

Для Византии крестоносное ополчение оставило негативное впечатление. Алексей Комнин даже в какой-то степени опасался приближения крестоносцев к своему государству. Это ополчение на своём пути совершало многочисленные грабежи и разбои, поэтому питало полное недоверие со стороны императора. Такой негативный отпечаток остался в сознании жителей Византии на протяжении всех крестовых походов5. Не прошло и недели после прибытия полчищ Пустынника, как Алексей I распорядился начать переправу буйных толп на противоположный берег Босфора. С момента вступления крестоносцев на земли империи расставленные на пути их следования отряды византийских войск и конницы союзных кочевых племен, получившие тайный приказ императора бдительно следить за продвижением рыцарей и любыми средствами препятствовать разорению византийской территории, в удобных случаях подвергали войска крестоносцев внезапным и организованным нападениям. Византийским чиновникам, любезно встречавшим и провожавшим крестоносных предводителей, легко было именовать такие инциденты досадными недоразумениями, так как само поведение крестоносцев заслуживало постоянного отпора.

Визвестной мере политика Алексея I была успешной: большинство крестоносных предводителей, отряды которых были кое-где изрядно измотаны и потрепа-

55

ны византийскими войсками, признали себя ленниками империи, обязавшись поставить свои будущие владения в вассальную зависимость от Константинополя6. Это было серьезной дипломатической победой, позволившей впоследствии императору вмешиваться в междоусобия феодалов-завоевателей, вырывая у них из-под носа добычу и постепенно возвращая империи значительные районы Малой Азии, завоеванные турками.

Благодаря этой искусной политике даже наиболее несговорчивые и враждебные империи предводители рыцарей не осмелились открыто порвать с ней, и Алексею I удалось выпроводить непрошенных гостей из столицы без особых с ними столкновений.

И всё-таки, какие же изменения принесли с собой крестоносцы в Византию? Что касается экономики, то денежное хозяйство в то время было в высшей степени расстроено многочисленными военными предприятиями. События, связанные с первым крестовым походом, требовали громадных расходов со стороны византийского государства. Как только многочисленные отряды крестоносцев во время первого крестового похода стали приближаться к стенам Константинополя, сразу встал вопрос, чем кормить этих людей и как их переправлять. Из этого следует, что средств на данное предприятие требовалось немало. Можно с уверенностью сказать о том, что византийский император мало того что справился с этой задачей, так ещё и получил для себя определённую выгоду. Все эти отряды дали императору клятву верности, пусть и без особого желания, но они это сделали. Таким образом, всё, что крестоносцы отвоёвывали дальше, отвоёвывалось как бы для Византии.

Источники сообщают нам о том, что средством для пополнения государственной казны послужила конфискация земельных владений крупных собственников, а также монастырей7. В источниках также содержится любопытный факт о том, что Алексей Комнин прибегал к такой финансовой мере, как порча монеты. Суть этой меры заключалась в том, что наряду с полноценными золотыми монетаминомисмами (солидами), пускались в оборот монеты из сплава серебра или меди с золотом. Новая монета была в три раза дешевле, однако была наравне с прежней золотой монетой. Несомненно, подобная мера возбуждала население и осложняла государственные финансы. Экономика переживала далеко не лучшие времена ещё и изза того, что количество населения, а, следовательно, и платёжные силы страны уменьшились8. Часть населения была уведена в плен, а часть спасалась бегством в прибрежных городах. На долю оставшегося населения легла уплата налогов. Многие были недовольны фискальной политикой, как пишет Никита Хониат9.

Следует ещё обратить внимание на тот момент, что Византия перестала быть посредницей в торговле между востоком и западом в связи с тем, что в эпоху крестовых походов установились прямые торговые сношения итальянских городов с мусульманским востоком.

Экономический упадок Константинополя тяжело отразился на положении населения столицы и чрезвычайно обострил социальную борьбу в городе. У византийского историка Никиты Хониата мы встретим немало рассказов о том, как ремесленники — он именует их часто «чернью» или «смутьянами» — поднимали восстания в Константинополе, нападали на дома знати.

Большой и живой интерес представляет вопрос о развитии византийской культуры в эпоху крестовых походов, так как в результате взаимодействия Византии и Запада, все стороны общественной жизни Византии координально менялись.

Безусловно, напряжённая борьба против норманнов, венецианцев, крестоносцев на западе и сельджуков на востоке породила идеи сохранения древнего величия византийской культуры, патриотического служения своей стране, понимание ценности и значительности ее культуры.

56

Сближение с Западом, что явилось результатом крестовых походов, поставило под вопрос существование Византии как самостоятельного государства. Всё это заставило императоров даже обдумать серьёзно вопрос об унии с католической церковью, так как это могло предотвратить политическую опасность со стороны Запада. При дворе князей и баронов распространялись западные обычаи и развлечения, турниры, праздники и театральные представления. Заметным явлением в культуре Латинской империи после Крестовых походов было творчество трубадуров, многие из которых были участниками четвертого Крестового похода. Разумеется, попытки введения католического вероисповедания и распространения западной культуры в Латинской империи наталкивались на постоянное упорное сопротивление, как православного духовенства, так и широких слоев населения.

Определяющей чертой духовной жизни империи после крестовых походов стало безраздельное господство христианского мировоззрения. Глубокую религиозность стимулировали теперь не столько догматические споры, сколько наступление ислама, которое вели арабы, вдохновляясь "священной войной" и борьбой с язычниками - славянами и проболгарами10. Еще более возросла роль церкви. Нестабильность жизненных устоев, хозяйственная и бытовая неустроенность масс населения, нищета и постоянная опасность со стороны внешнего врага обострили религиозное чувство подданных империи: утверждались дух смирения перед превратностями "мира сего", безропотного подчинения "духовным пастырям", безграничная вера в чудеса и знамения, в спасение через самоотречение и молитву. Стремительно увеличивалось сословие монахов, множилось число монастырей. Как никогда ранее, расцвел культ святых, в особенности поклонение, известным лишь в данной местности, округе, городе; на них как на "собственных" небесных заступников возлагались все надежды.

Несмотря на тяжёлые потрясения в лице врагов, для Византийской умственной жизни эта эпоха стала эпохой расцвета. Это умственное оживление наиболее выразилось при Комниных11. Оно нашло отражение в различных еретических учениях и догматах, с которыми императоры должны были вступить в борьбу, являясь непосредственными защитниками истинной веры. Эта черта эпохи Комнинов нашла своё отражение в так называемом Синодике, т.е. в перечне еретических имён и противоцерковных учений.

Увлечение античною литературой является отличительной чертою того времени. Гомер, Платон, историки Фукидид и Поливий, и другие видные представители античной культуры служили предметом изучения и подражания. Писатели эпохи Комнинов и Ангелов понимали превосходство византийской культуры перед народами Запада, "этими, по словам источника, тёмными и бродячими племенами". Современница Анна Комнина дала нам важный в историческом отношении памятник "Алексиаду"12. В основу Алексиады были положены не только личные наблюдения автора, но и документы государственных архивов, а также дипломатическая переписка и императорские указы. Современная наука признаёт, что "при всех недостатках эти мемуары дочери об отце остаются одним из самых выдающихся произведений средневековой историографии". Интересное произведение времени четвёртого крестового похода и взятия Константинополя в 1204 году, представляет собой большой исторический труд в 20 книгах Никиты Акомината. Будучи близким ко двору при Ангелах, Никита Акоминат достиг высшей ступени чиновничьей лестницы. Несмотря на некую тенденциозность в изложении того или другого царствования, Никита, убеждённый в полном культурном превосходстве "римлянина" над западным "варваром", заслуживает как историк, большого доверия. Ф.И. Успенский пишет: "Никита, уже по тому одному заслуживает изучения, что в своей истории занимается важнейшей эпохой средних веков, когда враждебные отношения запада к востоку достигли самой высокой степени напряжения, разразившись крестовыми походами

57

и основанием Латинской империи в Царьграде. Его воззрения на западных крестоносцев и на взаимные отношения востока к западу отличаются глубокой правдой и тонким историческим смыслом, какого не представляют и лучшие памятники западной средневековой литературы"12.

Несмотря на общий подъём культуры, крестовые походы всё же принесли больше негативных последствий, чем позитивных. Константинополь в XII веке потерял прежнее положение первого ремесленного и торгового центра Европы. Выросли новые города — свободные итальянские республики; тот строгий государственный контроль за константинопольским ремеслом, который в IX—X вв. способствовал развитию производства, в новых условиях становился препятствием, ограничивал предприимчивость мастеров. Действительно, с середины XII в. можно заметить упадок константинопольского ремесла: по подсчетам археологов, большая часть керамики, производимой в Константинополе в конце XII в., была низкого качества (с добавлением дресвы в тесто, с неравномерным обжигом); Константинополь потерял теперь даже свою монополию в ткацком деле — лучшие византийские ткани изготовлялись в Фивах, а дешевые изделия даже привозились сюда из Италии13.

Несомненно, эпоха крестовых походов значительно отразилась на истории Византийской империи, которая впоследствии превратилась в Латинскую империю. Наряду с экономическим и политическим упадком наблюдалась и тенденция развития культуры, что впрочем, является положительной чертой движения крестоносцев14.

Примечания:

1.Васильев А.А. История Византийской империи / Пер. с англ. А. Г. Грушевой. — СПб.: Алетейя, 2000. С.7

2.Василевский В.Г. Византия и печенеги / Журнал Министерства Народного Просвещения. Часть 164 (1872 г.), Отд. II, стр. 116

3.Васильев А.А. Ук.соч. - С.20

4.Васильев А.А. Ук.соч. - С.34

5.Васильев А.А. Ук.соч. - С.32

7.Васильев А.А. Ук.соч. - С.99

8.Theophylacti, archiep. Bulgariae, epist. 24. Migne. P.G., 126, col. 405

9.Nic. Chon., 265-268

10.Лебедев А.П. Исторические очерки состояния Византийско-восточной церкви от конца XI до середины XV века. Изд. 2 / Москва, 1902. С.153

11.Успенский Ф.И. Очерки по истории византийской образованности / Спб, 1892. С.171

12.Успенский Ф.И., цит. соч., предисловие, V

13.Курбатов Г.Л. История Византии. (От античности к феодализму): Учебное пособие для студентов исторических факультетов / Москва, 1984.

Гл. . 14. Каждан А.П., Литаврин Г.Г. Очерки истории Византии и южных славян /

Москва, 1958. Гл. 14, 15

58

МИР И МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ В НОВЕЙШЕЕ ВРЕМЯ

РАСОВЫЙ КОНФЛИКТ 1913 ГОДА В КАЛИФОРНИИ (ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЙ АСПЕКТ)

А.В. Киселёв Белгородский государственный национальный исследовательский университет

В статье воспроизводятся обстоятельства расового конфликта 1913г. в штате Калифорния, повлекшего за собой обострение американо-японских отношений и вызвавшего сильный общественный резонанс по обе стороны Тихого океана. Основное внимание автор уделяет историографии политики администрации президента В. Вильсона (1913-1920) по отношению к Японии и имеющимся в американской науке внутренним противоречиям.

Ключевые слова: японские иммигранты, расовая дискриминация, протесты японского правительства и японской общественности, международная напряженность, апология и критика политики президента В. Вильсона в американской исторической науке.

CALIFORNIA RACIAL CONFLICT IN 1913

(HISTORIOGRAPHY ASPEKT)

A.V. Kyselyov

Belgorod National Research University

The article relates the events of the California racial conflict in 1913 that brought about aggravation of American-Japanese relations causing strong public response on both Pacific coasts. The article focuses on historiography of President W. Wilson’s (1913-1920) administration policy to Japan and some internal conflicts existing in American science.

Key words: Japanese immigrants, racial discrimination, protests of Japanese government and society, international relations, apology and criticism of President W. Wilson’s policy in American historical science.

19 мая 1913г. в Калифорнии был принят закон, который запрещал этническим японцам владеть землей на территории штата. Власти, тем самым, попытались ограничить постоянно раздражавшую их избирателей японскую иммиграцию. Понятно, что все это не могло не обострить американо-японские отношения на межгосударственном уровне.

Что же касается едва вступившего в свои полномочия президента В. Вильсона, то он еще в ходе избирательной кампании говорил калифорнийским политикам, что согласился бы с депортацией не ассимилированных иностранцев1.

Официальная Япония отреагировала на ограничение своих иммигрантов в праве на землевладение довольно болезненно. 4 июля и 10 августа 1913г. правительству США были направленны ноты протеста, и у здания американского посольства в Токио начались митинги.

Видимо, такое развитие ситуации несколько обескуражило В. Вильсона и ввергло его, на какое-то время, в состояние растерянности. Лишь 28 января 1914г. он официально заявил через «Нью-Йорк Таймс», что правительству необходимо считаться с протестами Токио. В противном случае, пояснял президент, это может «вызвать вспышку ярости джингоистских элементов в Японии и, возможно, повлечет за

59

собой смену правительства», а приход к руководству японской политикой джингоистов приведет к осложнению отношений США с этой страной2.

Так получился неожиданный для калифорнийских властей поворот - президент, еще недавно вроде бы поддерживавший их политику, вдруг резко меняет свои взгляды. А вскоре уже появляются заведомо апологетические труды историков, убеждающих общественность в «миролюбии» федеральных властей США и исключительном стремлении к справедливости и взаимопониманию со стороны президента Вильсона.

Согласно утверждению Дж. Эббота, например, президент и большинство нации, в отличие от калифорнийских расистов, якобы неизменно «восхищались Японией и желали ей добра»3.

И, как ни странно, этот официальный миф о «доброжелательности» администрации Вильсона по отношению к Японии оказался необычайно живучим, выдержав испытание временем и породив немалое количество аналогичных выдумок - применительно к другим американским президентам и другим обстоятельствам международных отношений ХХ века.

Однако несколько позднее возникли предпосылки к серьезному анализу именно социально-экономических причин расового конфликта в Калифорнии. В 1926г. Дэвид Хаустон, занимавший в администрации В. Вильсона ответственные должности, вспоминая этот конфликт, писал: «Я беседовал со многими калифорнийцами и нашел, что зачастую они возражают против японцев не только потому, что они радикально отличаются от большинства американского населения этнически, но также и потому, что они искусны, честолюбивы, бережливы и целеустремленны. Многие из тех же самых людей говорили мне, что они не возражали бы против китайцев, поскольку они так же бережливы как и японцы, но будут согласны работать за гроши и влачить жалкое существование»4.

С Хаустоном даже и много лет спустя трудно не согласиться, поскольку он подметил поведенческую особенность жителей Калифорнии, имеющую почти универсальный характер.

Так, и в современной России как должное воспринимается бесправное положение работающих за гроши выходцев из бывших советских республик Средней Азии и Закавказья, но резко отрицательным является отношение коренных жителей русских регионов к успехам приезжих людей в предпринимательской деятельности.

Что же касается ситуации 1913г. в штате Калифорния, то мы вправе сомневаться и в безотчетном «человеколюбии» администрации В. Вильсона, и во внезапно возникших у американского президента «особых симпатиях» по отношению к Японии и японцам.

Кстати сказать, в 1941-м, военном для всего человечества году американский исследователь Гарольд Винэк решительно заявлял, что «годы между окончанием русско-японской и началом первой мировой войны были отмечены на тихоокеанском побережье США нарастанием враждебного чувства по отношению к японским иммигрантам». По его мнению, это было вариацией более раннего предубеждения против китайцев, но «в данный момент враждебность была намного серьезнее, поскольку Япония как держава обладала более сильной мировой позицией»5.

Но в целом социально-экономический подход к проблеме, как и геополитический фактор калифорнийского конфликта, все еще упорно подменялся в американской официальной историографии отвлеченными рассуждениями морализирующего характера.

Так, например, Х. Ноттер утверждал, что Вильсон занялся урегулированием расового конфликта только «с положительным желанием укрепить мир во всем мире»6.

60