Аисткам

полезных книг светского содержания “ко общей народной пользе и прибытку”100.

Первые же преобразования в сфере управления и реорганизации армии привели к неизбежным изменениям в системе органов власти. Ряд старых приказов постепенно исчезали, а вместо них возникали новые, отвечавшие новым задачам страны107. Таковы были, например, Адмиралтейский и Рудокопный приказы. Последний должен был интенсифицировать поиски столь необходимых стране драгоценных металлов. В феврале 1700 г. Петр учредил Палату об уложении, призванную пересмотреть и систематизировать существующее законодательство10^. Это решение царя весьма показательно, ибо свидетельствует о том, что несовершенство законодательной основы государства уже осознавалось. Обращает на себя внимание, что проект указа о введении нового уложения содержал формулу “со всем Освященым собором”109, свидетельствующую о том, что решительно рвать с традиционными формами управления царь еще не собирался. Однако деятельность палаты результата, по крайней мере такого, какой удовлетворял бы Петра, не дала. По мнению Медушевского, Петра не устроил ярко выраженный сословный характер подготовленного проекта110. В нем, в частности, делалась попытка сформулировать в позитивном плане владельческие права дворян: “Всякой помещик и вотчинник при владенье своем в людех и во крестьянех и в бобылях волен”111. Но царь явно не был склонен предоставлять дворянству столь широкие права, полагая, что “волен” во всех своих подданных лишь он сам. Как будет показано ниже, на протяжении всего XVIII столетия дворянство добивалось включения подобной нормы в законодательство, а самодержавие на это не шло, ибо не могло не сознавать, что в результате оно рискует фактически полностью потерять власть над частью населения страны.

Что же касается сословной политики Петра начального периода реформ, то уже тогда она отличалась сугубым прагматизмом. Свидетельством тому, в частности, служат два важных сюжета петровского законодательства — о записи в посад и в армию. В ноябре 1699 г. именным указом было повелено записать в посад всех (включая помещичьих крестьян), торгующих в городах в лавках или имеющих в городских домах “кожевенные и иные какие

102 *tm >’ Глава 2

промыслы”. Не желающим записаться в посад указ предписывал запретить всякую розничную городскую торговлю и промыслы. Исключение делалось для торгующих на гостиных дворах оптом “с возов”, которым было разрешено продолжать это занятие, но в посад их не записывать^. Та же норма была повторена в приговоре Ратуши в марте 1700 г. и вновь в декабре того же года11^. Забегая вперед, отмечу, что она продолжала действовать и много позднее. Так, в резолюции на доклад Главного магистрата от 27 сентября 1723 г. Петр сослался на указ 1699 г. и разъяснил, что в посад следует записывать “вольно” всех, имеющих в городе “домы, лавки и заводы”. Тем же, кто живет в деревне, иметь собственный торг в городах, слободах и портах не разрешалось. Им надлежало продавать свои товары оптом посадским людям^4. Петровское законодательство о записи в посад отличалось от предшествующего. Так, по указу от 19 октября 1688 г. всех крестьян, пришедших в города после 1684 г., было велено “искать судом”^. Причина изменения правительственной политики очевидна: увеличение числа посадских давало надежду получить большие подати. Об этом откровенно говорилось в резолюции 1723 г., призывавшей записывать крестьян, “чьи б ни были”, лишь бы платили “8-гривенныя подушныя деньги”. Обращает на себя внимание, что закон косвенно признавал за помещичьим крестьянином право владения тем, что позднее стали называть “недвижимым имением”. Закон также разрешал крестьянам брать подряды при условии предоставления “свидетельства” от помещика об их платежеспособности^. Своеобразие ситуации заключалось в том, что, записавшись в посад, крестьянин должен был продолжать платить и “подати помещику обыкновенных крестьян”. Таким образом, его сословный статус оказывался весьма неопределенным. При этом помещикам предписывалось не увеличивать оброк в зависимости от достатка записавшегося в посад крестьянина, т. е. государство прямо вмешивалось во взаимоотношения помещика и крестьян.

Тема записи крестьян в солдаты впервые возникает в статьях 1700 г. “О наборе в солдаты вольноопределяющихся”. Устанавливаемые документом нормы достаточно противоречивы. Предписывалось брать в солдаты освобожденных помещиками годных к службе крестьян, а негодных вновь крепостить, не записывая их в счет даточных, с тем, чтобы в даточные помещики сдавали своих дворовых. Крестьян, записавшихся в солдаты и скрывших свою принадлежность помещикам, возвращать владельцам. Холопов же, в том числе беглых, напротив, помещикам не отдавать “до указа”, оставляя им их жен и детей младше 12 лет. Статья 11

предписывала помещичьих крестьян, записавшихся в солдаты, “не учинив побег и разбой”, оставить в солдатах, невзирая на челобитные их прежних помещиков. Однако тут же в статье 19 говорилось: “Которые помещиковы и вотчинниковы крестьяне, покиня тяглые свои жеребья, записались в вольницу, и их отдавать на старые их жеребья”117. В 1702 г. разрешение остаться на военной службе беглым холопам было подтверждено118. Нормы, касающиеся записи холопов и крестьян в армию, неоднократно подтверждались и в последующие годы, когда принципы комплектования армии кардинальным образом изменились. Так, в 1705 г. было велено всех освобожденных по смерти хозяев кабальных холопов свидетельствовать в московском Судном приказе на предмет годности к военной службе11^. В 1707 г. в армию должен быть мобилизован каждый пятый холоп, а указ 1715 г. требовал обязательной регистрации и освидетельствования всех холопов мужского пола от 10 лет120. И уже совсем в иных политических обстоятельствах именной указ Военной коллегии от 7 марта 1721 г. вновь со ссылкой на статьи 1700 г. повелевал: “В Свою Царскаго Величества службу брать, кто волею пойдет, изо всех слуг, какого они чина у господина своего ни были”121. Спустя год уже сенатский вследствие именного указ подтвердил, что всех вольно вступивших в службу следует выключить из подушного оклада с зачетом их как рекрутов и впредь принимать так же, за исключением “деловых людей, которые в подушную перепись написаны в деревнях на пашне”122.

Нетрудно заметить, что все перечисленные выше меры, принятые в 1700 г., носили откровенно прагматический характер и были направлены на скорейшее решение актуальных в тот момент проблем комплектования армии и ее финансового обеспечения. Петр не мог знать, что обе эти проблемы в ближайшие десятилетия станут постоянными, однако уже в тот момент принятые меры “запустили” те процессы, которые получили окончательное оформление много позже. В частности, речь идет о проблеме холопства. Избранный способ формирования новой армии вел “к сужению социальной базы холопства” и создавал основу для последующей полной ликвидации этой категории населения12^. В качестве основного источника комплектования армии холопы были избраны, видимо, потому, что рассматривались как наиболее близкие по своему социальноправовому статусу к вольным в том смысле, что они были связаны договорными отношениями с теми, кто и сами воспринимались государством как холопы. Обязанным

считаться с такими договорами в условиях неразвитости института частной собственности государство себя не чувствовало и, наоборот,

Поражение под Нарвой, как представляется, сыграло решающую роль в формировании характера Петра и проявлении тех его черт, которые обеспечили успех реформ. То был своего рода холодный душ, подействовавший на царя отрезвляюще: заветная цель была гораздо дальше, чем казалось, и чтобы достичь ее, необходимо было трудиться, не покладая рук. Именно этот урок и был наиважнейшим уроком Нарвы. “Когда сие нещастие (или, лучше сказать, великое щастие) получили, — писал впоследствии Петр, — тогда неволя ленность отогнала и ко трудолюбию и искусству день и ночь принудила”125. Между тем сама внешнеполитическая цель вырисовывалась в сознании царя, видимо, уже достаточно ясно. Еще в конце 1698 г. Петр учредил первый российский орден. По своему названию — Св. Апостола Андрея Первозванного — он соответствовал старому шотландскому ордену, ликвидированному после присоединения Шотландии к Англии и восстановленному в 1687 г., но выбор святого для первого ордена был исполнен глубокого политического смысла: согласно преданию, Св. Андрей проповедовал христианство среди балканских и причерноморских народов, в том числе среди скифов. Еще во времена Византии это обстоятельство использовалось православными в спорах с католиками, и теперь царь, носивший имя брата Св. Андрея, как бы подчеркивал правопреемство России по отношению ко Второму Риму. К тому же апостол Андрей считался покровителем путешественников и моряков, а следовательно, его помощь была необходима пробивавшейся к морю России с ее новыми внешнеполитическими амбициями: косой голубой “андреевский” крест (“Cruz Decussata”) вскоре по воле Петра появился на российском военно-морском флаге. Но и это не все. Выбором Св. Андрея подчеркивались, с одной стороны, приверженность царя православию, с другой — единство России со всем христианским миром и ее претензии на одну из ведущих в нем ролей.

В ноябре 1700 г., еще не зная, что дальше предпримут шведы, Петр срочно укрепляет города Новгород и Псков, отдает приказы о формировании новых полков и литье пушек. Уже вскоре набрано 10 полков, а к ноябрю 1701 г. отлито около 300 орудий. Для всего этого нужны металл и деньги. Металл собирают по всей России, снимая, согласно легенде, колокола с церквей, но в декабре 1701 г. дает чугун первая домна на первом уральском заводе, строительство которого началось по приказу царя еще в 1698 г. В начале 1702 г. здесь стали производить железо, по качеству превосходящее европейское. С марта 1700 г. на полную

мощь работают станки монетного двора, чеканя медную монету

облегченного веса. В результате государство получает миллионы рублей прибыли, но курс рубля падает126. С 1701 г. при царе начинает функционировать возглавляемая Н.М. Зотовым Ближняя канцелярия — орган центрального управления, координирующий и контролирующий деятельность приказов, прежде всего в финансовой сфере. Сама Ближняя канцелярия, как считает Анисимов, “являлась типичным для XVII в. счетным приказом”, однако в ее помещении периодически собиралась боярская комиссия из назначенных царем членов — “консилиюм”, занятый решением важнейших вопросов127.

Одновременно царь решительно берется за дело воспитания подданных, принимая на себя заботу о всех сторонах их жизни, включая веру. Когда в октябре 1700 г. умер патриарх Адриан, Петр вместо него назначил “местоблюстителя” патриаршего престола. Следом, в январе 1701 г., последовал указ о создании Монастырского приказа, во главе со светским чиновником, который должен был ведать всеми монастырями и делами священнослужителей128. При этом было велено провести перепись всем монахам, запретив им переход из одного монастыря в другой, отобрать у них бумагу и чернила, чтобы они не имели возможности ничего сочинять, и установлено, сколько денег следует тратить на пропитание каждого монаха, с тем чтобы все остальные доходы монастырей передавались в казну. Постричь в монахи или монахини теперь можно было только с разрешения царя. Таким образом, государственная регламентация образа жизни коснулась и еще одной социальной группы русского общества — духовенства.

Вместе с тем царь явно разделял веру и поддерживал институт церкви, намереваясь сделать последнюю своим орудием и нисколько не посягая на первую. Так, когда в феврале 1701 г. один польский сенатор предложил ему соединить православие с католичеством, Петр отвечал, что “Господь действительно дал царям власть над народами; но над совестию людей властен один Христос, и соединение церквей может совершиться только с божией воли”129. В декабре того же года последовал царский указ, запрещавший в обращениях к царю подписываться уменьшительными именами, падать перед царем на колени и зимой снимать шапки перед царским дворцом1^. Аргументация тут была такова, что не следует воздавать царю почтение, равное с Богом: “Менее низости, более усердия к службе и верности ко мне и государству —

сия то почесть свойственна царю”131. Впрочем, спустя лишь несколько месяцев, в марте 1702 г. была введена новая форма прошений на царское имя, которые предписывалось заканчивать формулой “Вашего величества нижайший раб”132: царь становился хозяином всего населения страны. Это, на первый взгляд, малозначительное нововведение заслуживает того, чтобы на нем остановиться подробнее.

Как известно, в допетровское время служилые люди в своих челобитных на царское имя подписывались “яз холоп твой” в отличие от формулы “сирота твой”, которой пользовались не состоявшие на царской службе. Вполне очевидно, что формула “яз холоп твой” имела древнее происхождение и была связана с тем, что предки значительной части мелких служилых XV—XVII вв. (в основном городовых детей боярских) действительно были холопами великих и удельных князей. Как заметил А.А. Юрганов, “ко-- нечно, всякая формула тускнеет перед живой реальностью и порой даже противоречит ей. Но любому серьезному исследователю средневековой России известно, что в момент возникновения она непременно отражает действительность, являясь ее продуктом”133. С образованием единого Русского государства эта формула была распространена на все чины служилых, вплоть до самых высших, хотя факт холопского происхождения (например, новгородских помещиков, записанных в писцовую книгу Д. Китаева) считался унизительным для родовой чести. Таким образом, использование в челобитных формулы “яз холоп твой”, с одной стороны, приобрело ритуальный характер, но, с другой, отражало сохранявшееся восприятие Русской земли как царской вотчины61 и было тесно связано с образом царской власти. На рубеже XVII—XVIII вв. происходит постепенное переосмысление и образа царской власти62, и представлений о государстве, завершившееся уже в петровское время. Смысл этого процесса был связан с перенесением центра тяжести в двучлене “царь-государство” с первой на вторую его часть. Его можно сравнить с тем, что происходило в средневековой Европе в период образования централизованных государств, когда на смену

вассалитету приходит понятие о под-

•

61С этим связано происхождение русского слова “государство”, принципиально отличающееся от происхождения его аналогов в других европейских языках.

62Своего рода точкой отсчета стал, видимо, указ Федора Алексеевича от 8 июня 1680 г., запрещавший уподоблять царя Богу (см.: Богданов А.П. Федор Алексеевич // Вопр. истории. 1994. № 7. С. 74; Он же. Федор Алексеевич / / Романовы. Исторические портреты. 1613—1762. М., 1997. С. 194).

данных короля63. Распространив на все население страны, вне зависимости от принадлежности к тому или иному социальному слою, единую формулу обращения к царю, Петр как бы законодательно закрепил представление о всем населении страны, как своих подданных. Вместе с тем показательно, что, создавая новую систему взаимоотношений власти с народом, он не нашел в русском языке иного слова, кроме слова “раб”.

Вернемся, однако, в 1702 год. Для обработки умов в декабре царь основывает первую печатную газету — “Ведомости”, в которой публикуются сведения об успехах Российского государства1^4. В том же году в Москве, на Красной площади, строят “комедиальную храмину”

— публичный театр64, в котором играют пьесы об Александре Македонском, Юлии Цезаре, Тамерлане, а также “Лекаря поневоле” Мольера. Медицина, здоровье народа привлекают внимание и самого реформатора: в 1700—1701 гг. в Москве запрещают бесконтрольную продажу трав и всякого зелья и открывают восемь казенных аптек под контролем Посольского приказа1^. Издается указ, под страхом кнута и ссылки запрещающий носить с собой острые ножи, которые столь часто пускали в ход в пьяных драках1^. В начале 1704 г. появляется новый указ: запрещается убивать младенцев, родившихся с физическими недостатками, и хоронить мертвых ранее, чем через три дня после смерти1?7. Регламентируется и институт брака: царским указом устанавливается, что за шесть недель до свадьбы должно быть обручение и за это время жених и невеста вольны переменить решение — впервые в законе утверждается право женщины на выбор1^®.

Весной 1702 г. царь отправился в Архангельск, где провел три месяца, в течение которых было спущено на воду два новых фрегата и заложен 20-пушечный корабль. В Архангельске Петру

63Показательно, что в Западной Европе этот статус первыми обретают жители городов, т. е. процесс изначально шел иначе, чем в России (см.: Стам С.М. Средневековый город и развитие социальной структуры средневекового города / / Классы и сословия средневекового общества. М., 1988. С. 43). Следует также отметить, что применительно к Европе возникновение понятия подданства обычно сопровождает складывание абсолютизма. То обстоятельство, что по времени оно совпадает с образованием единых государств (да и собственно государств в современном значении слова), как представляется, служит еще одним аргументом в пользу необходимости воздержаться от употребления понятия “абсолютизм” в контексте русской истории.

64В публичности — главное отличие петровского театра от театра времен Алексея Михайловича. Теперь эта форма светского искусства перестает быть одним из видов придворных развлечений и становится одним из средств просвещения и воспитания народа.

пришла мысль атаковать Нотебург, и 11 октября после 12-часово- го штурма крепость, переименованная затем в Шлиссельбург — Ключгород, сдалась. В апреле 1703 г. русская армия овладела Ниеншанцем,

итеперь вся Нева от истоков до устья была в руках русских. Чтобы закрепиться на этом месте, решено было построить крепость. Она была заложена 16 мая и названа СанктПетербург. Ей суждено было стать новой столицей новой страны.

Один из красивейших городов мира, Петербург уже скоро триста лет остается символом петровской эпохи, воплощенной мечтой великого преобразователя России. В этом символе как бы соединились

ипротиворечия деяний Петра: изящество, роскошь, изысканность проспектов, площадей, набережных и дворцов на фоне слишком часто мрачного неба, пронзительного ветра и постоянно угрожающей городу воды. С точки зрения здравого смысла трудно было найти место, более неприспособленное для жизни человека. Но и в этом тоже был символ

— символ России, по воле своего властелина преодолевающей стихию. “Построенный на зыбких, болотистых берегах Невы, которые окончательно сложились во времена Христа и Понтия Пилата, — замечает современный российский историк, — Петербург не казался прочным, стабильным, а тем более вечным... этот сильный до вязкости ветер с моря, эта черная нагонная вода, со зловещим плеском пробиравшаяся во все уголки города, придавали мало оптимизма его жителям”^. “Природа объединилась здесь со столь суровым климатом, что она постоянно наполняет человека твердой уверенностью, что это не его естественная среда обитания, — вторит ему американский коллега. — Возведение в подобном месте даже деревни, не говоря уж о метрополии мирового уровня, требовали таких настойчивости и упрямства, какие возможны только при необузданной жажде к наживе или основанной на железной воле решимости самодержца. В любом случае созданное в итоге поселение никогда не могло появиться как результат естественного освоения окружающей среды. Город Петра или любое иное поселение, созданное в этом суровом месте, не могло не стать артефактом человеческой воли”^4^.

Но именно это — искусственность города — возможность создать его заново, на пустом месте, вопреки природе, в соответствии со своими представлениями об идеальном городе и привлекали Петра. Петербург должен был стать для всей России образцом регулярности, разумности, правильно, т. е. по определенным правилам, организованной жизни. Прямые линии улиц и проспек-

тов, пересекающиеся под прямым же углом, определенные указами типы домов для каждой категории жителей с фасадами на улицу, и указами же регламентированные цвет и высота домов, печных труб, потолков и пр. Наконец, одетые в европейское платье жители, вся жизнь которых — и общественная, и частная — подчинялась строгому распорядку.

Еще два аспекта, связанные со строительством Петербурга, заслуживают внимания. Уже в ноябре 1703 г. у строящейся крепости пришвартовался первый иностранный торговый корабль и А.Д. Меншиков, назначенный петербургским губернатором, щедро наградил моряков. С самого начала город замысливался не только как крепость и столица, но и как торговые ворота в Европу. В этом также было противопоставление новой России старой, где главным морским портом был Архангельск. Покровителем Архангельска считался Михаил Архангел, он же и один из святых патронов Московской Руси. Следовательно, и “победа Града Святого Петра над городом Михаила Архангела могла толковаться символически”141.

Однако Петербург был еще и символом внешнеполитических амбиций новой России, свидетельством трансформации старой доктрины “Москва—Третий Рим” из чисто идеологической в политическую. Это проявилось в символике Петербурга, изученной Ю.М. Лотманом и Б.А. Успенским. “Наименование новой столицы Градом Святаго Петра, — отмечали они, — неизбежно ассоциировалось не только с прославлением небесного покровителя Петра Первого, но и с представлением о Петербурге, как о новом Риме. Эта ориентация на Рим проявляется не только в названии столицы, но и в ее гербе... особое значение приобретает подчеркнутое насаждение в Петербурге культов апостолов Петра и Павла. Им посвящается Собор в Петропавловской крепости, что должно было по первоначальному плану совпадать с центром города. В этом нельзя не видеть переклички с местом, которое занимает... собор святого Петра в Риме”. Одновременно “подлинность Петербурга как нового Рима состоит в том, что святость в нем не главенствует, а подчинена государственности. Государственная служба превращается в служение Отечеству и одновременно ведущее к спасению души поклонение Богу”142. Открытие, по выражению А.С. Пушкина, “окна в Европу” не ограничивалось лишь строительством Петербурга. Еще в апреле 1702 г. на свет появился “Манифест о вызове иностранцев в Россию”, в котором, по мнению Н.И. Павленко, “развернута программа царствования

и изложены способы ее реализации ”14^. Действительно, в Манифесте утверждалось, что со своего воцарения Петр стремился к утверждению “всеобщего блага”, заботился о постоянном улучшении “состояния”