§ 3. Предмет доказывания

1. В гражданском судопроизводстве предмет доказывания составляют факты, имеющие отношение к рассматриваемому судом делу и необходимые для вынесения решения. Таков исходный тезис, вокруг которого затем английские нормативные акты, практика и теория начинают создавать удивительно громоздкие конструкции, нередко перекрещивающиеся с другими категориями доказательственного права.

Обязательный элемент предмета доказывания - главные спорные факты (facts in issue). Их выдвигает истец, когда он формирует основание требования, и ответчик, беспокоящийся о защите против иска. Тот, кто убедит суд в правильности своих утверждений, может рассчитывать на благоприятное решение. Доказательственное право не определяет, какие именно главные факты должны образовать фундамент конкретного дела. Эту задачу выполняет право материальное, его нормы устанавливают юридическую значимость действий и событий в области договорных отношений, причинения вреда, наследования, изобретательства и т.д. Заведомо безразличные для права факты исключаются из сферы судебного исследования.

В предмет доказывания входят только те главные факты, которые спорны. Это элементарное для буржуазной юстиции положение, хотя оно не выдерживает критики, если иметь в виду установление объективной истины и обеспечение справедливости. Отделение спорных фактов от бесспорных осуществляется с учетом результатов обмена между сторонами соответствующими объяснениями.

Указанные нормы относительно просты, но даже их применение в некоторых случаях осложняется. Не всегда главные факты представляют собой единичные действия или события. Иногда такой факт включает ряд или множество элементов. Например, небрежность человека, если он выполняет некоторые постоянные обязанности, складывается из серии поступков, каждый из которых должен быть доказан. В таких случаях на практике нужно определять, можно ли какое-то единичное обстоятельство считать элементом главного факта или оно к нему не относится.

В связи с понятием предмета доказывания существенное значение имеет вопрос о том, является ли его составной частью закон? Однозначного ответа дать нельзя. Что касается юридических норм, действующих на территории Англии и Уэльса, то доказывать английскому судье их существование и содержание формально нет необходимости. Древний принцип гласит: судье закон известен (jura novit curia). Однако эта аксиома в буржуазных государствах, как правило, не распространяется на иностранное законодательство. Английская юстиция исходит из концепции, трактующей иностранную норму как "факт", а не как "право". Отсюда, прежде всего, вытекает необходимость ее доказывания заинтересованной стороной при пассивном отношении суда. Недоказанность влечет за собой применение чрезвычайно искусственной и, особенно когда речь идет о праве СССР и других социалистических государств, несправедливой фикции тождества иностранной нормы аналогичной норме английского права*(132).

Длительное время доказательства, касающиеся иностранного закона, оценивались присяжными. Лишь с изданием закона об отправлении правосудия 1920 г. (ныне соответствующее правило содержат акты о Верховном суде 1925 г. и о судах графств 1959 г.) это стало функцией коронных судей. Методы доказывания регламентированы статутами и прецедентами. Предпочтение всегда отдавалось экспертным заключениям, и лучшими знатоками считались судьи или практикующие адвокаты государства, чье право надлежало установить. На втором месте шли юристы, читающие теоретические курсы или получившие соответствующее образование.

Даже представление английскому суду текста иностранного закона обычно не считается достаточным, необходимо его разъяснение экспертами. Законом о доказательствах 1907 г. сделано исключение только для статутов и ордонансов, действующих на подвластных британской короне территориях. Если текст напечатан правительственной типографией, не требуется доказательств, что нормативный акт утвержден полномочным органом. И часто суды Англии соглашаются толковать нормы таких актов без помощи специалистов.

Закон о доказательствах в гражданском судопроизводстве 1972 г. внес некоторые изменения в утвердившиеся ранее формы выяснения содержания иностранных юридических норм. Этот вопрос продолжает оставаться вопросом факта, но методы доказывания упрощены. Комментаторы связывают новеллу с членством Англии в Европейском Экономическом Сообществе.

После вступления в "Общий рынок" проблемы зарубежного законодательства приобрели для Англии большое значение*(133).

Новый статут допускает в качестве эксперта по праву любого государства или территории за границами Англии и Уэльса всякое лицо, которое суд может признать компетентным, исходя из его знаний и опыта. Не требуется, чтобы кандидат занимал какую-нибудь должность или был вправе выполнять какие-либо юридические функции в данной стране (ст. 4). Этим аннулируется множество прецедентов, ограничивавших так или иначе круг возможных кандидатов, а суды фактически получают очень большую свободу выбора. В соответствии со ст. 4 (1) закона 1972 г. суд может разрешить выступить экспертом по праву СССР даже реакционно настроенному зарубежному "советологу".

Если вопрос, касающийся бытия и содержания иностранной нормы, уже был разрешен (до или после утверждения закона 1972 г.) в гражданском или уголовном деле каким-либо высшим судом (т.е. не магистратским судом и не судом графства), то его решение может служить в разбираемом позднее споре о праве гражданском доказательством, на основе которого суд приходит к заключению об иностранном законе. Но на этом сходство с прецедентами исчезает, так как вывод другого суда считается верным, пока не доказано иное, т.е. в отличие от прецедентов его дозволено опровергать. Данная норма вообще перестает действовать при наличии противоречащих друг другу судебных актов относительно иностранного закона.

2. Вторая группа фактов, подлежащих установлению в ходе гражданского процесса, состоит из обстоятельств, которые сами по себе не влияют на материально-правовые отношения, но помогают выяснять главные спорные факты. Эти обстоятельства всегда появляются, когда стороны оперируют косвенными доказательствами, они - обязательный элемент таких доказательств. Подобного рода обстоятельства именуют facts relevant to the issue или evidential facts*(134). Теоретически допустимо исследовать данную группу фактов в связи с определением как понятия предмета доказывания, так и понятия доказательства вообще.

Проблема форм связи главных и побочных фактов рассматривается обычно как проблема относимости (relevancy) доказательств, т.е. дискуссионным считается вопрос о том, какие доказательства суд принимает или отвергает. Но в основе решения этого вопроса лежат рассуждения о способности различных типов доказательственных фактов устанавливать юридические действия и события. Здесь исходными являются уже не правовые критерии, а здравый смысл и опыт*(135), иначе говоря, налицо обычное для английского права сочетание формальной логики, пресловутой житейской мудрости и ограничений, рассчитанных на некомпетентность членов жюри. В конечном счете исключительно велика роль дискреционного усмотрения судей.

Английские юристы (Фипсон, Вигмор, Кросс и другие), констатируя возможность бесчисленного количества комбинаций жизненных обстоятельств, рекомендуют некоторые виды классификации отношений между побочными и юридическими фактами. При этом они в той или иной мере учитывают такие объективные формы связей, как причинные, временные, пространственные и т.п. Например, Кросс вслед за Вигмором дает сложную систему групп косвенных доказательств, каждая из которых обозначена специальным термином. Но автор замечает, что используемые наименования не общеприняты и вопросы терминологии не решены*(136).

Основанием для одной классификации является степень убедительности взаимосвязи между фактами для разумного человека. Низшую ступень занимают недостаточные (insufficient) доказательства, настолько слабые, что им доверять нельзя. Иллюстрация: суд отклонил утверждение, будто причиной закончившегося смертью лица приступа сердечной болезни был полученный им во время работы у ответчика механический удар. По мнению суда, с большей вероятностью такой причиной можно считать плохое пищеварение или прогулки в ветреную погоду. На средней ступени располагаются доказательства, которым разумный человек вправе, но, с точки зрения здравого смысла, не обязан безоговорочно верить (prima facie evidence). Пример: суд причиной смерти рабочего назвал отсутствие защитных ограждений у машины, а не небрежность погибшего. Наконец, высшая степень убедительности (presumptive evidence) имеет место, когда здравомыслящий человек должен прийти к выводу о наличии определенной связи между двумя явлениями, если нет сильных контрдоводов. Так, суд расценил как "почти непреодолимый" довод в пользу презумпции отцовства то, что после открытого ухаживания ответчик вступил в брак с женщиной, у которой через две недели родился ребенок.

Условность такой градации весьма наглядна. Ее подтверждает сам Р. Кросс, говоря о слиянии одной группы с другой и невозможности с точностью установить рубежи каждой из трех категорий убедительности. Но и оговорки его сугубо формальны. И классификация, и ее дефекты охарактеризованы исключительно с абстрактно-логических позиций. В тени остается главное - фигура "разумного человека". Между тем это не бесстрастное счетно-решающее устройство, а вполне реальное лицо - судья, назначенный правительством империалистического государства для защиты интересов монополий.

3. К предмету доказывания имеет отношение еще так называемая доктрина res gestae. Скептические оценки этой доктрины не редкость в английской юриспруденции. Р. Кросс с одобрением цитирует замечание Ф. Поллока, который назвал термин res gestae бессмысленным, скрывающим правду о наличии универсальной формулы для всех видов относимости. Ю. Стоун характеризовал категории такого типа как убежища пестрой толпы концепций, взаимно конфликтующих и образующих движущийся хаос*(137). Аналогичны высказывания судей при вынесении решений. Res gestae - выражение, используемое, чтобы "...набросить респектабельную юридическую мантию на разнородные случаи, к которым нельзя применить точную формулу" (судья Томлин, 1931 г.). Данный термин "...подобно многим латинским фразам часто употребляется для обозначения ситуации, неудовлетворительно передаваемой ясными английскими словами" (судья Вилберфорс, 1971 г.)*(138).

Непосредственное содержание конструкции res gestae, область ее применения, взаимоотношение с другими юридическими категориями неодинаково трактуются юристами. Добавочные трудности возникли после принятия закона о доказательствах 1968 г., допустившего в гражданский процесс производную информацию первой степени, так как доктрина res gestae всегда была тесно связана с правилом hearsay, ограничивая его действие. Теперь же эту функцию взял на себя парламентский акт. Кроме того, удельный вес доктрины стал существенно различным для гражданских и уголовных дел.

Содержание конструкции res gestae сводится к разрешению устанавливать действия, декларации, эпизоды, которые сами главными спорными фактами не являются, но неразрывно с ними связаны, сопутствуют им или объясняют их*(139). Нужно, чтобы указанные действия или заявления совершались одновременно с искомыми фактами. Эту одновременность расценивают как свойство, достаточно мощное для преодоления ряда запретительных доказательственных правил (hearsay, иррелевантность, плохая репутация, оценочные суждения и т.п.). Таким образом, доктрина res gestae позволяет концентрировать внимание суда на моментах, исключаемых нормами запретительного характера.

Вероятно, наиболее простой иллюстрацией доктрины служат заявления, точнее, восклицания людей в момент какого-либо события или тут же после него. Причем не высказывания типа обдуманного рассказа, а непроизвольно вырвавшиеся восклицания под влиянием данного события и содержащие его объяснение. Так, были признаны относимыми выкрик лоцмана при столкновении двух кораблей: "Проклятый штурвал все еще положен направо" (1861 г.); слова умирающего от полученной травмы рабочего: "Я не должен был делать этого" (1952 г.) и т.п. Впрочем, теперь подобного рода восклицания можно доказывать на основании закона 1968 г.

Нужно констатировать, что сложность проблемы res gestae, особенно в части отграничения этой категории от правила hearsay, породила громадную казуистическую практику. Судьями принимаются во внимание очень конкретные особенности дел, трудно уловимые оттенки, которые нередко допускают и другое толкование.

4. Значительную роль в английском институте судебных доказательств играют нормы отрицательного плана, т.е. запрещающие что-либо устанавливать, ограничивающие круг источников информации и т.п. К числу такого рода правил относятся положения об иррелевантных для судебного дела фактах. Теоретики выделяют несколько разновидностей иррелевантности. Характерно, что речь не идет об обстоятельствах, абсолютно никакого отношения к юридическому конфликту не имеющих, т.е. о фактах, отсутствие взаимосвязи которых с делом ясно каждому человеку здравого рассудка. Напротив, исключаются группы фактов, которые, так или иначе, соприкасаются с делом. Они могли бы повлиять на убеждение лица без юридического опыта, но юрист должен считать их безразличными для рассматриваемого спора. Какие же это факты?

Больше по традиции, чем из-за его значимости упоминается стариннейшее правило res inter alios acta - никому не должны вредить действия других лиц. Ныне оно поглощено почти целиком формулой относимости, а в оставшейся части сведено к сумме некоторых примеров из судебной практики. Так, по одному делу в качестве доказательства психического здоровья завещателя не было допущено письмо, направленное ему как абсолютно вменяемому человеку.

Вторую группу составляют так называемые "подобные факты" (similar facts). Основной тезис гласит: запрещено ссылаться на поведение лица в других подобных случаях с целью доказать, что и в исследуемом судом эпизоде оно вело себя аналогично. Однотипность явлений не означает наличия связи между ними, а потому сходство - не доказательство. Конструкция "подобных фактов" исключительно детально и тщательно разрабатывается английской теорией на материалах уголовных дел, хотя общие выводы распространяются также на гражданское судопроизводство. Известным прецедентом служит решение 1810 г. при рассмотрении иска трактирщика к хозяину пивоваренного завода о компенсации убытков из-за доставки плохого пива: суд запретил устанавливать качество пива, поставленного остальным заказчикам, так как это было пиво иной варки. По делу о причинении вреда (1894 г.) судья заявил: "Вы не должны доказывать, например, что некий водитель локомотива - беззаботный человек, с целью подтвердить, что несчастный случай был вызван его неосторожностью". Но вслед за сравнительно простым общим правилом идут исключения, превращающие категорию "подобных фактов" в довольно туманное понятие.

Указывают несколько критериев относимости к делу "подобных фактов": систематичность поведения, устойчивые наклонности, специальные навыки и знания, однородные приемы и т.п. С точки зрения требований, обычно предъявляемых к научным определениям, четкость излагаемых критериев оставляет желать лучшего.

Практический результат отсутствия законодательной регламентации, бедности общих принципов, накопления многочисленных противоречивых прецедентов и бессилия теории один - широкое судейское усмотрение при возникновении такого рода вопросов. К этому заключению прямо или косвенно приходят многие исследователи темы о "подобных фактах".

Третья разновидность фактов, исключаемых из сферы доказывания, касается общей характеристики (character) лиц. Хорошая или плохая оценка человека не подлежит установлению при рассмотрении вопроса о том, совершал ли он какое-либо действие. Однако и это правило сопровождается исключениями. Есть значительная разница между уголовным судопроизводством, где репутация обвиняемого может исследоваться довольно часто, и гражданскими делами, при разборе которых репутация сторон затрагивается много реже. Так, характеристика истца по делам о возмещении за клевету относится к числу главных спорных фактов. Ответчик управомочен доказывать низкую репутацию противника, чтобы избежать ответственности либо уменьшить размер компенсации. Изредка допустимо выяснение репутации лиц, не вызванных свидетелями. Что же касается свидетелей, то критическое исследование их личности - почти обязательный элемент перекрестного допроса.

5. В английском процессе существует категория, которую юристы обычно не связывают с понятием предмета доказывания, хотя она имеет к нему непосредственное отношение. Речь идет о запрещении исследовать доказательства определенного характера, если есть угроза интересам государства. Для обозначения данного явления применяют различные термины. Чаще говорят о привилегиях короны (crown privilege), государственном интересе (state interest), требованиях общей политики (doctrine of public policy). Попытки разграничить эти понятия, придать им неодинаковые оттенки большой роли не играют.

Исходный тезис гласит: недопустимо в гражданском процессе раскрывать зафиксированную документами или известную свидетелям информацию, пользующуюся привилегией. Внешне это выглядит как запрещение истребовать некоторые бумаги и задавать излишние вопросы. По существу же налицо запрет устанавливать факты определенного типа, исключение их целиком из предмета доказывания. Надлежащие государственные органы могут ссылаться на привилегию по любым делам, независимо от того, является ли государство участником спора. Но даже при отсутствии такой ссылки суд по своей инициативе должен воспрепятствовать представлению доказательства, если придет к заключению о нежелательности разглашения его содержания. Очень важно констатировать, что соответствующую информацию нельзя получать также из производных доказательств.

Два момента приобретают главное значение, когда рассматривается указанная доктрина: а) какие данные не подлежат раскрытию, б) кто окончательно решает, распространяется ли привилегия на конкретный факт. В принципе защите подлежат государственные секреты, а также конфиденциальные сведения, разглашение которых может повредить нормальному функционированию органов публичной власти (полиции и т.п.). Оба критерия довольно расплывчаты и оставляют немалый простор для усмотрения.

Долгое время руководящим было решение палаты лордов по делу Duncan v. Cammel, Laird and Co. Ltd*(140), точнее, сформулированные при его рассмотрении лордом-канцлером Симоном тезисы. Здесь возник вопрос о правомерности отказа министра морского флота представить материалы, относящиеся к конструкции затонувшей подводной лодки "Фетида". Отказ был одобрен, но палата вышла за границы конкретного случая и установила, что для судов вообще обязательно мнение компетентного министра относительно привилегированности каких-либо сведений. Кроме того, Симон развил идею о существовании классов документов, которые абсолютно независимо от их содержания не должны фигурировать на суде.

Прецедент 1942 г. стал отправной точкой для направления судебной практики, вызвавшего немалую критику. Например, Д. Ллойд писал, что, наделив правительственные агентства неограниченной властью требовать применения норм о привилегированности сведений, английские суды нанесли серьезный удар эффективности контроля над административными учреждениями*(141). При характеристике этого направления практики говорят о создании юстицией самой для себя затруднений, из которых ей впоследствии пришлось с трудом выпутываться, и т.п.

Под влиянием критики, а главное, очевидно, с целью создания иллюзии демократизации форм судопроизводства в империалистическом государстве, через два десятилетия после завершения мировой войны началось изменение практики. Палата лордов по делу Conway v. Rimmer*(142) выдвинула ряд новых положений, хотя мнения судей, участвовавших в заседании, не были тождественными или одинаково мотивированными.

Палата, подвергнув критике крайности идеи Симона относительно классов документов, которые не должны фигурировать на суде, не отказалась от нее полностью. Было указано, что не подлежат раскрытию документы, содержащие официальные секреты, или документы определенного типа, например протоколы заседаний кабинета министров. Здесь вряд ли будут возникать разногласия между судами и государственными учреждениями, ходатайствующими о привилегии. Относительно другой информации решение принимает не администрация, а суд. Ему надлежит определить, отдать ли предпочтение сохранению тайны некоторых методов управления, конфиденциальных источников получения сведений и тому подобного или интересам хорошего отправления правосудия, так как запрещение исследования доказательств и фактов иногда оказывает роковое влияние на конечный результат дела. При наличии сомнений судья управомочен истребовать документ, лично, без предъявления участникам спора изучить его и тогда прийти к окончательному заключению.

Английские юристы не склонны гипертрофировать реальные последствия новых установок. Ретроспективный взгляд на гражданские дела периода 1942-1968 гг. показывает, что многие из них, включая дело о затонувшей субмарине, и ныне были бы решены аналогично. Главным достоинством новеллы теория объявляет торжество более справедливого принципа, характерного для большинства государств, где действует система общего права.

Четкие юридические границы сферы применения норм о привилегиях наметить невозможно. Немалое значение имеет усмотрение надлежащего юрисдикционного органа. Раньше это были административные инстанции, ныне функция перешла к судам, которые также являются частью механизма империалистического государства и умеют эффективно защищать его интересы.