Глава 3. Вердикты присяжных и решения судей § 1. Вынесение вердикта и решения

После завершения всех действий на заседании члены жюри направляются в совещательную комнату под надзором судебного пристава (bailiff), который должен охранять это помещение, следить, чтобы никто не проникал внутрь и присяжные не выходили без специального разрешения суда. Тайна совещания не может быть нарушена. Иногда, если дело несложно или результаты доказывания свидетельствуют о безусловном преимуществе какой-либо из сторон, допустимо быстрое совещание жюри на месте с немедленным постановлением вердикта. Но это исключение из нормальной процедуры.

Интересно заметить, что когда процесс ведет судья единолично, ему дозволено отсрочить провозглашение решения, зарезервировав время для анализа материалов и размышлений. У жюри этой привилегии нет. Значит, группу малоопытных граждан (laymen), как не без иронии констатируют некоторые американские юристы, ставят в условия, при которых такая же группа квалифицированных судей не всегда действовала бы надлежащим образом*(518).

Длительность заседаний жюри законодательством не регламентирована. На практике она бывает от нескольких минут до нескольких дней. Например, по делу Railway Express Agency, Inc. v. Mackay*(519) присяжным понадобилось в общей сложности 70 часов. Отсюда новые проблемы. Так, не исключено "конвоирование" членов жюри в ближайший ресторан на завтрак или обед; причем пристав обязан следить, чтобы его подопечные не употребляли спиртные напитки, ни с кем не разговаривали по дороге и не слышали чьих-либо бесед о рассматриваемом деле. Если же дискуссия затянулась и нужен перерыв для ночного отдыха, присяжных надлежит доставить в гостиницу, изолировать от внешнего мира и утром вернуть для продолжения совещания. Судья, который находит, что члены жюри отсутствуют неоправданно долго, может узнать, каковы перспективы достижения требуемого законом соглашения. С учетом характера ответа не исключен вызов присяжных в зал для дополнительного инструктажа. Аналогичная ситуация возможна и по инициативе самих присяжных.

За закрытой дверью совещательной комнаты ранее безмолвные зрители превращаются в активных участников, наделенных властью и участвующих в отправлении правосудия. Рассмотрение юридического конфликта идет под руководством старшины присяжных. Исходный тезис гласит: вердикт должен быть основан исключительно на информации, полученной в ходе разбирательства гражданского дела, т.е. с учетом надлежаще исследованных доказательств и разъяснений судьи относительно норм права. Желательно, чтобы члены жюри хорошо запоминали все преподносимые им фактические данные, но абсолютная реализация этого требования немыслима; потому ныне дозволено доставлять им для освежения памяти фигурировавшие на процессе документы, фотографии, карты, чертежи, использованные экспертами печатные издания, физические объекты, типы оружия, жидкостей, драгоценностей и т.п. (см., напр., § 612 ГПК Калифорнии).

Для судов штатов характерен разнородный подход к вопросу о том, давать ли присяжным состязательные бумаги и составленные до заседания протоколы допросов (affidavits, depositions). Утвердительные ответы теоретики не одобряют, считая, что бумаги сторон есть лишь утверждения о фактах, а находящиеся перед глазами разрозненные протоколы угрожают исказить общую картину свидетельских показаний. Авторы таких критических аргументов, похоже, упускают из виду, что деформировать конечные результаты оценки равным образом способны имеющиеся у жюри документы и вещественные доказательства. Более распространена практика, когда при необходимости и желании присяжные просят зачитать им фрагменты стенограммы разбирательства или аффидевиты. О любом выходе жюри в зал для совершения новых действий нужно информировать заинтересованных участников производства.

Правовые нормы запрещают присяжным учитывать сведения, добытые из посторонних источников, например в результате осмотра кем-либо из них по собственной инициативе места происшествия, чтения газет, описывающих ведущийся процесс, слушания радиопередач или частных разговоров, использования специальных познаний отдельных присяжных и т.д. Допустимо даже по "сенсационным" делам, вызвавшим общественный резонанс, изолировать членов жюри, поселив их отдельно под контролем до завершения производства. Мотивы, оправдывающие такое запрещение, усматривают в том, что участник спора, которому невыгодна подобного рода внепроцессуальная информация, о ней не знает и не может противопоставить контраргументов. К тому же есть опасность фактического заблуждения. Однако воздвигнуть глухую стену между присяжными и реальной жизнью - задача до конца не выполнимая. Это отмечал Ф. Энгельс: "Начинают с фикции "беспристрастного присяжного"; присяжным предписывают забыть все, что они слышали до следствия относительно данного случая; судить только на основании сделанных здесь, на суде, свидетельских показаний, как будто что-либо подобное возможно!"*(520)

Тезис Ф. Энгельса позволяет констатировать также нереальность исполнения присяжными рекомендаций буржуазных теоретиков оставлять за порогом совещательной комнаты свои эмоции, моральные убеждения, религиозные воззрения, которые способны неблагоприятно воздействовать на их позицию. Роль этих факторов отлично понимают и учитывают судьи и адвокаты, т.е. практические деятели юстиции. К. Маркс в работе "Процесс Готшалька и его товарищей" дал точную классовую характеристику такого рода категориям: "...совесть присяжных... можно ли требовать большей гарантии? Ах, mon dieu, совесть зависит от знаний и от всего образа жизни человека. У республиканца иная совесть, чем у роялиста, у имущего - иная, чем у неимущего, у мыслящего иная, чем у того, кто неспособен мыслить. У человека, у которого нет другого призвания к тому, чтобы стать присяжным, кроме ценза, и совесть цензовая. "Совесть" привилегированных - это ведь и есть привилегированная совесть"*(521).

Многовековая традиция англосаксонской юриспруденции, утверждавшая безусловную необходимость единогласия присяжных для постановления вердикта (unanimous jury), ныне является объектом трансформации. Ранее, если члены жюри не достигали согласованного мнения (hang jury), их нужно было распустить и назначить новое разбирательство. Разрушение канонической схемы было начато штатами. Конституции ряда из них управомочили законодательные собрания издавать статуты, предусматривающие действительность вердиктов, которые вынесены тем или иным большинством (2/3, 3/4, 4/5, 5/6) голосов присяжных*(522). Такие статуты существуют и применяются органами юстиции (см., напр., § 8-208.21 Свода законов Виргинии). Есть и просто отдельные самостоятельные законы по данному вопросу. Так, действительность вердикта большинства в 5/6 голосов зафиксирована § 4113 ЗПГП Н.-Й. Для уголовных дел Верховный суд США не нашел здесь противоречий федеральной конституционной идее о соблюдении надлежащей процедуры*(523). Тем более нет оснований искать их в процессах гражданских, где стандарты доказывания более низкого уровня.

Правда, в судах многих штатов и в судах федеральных принцип единогласия пока сохраняется. Но и здесь он ослаблен нормами, дающими участникам конфликта возможность договориться между собой о согласии принять вердикт большинства членов жюри. Такая договоренность обязательна для суда (ст. 48 ФПГП). Это исключение поверхностно мыслящий наблюдатель способен посчитать безобидным и удобным для тяжущихся. Фактически же оно грозит нанести ущерб более слабой стороне, которая бывает вынуждена идти на подобную договоренность из опасения дополнительных затрат времени, денег, энергии на дублирование рассмотрения дела после роспуска первой скамьи присяжных.

Типичный, широко эксплуатируемый аргумент поборников новой тенденции незамысловат: в совещательную комнату могут попасть один-два безрассудных индивидуума, которые начнут игнорировать очевидные факты, отвергать рациональные доводы из-за неспособности оценить доказательства, уяснить суть закона, глубоко укоренившихся предрассудков, упрямства, вредности характера и т.п. В результате будет закрыта дорога хорошему решению.

Возникновение такого рода кризисных ситуаций, конечно, не исключается. Но правильно ли их объяснять чисто психологическими факторами? Для современной Америки характерно наличие глубоких классовых, политических, идеологических, национальных противоречий. Они находят отражение на многих участках жизни, включая институт присяжных. С этой точки зрения практика неединогласных вердиктов расширяет возможности навязывания консервативным или реакционным большинством членов жюри своей воли меньшинству, принадлежащему к враждебному классу или этнической группе. По оценке Б.С. Никифорова, новая позиция Верховного суда США есть дань "жесткому курсу", свидетельствующему об уходе от демократии при толковании конституции и других нормативных актов. Она развязывает руки законодателям, администрации и нижестоящим органам юстиции*(524).

На пути к вердикту присяжным надлежит выработать и согласовать точки зрения по сложным вопросам гражданского дела. Речь идет об оценке доказательств, установлении фактов, применении норм права, определении характера юридических связей между конфликтующими субъектами, уточнении размеров компенсаций. Право бессильно регламентировать течение мыслительных операций в сознании человека, но их объективно выраженные итоги доступны критическому анализу исходя из требований законодательства. Именно поэтому судьба вердиктов в плане их незыблемости или отмены зависит от того, насколько они соответствуют характерным для американской юстиции типовым стандартам правдоподобия судебных актов. Считается, как известно, что уровень вероятности выводов должен быть более высоким для уголовных, чем для гражданских дел.

Для предотвращения возникновения с самого начала противоречий между членами жюри теория рекомендует им не сразу категорически высказывать свои мнения относительно конечных результатов процесса, а последовательно ставить и обсуждать отдельные аспекты дела, кропотливо формируя единую позицию. В частности, утвердительное решение вопроса об ответственности стороны всегда должно предшествовать определению суммы взыскания. Все это, конечно, гладко на бумаге. А насколько безупречно логична и рациональна практика?

С давних пор известны и продолжают существовать искусственные методы устранения присяжными непримиримых разногласии или собственной неуверенности и внутренних колебаний. Речь идет о формах слепой жеребьевки: выдергивание из колоды карты загаданной масти, метание костей, кручение монеты и пр. К этим формам обращаются в разных ситуациях. Например, американские юристы не забывают дела Vogt v. Curtis по иску о возмещении личного вреда*(525). После изнурительных дебатов девять присяжных приняли сторону истца, а трое - ответчика. Для вердикта нужно было десять голосов, тогда меньшинство с помощью колоды карт определило, кто из троих должен изменить свое мнение и присоединиться к большинству. Вышестоящий суд объявил такой "вердикт удачи" (chance verdict) недопустимым, хотя теоретиками его решение не было единодушно поддержано.

Наиболее распространены компромиссы между членами жюри при определении размера взыскания, когда ответственность должника бесспорна. Эти вердикты даже получили специальное наименование коэффициентных (quotient verdicts). Рождаются они таким образом: старшина предлагает всем присяжным написать на листке бумаги цифры компенсации, складывает их, делит сумму на число голосов, найденное частное расценивается как искомая сумма. Будет ли здесь повод для апелляции? Прецеденты говорят "нет", если присяжные затем добровольно согласились с результатом, и "да", если они заранее взяли обязательство безоговорочно его принять. Опасность предварительного соглашения усматривают в том, что некоторые присяжные могут злоупотребить доверием коллег, указав явно завышенные или заниженные суммы с целью повлиять на итог. Различия между двумя изложенными ситуациями очень тонкие и практически трудноуловимые.

Комментаторы находят извинительные мотивы для "коэффициентных" вердиктов. Они нежелательны при наличии реально осязаемых убытков (неустойка, штраф, повреждение имущества), подтверждаемых строгими доказательствами. Но как дать денежную оценку диффамации, утрате авторитета, доверия, встречной небрежности потерпевшего или, например, болевым ощущениям травмированного человека, если каждый страдает индивидуально и нет научных масштабов для приведения к единому знаменателю чувств различных людей? Доминирующим фактором здесь может стать не интенсивность и длительность боли, а красноречивость, откровенность, эмоциональность ее описания сторонами и адвокатами.

Апелляционный суд округа Колумбия по делу о возмещении личного вреда отметил недостаточность простых предположений об использовании присяжными незаконных методов достижения единого мнения - их нужно устанавливать с помощью убедительных и допускаемых правом доказательств*(526). Это одно из длинного ряда решений, затрагивающих вопросы доказывания формальной ничтожности вердиктов. Юридические сложности возникают из-за того, что в совещательной комнате не должен находиться никто, кроме членов жюри, которые дали клятву решать дела по внутреннему убеждению; значит, выяснение фактов нарушения клятвы наносит ущерб системе отправления правосудия в целом. К тому же достаточно после окончания заседания подкупить одного-двух бывших присяжных и на основе их лживых заявлений разрушить все производство. По указанным мотивам старое общее право запрещало принимать показания членов жюри, удостоверяющие ошибочные способы постановления вердикта (кроме случаев арифметически нелепых подсчетов и иных явных промахов. Современная практика отошла от ригористических установок прошлого, но утратила заодно определенность и единообразие. Сформировались разные направления.

Приверженцы одного из них считают недопустимым доказывание влияния на конечный вывод субъективных факторов, присущих сознанию человека (внутреннее несогласие с вердиктом, искаженное понимание инструкций судьи, давление авторитета коллег и т.п.). Напротив, воздействие явлений объективного порядка (общение со свидетелями, использование внепроцессуальной информации, определение результатов слепой жеребьевкой) разрешено подтверждать показаниями самих присяжных, которые можно подкрепить также иными доказательствами.

Другое направление запрещает выяснять происходившее в стенах совещательной комнаты (включая кручение монеты, бросание костей, беспринципные компромиссы), но дозволяет констатировать воздействие извне (подсказки судебного пристава, чтение газетных статей о процессе, посещение каким-либо присяжным места происшествия в частном порядке и т.п.). Любопытно, что нормативные акты (§ 41 и 44 Единообразных правил о доказательствах, § 606 ФПД) лишены должной четкости, сторонники разных точек зрения толкуют их каждый на свой манер.

Буржуазные теоретики, концентрируя внимание на броских эпизодах, свидетельствующих об иррациональных методах составления вердиктов (карты, кости, жребий), как бы забывают, что ранее они же говорили о деформированном, фрагментарном уяснении членами жюри доказательственных, фактических, юридических аспектов производства, особенно по сложным делам. Вольно или невольно забавные картинки начинают затушевывать глубокую закономерность, а именно - внутреннюю неубежденность присяжных в истинности и справедливости собственных решений. Главным орудием преодоления этих колебаний становится прямое или косвенное давление со стороны государственных судей, действующих, разумеется, с учетом задач правосудия эксплуататорского общества.

Поскольку присяжные не мотивируют своих заключений, любые разногласия между ними сами по себе роли не играют. Главное, чтобы надлежащее большинство независимо от индивидуальных мотивов каждого пришло к единому конечному выводу. Если этого нет, противоречия раздробили коллегию, вердикт невозможен. Результатом будет роспуск данного состава присяжных с назначением повторного судебного разбирательства перед другими присяжными (§ 4113 ЗПГП Н.-Й.). Такой вариант крайне нежелателен по многим причинам (волокита, расходы и т.д.), а потому судьи обычно принимают некоторые меры по выводу процесса из тупика. Среди них требование продолжить совещание с целью достичь единства, иногда сопровождаемое новым напутствием, дублирующим, комментирующим или дополняющим прежний инструктаж.

Красочной иллюстрацией давления судьи на членов жюри может служить дополнительное напутствие по делу Railway Express Agency Inc. v. Mackay: "Это важный процесс. Разбирательство было длительным и дорогостоящим. Недостижение вами соглашения относительно вердикта делает необходимым вторичное дорогостоящее разбирательство. По мнению суда, дело повторно нельзя рассмотреть лучше или более тщательно. Следовательно, желательно, чтобы вы пришли к соглашению. Суд не имеет в виду отступление какого-либо присяжного от внутреннего убеждения. Напротив, каждому присяжному надлежит исполнять свои обязанности добросовестно и честно с учетом норм права и доказательств. Но... вы должны сознавать, что раньше или позднее дело нужно завершить, что иной состав жюри будет отобран тем же способом, из той же среды, как к ваш, значит, нет оснований рассчитывать на привлечение двенадцати мужчин и женщин более умных, беспристрастных и компетентных, нет также надежды на представление сторонами добавочных или лучших материалов... я предлагаю вам вернуться и снова внимательно изучить все доказательства по делу"*(527). Возражения против характера такого обращения к жюри апелляционная инстанция отвергла.

Отсутствие согласованного вердикта отбрасывает всех на исходные рубежи. В приведенной из конкретного инструктажа цитате ясно изложены тяготы, падающие на плечи заинтересованных лиц в случаях необходимости дублирования судебного разбирательства, которое опять-таки неизвестно, как будет завершено. Боязнь серьезного урона выступает еще одним источником, увеличивающим число кабальных для более слабого соперника мировых сделок.

Когда согласие относительно исхода дела достигнуто, старшина присяжных письменно его фиксирует. Вердикт должен быть исчерпывающим. Неполные вердикты имеют место на практике, когда процесс осложняется соучастием, привлечением третьих лиц, заявлением ответчиком зачета или встречного иска. Если у старшины возникли сомнения о том, как нужно сформулировать вердикт, он через судебного пристава обращается к судье за надлежащими разъяснениями.

Затем вызывается судебный пристав, который отводит членов жюри в зал заседаний, где вердикт передается клерку или судье для оглашения. По указанию закона или предписанию суда, удовлетворившего соответствующее ходатайство стороны, возможна специальная процедура опроса присяжных (to poll the jury), т.е. каждому из них нужно сказать, выражает ли зачитанный вердикт их личное убеждение. Юристы считают эту процедуру гарантией против ошибок и заблуждений. Ясно, конечно, что отрицательные ответы способны торпедировать вердикт, разрушая единство или квалифицированное большинство. Тогда судья либо рекомендует жюри вернуться в совещательную комнату и продолжить обсуждение, либо аннулирует производство и назначает новое разбирательство.

На практике нет единообразия по вопросу о том, вправе ли судья после объявления вердикта, но до роспуска присяжных спрашивать их о том, является ли объявленное решение ошибочным, вынесенным вследствие недопустимых действий кого-либо из членов жюри и т.п. Законодательство не содержит указаний на этот счет. Прецедентное право нескольких штатов запрещает задавать подобного рода вопросы, в судах большинства штатов они допустимы и ответы могут существенно повлиять на дальнейшее развитие производства.

Американской юриспруденции известно еще понятие так называемого запечатанного вердикта (sealed verdict). Если присяжные оканчивают совещание после завершения рабочего дня, они вкладывают решение в конверт, который отдают на хранение судебному приставу, и уходят на отдых. К началу следующего заседания все должны явиться. Судья вскрывает конверт, объявляет вердикт и производит опрос членов жюри. Это главный момент. Есть прецеденты, объявляющие вердикт недействительным в случае смерти одного из присяжных в промежутке между запечатыванием и вскрытием конверта*(528). Но с практической точки зрения более существенно то, что ничто не мешает присяжному за ночь кардинально изменить свою позицию и изложить мнение, противоположное высказанному накануне. Юристы в числе реальных причин подобного рода трансформаций называют незаконное давление или другие способы воздействия на присяжных, организованные во время их нахождения дома или в гостинице заинтересованными в исходе дела лицами. Отсюда также выводят тенденцию распускать расколовшееся на заключительном этапе жюри и назначать новое разбирательство*(529).

Если при опросе присяжные подтвердили согласованные ранее выводы и вердикт не содержит несовместимых и явно видимых противоречий, он подлежит регистрации клерком суда (entry of verdict), и миссия жюри окончена (см., напр., § 4112 ЗПГП Н.-Й., § 618, 619 и 628 ГПК Калифорнии). После этого акта вердикт в принципе должен быть неизменным, т.е. заявления бывших присяжных о допущенных ими ошибках, заблуждении и т.п. во внимание не принимаются.

Если гражданское дело рассматривалось без жюри, решение выносит судья единолично или суд в случаях, когда он действовал в коллегиальном составе. Характерной чертой американского гражданского судопроизводства, заимствованной из Англии, является отсутствие совещательной комнаты. Решение может быть вынесено сразу после заключительных речей сторон, а по более сложным делам судьи обычно резервируют время (до нескольких недель) для обдумывания и формулирования выводов относительно фактических и юридических аспектов взаимоотношений заинтересованных лиц.

У американского судьи нет обязанности составлять письменное решение. Он может провозгласить его устно в форме речи, руководствуясь заметками и тезисами, сделанными на протяжении заседания. Но эта речь стенографируется и затем при необходимости стенограмма расшифровывается полностью или частично.