Методология_Литература / Lloyd deMause_Psychohistory

Вьетнамской войны Пентагон ни разу не попытался сделать точ­ ный подсчет жертв среди мирного населения» даже той его час­ ти, которую мы, подразумевалось, защищали. Когда в 1966 г. один студент Гарвардского университета спросил госсекретаря по обо­ роне Макнамару, слывшего человеком, знающим истинные циф­ ры, сколько мирных жителей погибло во Вьетнаме, тот признал­ ся, что просто не имеет об этом понятия.

Человеческие жертвы имеют свою функцию в состоянии группового транса - они обосновывают свойственное групповой иллюзии внутреннее насилие. Если по каким-то причинам лю­ дей погибает недостаточно для соответствия внутренней фанта­ зии, начинает казаться, что что-то не на месте. Вот что сказал Никсон, когда людские потери американцев резко пошли на спад к концу Вьетнамской войны: «Показатели американских потерь во Вьетнаме снова достигли очень низкого уровня. Но я-то знаю, что это могут быть происки коммунистов, которые добиваются эскалации боев, что дастся мне гораздо тяжелее».23

(е) Историческая амнезия - это правило. В наш век на войне погибло 100 миллионов человек, а на планете находится разрушительная сила мощностью в 10000 тонн тротила на душу населения, включая мужчин, женщин и детей, но когда просто на­ поминаешь, что нас, возможно, ждет страшная катастрофа, как правило, встречаешь пустые взгляды и рискуешь прослыть не­ уравновешенным типом. Историческая амнезия - один из пер­ вых симптомов группового транса. То, что войны и революции всегда случаются неожиданно, может быть связано вовсе не с тем, что насилие трудно предсказать, а с тем, что на библиотеч­ ных полках после таких событий все равно оказывается больше книг о ювелирном искусстве, чем о войнах — настолько сильна в нас потребность отрицать само существование своих группо­ вых иллюзий.

(ж) Цели исчезают, а действие становится неотврати­ мым. Один из самых поразительных результатов мышления группового транса - это то, что ни одна революция, война или другая групповая иллюзия не начинается с какой-то определен­ ной целью, которой призвано достичь данное действие. Логичес­ кое допущение, что каждый военный лидер имеет план действий на тот момент, когда война будет выиграна, на самом деле неверно. Хотя и предполагается часто, что войны и революции имеют экономическую причину, никогда еще группа не составляла

документ, в котором излагались бы экономические последствия предполагаемого действия. Если бы на самом деле так и было, этих действий не было бы, поскольку это крайне неэкономичный способ добиваться желаемого. Целью является действие само по себе, а не его последствия. Когда в Японии проигнорировали со­ общения разведки, единодушно содержавшие один вывод: «США в любом конфликте победит Японию», когда в Германии проиг­ норировали предупреждения разведки о том, что война как с Рос­ сией, так и с Англией неизбежно закончится поражением Гер­ мании, когда президент Джонсон проигнорировал прогноз ЦРУ: «Массированная бомбардировка Северного Вьетнама не принесет победы», то во всех этих случаях мы сталкиваемся не просто с «оптимизмом». Целью здесь являлось насилие и эмоциональная отдушина, которую представляет собой само действие, а не его вероятные последствия, выраженные в осязаемом результате, хотя даже самые ревностные сторонники войны могли считать главным именно, материальный результат. В групповом трансе действие становится неотвратимым, поскольку в нем осу­ ществляются иллюзорные мотивы. Начинает господствовать мышление, в буквальном смысле свойственное сумасшедшим - оно допускает такие идеи, как «предупредительная война» или «лучше смерть, чем коммунизм».

(з) Насилие как императив. Поскольку на стадии группо­ вой иллюзии враг, внутренний или внешний, служит в качестве вместилища проекций, побуждение к действию подразумевает потребность в уничтожении носителя этих спроецированных чувств. Весь беспредметный гнев фазы параноидного коллап­ са теперь ставится на службу организованной групповой иллю­ зии, и враг расценивается хуже преступника, он существует лишь для того, чтобы его убить. Разумеется, официальный враг - не единственная жертва - кроме него, группа косвенно убивает множество собственных представителей ид, свою молодежь, которая находится в наиболее сексуальной и агрессивной жиз­ ненной фазе.

Групповая иллюзия столь сильна, что успешный результат насильственных действий группы, который явно зависит лишь от силового перевеса, группой всегда рассматривается как подтвер­ ждение превосходства моральных ценностей самой групповой фантазии. Так, успех или неудача Америки в «войнах против коммунизма», например, в Корее или во Вьетнаме, расценивают-

ся как указание на успех или неудачу американских либераль­ ных ценностей; различные победы древних Афин или Спарты почему-то считаются доказательством преимуществ соответству­ ющей политической системы; разгром испанской армады указы­ вает на величие елизаветинских ценностей; поражение американ­ ского Юга в войне против Севера связывается с моральным превосходством аболиционизма и т. д. Все военные триумфы принято объяснять мужеством и превосходством «победившей» системы групповой фантазии, но такие объяснения фактически утверждают, что прав сильнейший, и отрицают посылку, соглас­ но которой любое насильственное действие - это по сути про­ вал, а не триумф истинных человеческих ценностей.

Подведу итог. Концепция исторической групповой фантазии включает теорию истории, разворачивающейся в циклах попы­ ток индивидуумов сформировать большие группы вокруг разде­ ляемых систем фантазии, основанных на переносе личных пси­ хосексуальных конфликтов психоклассов все более и более высокого уровня, причем каждый цикл достигает высшей точки в момент параноидного коллапса групповой фантазии и вопло­ щения групповой иллюзии для освобождения от разделяемых чувств внутреннего хаоса и гнева. Эти циклы имеют место бла­ годаря психоисторической динамике группы, которая относится к сфере психе, существующей независимо от индивидуального не­ вроза, но вытекающей из его содержания. Независимость стадий исторической групповой фантазии от стадий индивидуального не­ вроза вызывает странное ощущение разрыва между публичной и индивидуальной сферами, которое отражается в дискуссиях ти­ па: «Были ли немцы действительно больны, пойдя за Гитлером?» или «Сошла ли Америка с ума во время Вьетнамской войны?» Одна и та же совокупность индивидов - с одним и тем же уров­ нем зрелости, с одними и теми же индивидуальными психически­ ми расстройствами и степенью психотичности - в один момент цикла групповой фантазии могут успешно справляться с задачей связывания своих страхов при «сильном» фантазийном лидере, а несколькими годами позже уходить на войну, при полном отсутствии изменений индивидуальной психодинамики, или «лич­ ного здоровья». Мы «дружно сходим с ума» по ходу цикла груп­ повой фантазии, занимающего от нескольких лет до нескольких десятков лет, следуя психоисторической групповой динамике, которая совершенно не зависит от циклов индивидуальных

расстройств, от изменений в моделях воспитания детей или от каких-либо других критериев.

В отличие от той «естественной терапии», которая, я считаю, происходит на протяжении истории в семьях, когда следующие поколения взрослых пытаются лучше воспитывать своих детей, чем это делали их собственные родители, прохождение через по­ следовательные циклы групповых фантазий, по моему мнению, не является терапевтическим. На самом деле связанное с группо­ вой иллюзией насилие травмирующе действует на индивида, на семью и на способность родителей перейти к более зрелой пси­ хической структуре следующего поколения. Таким образом, ис­ торию можно рассматривать как состязание между терапией, происходящей по мере эволюции семьи, и травмами, причиненны­ ми насилием групповой иллюзии.

Задачей остальных разделов этой главы будет дать эмпи­ рический материал, доказывающий мою теорию о том, что истори­ ческие группы время от времени бросает от устойчивой группо­ вой фантазии к параноидному коллапсу, а затем к групповой ил­ люзии в соответствии с групповой динамикой, как это уже было мной описано. Однако, прежде всего я хотел бы ознакомить чита­ теля с новым техническим приемом - фантазийным анализом, который, я полагаю, может помочь в задаче выявления конкрет­ ных исторических групповых фантазий, скрытых в массе доступ­ ного психоисторику эмпирического материала.

ФАНТАЗИЙНЫЙ АНАЛИЗ НИКСОНОВСКИХ МАГНИТОФОННЫХ ЗАПИСЕЙ

Частью понятия исторической групповой фантазии является предположение, что основная масса публичных выступлений, ко­ торые постоянно анализируют психоисторики, имеет защитный характер, и функция их - обмануть рассудок, заставить его при­ нять рационалистические доводы, под которыми на самом деле скрывается разделяемое членами группы фантазийное послание. Хотя это чисто защитное содержание само по себе представляет интерес, и игнорировать его нельзя, скрытую за ним групповую фантазию можно с легкостью разглядеть, лишь выбрав и после­ довательно выписав большинство слов с сильной эмоциональ­ ной окраской - тогда только всплывут темы и взаимосвязи, кото-

рые в противном случае остаются погребенными под массой защитного материала,

Один полезный, как я убедился за последние несколько лет, прием заключается в тщательном разборе исторического доку­ мента - будь это газетная статья, речь президента или протокол заседания.комиссии конгресса, в выписывании метафор, сравне­ ний, телесных образов, слов, выражающих сильные чувства, повто­ ряющихся фраз и символических выражений, а затем в анализе их содержанияТакую процедуру, которой я дал название «фан­ тазийный анализ», проводить довольно легко, если сначала оце­ нить оригинальный материал с точки зрения очевидного содер­ жания и удовлетворить свое разумное желание - знать, что же автор хочет сказать о «реальных» событиях. Затем, когда доку­ мент полностью уложится в уме, его следует пересмотреть ис­ ключительно с точки зрения фантазийного содержания. Фанта­ зийное содержание документа редко составляет больше одного процента от общего текста, и вычленить его можно с помощью следующих восьми правил:

1.Фиксируйте все метафоры и сравнения независимо от кон­ текста. Сказать это проще, чем выполнить — история этимо­ логии показывает, что все идиоматические выражения внача­ ле имеют метафорический оттенок и лишь после долгого употребления приобретают совершенно конкретный смысл. Пограничные случаи лучше фиксировать, чем оставлять без внимания - например, выражение «отрезать руки» начинает приобретать фантазийный оттенок (на совещании по разору­ жению) в сочетании с другими фантазийными словами, в буквальном смысле выражающими идею отрезания человечес­ кой руки.

2.Фиксируйте все телесные образы, слова, выражающие силь­ ные чувства, яркие эмоциональные состояния. Слова «убить», «смерть», «любовь», «ненависть» и т.д. явно представ­ ляют собой важные эмоциональные сообщения, но какую за­ мечательную картину мы увидим, когда соотнесем частоту их повторяемости в тексте с одновременным отрицанием их важности и защитой от эмоциональной значимости этих слов. На заседаниях, где решается вопрос о вступлении в войну, ча­ сто большая часть времени тратится на обсуждение процедур­ ных вопросов на очень скучном и неэмоциональном языке, но как только присутствующие начинают засыпать, дискуссия

переходит к выражениям типа: «прикончить спорный законо­ проект» или «продвижение законопроекта зашло в мертвый тупик», здесь психоисторик должен быть настороже, чтобы уловить слова «прикончить» и «мертвый».

3.Фиксируйте все повторяющиеся, необычные или неумест­ ные использования слов. Это требует полного сосредоточения, особенно при анализе большого документа, ведь повторения часто оказываются на большом удалении друг от друга в тексте, а «необычность» слова или фразы зависит от контек­ ста. Например, когда в одном документе, относящемся к рус­ ской революции, несколько раз повторяется слово «дебют» (обозначающее революцию), его следует зафиксировать как важное необычное слово, которое является носителем особен­ но мощного эмоционального послания.

4.Фиксируйте все слова и выражения явного символическо­ го характера, особенно политические термины - флаги и т.д., хотя и на семейную символику следует обращать внимание, а также на любые другие выражения с явным символическим

смыслом.

5. Исключите все отрицания. Оратор, который выходит на трибуну и начинает: «Сегодня я не хотел бы говорить о вой­ нах, революциях, смерти, страхе и разрушении», конечно, выра­ жает то самое позитивное послание, которое отрицает. Все отрицания составляют часть защитной, а не фантазийной структуры: как сказал когда-то Фрейд, подсознание не знает отрицаний.

6.Исключите все субъекты и объекты. Основной защитный прием включает проекцию субъекта и (или) объекта, поэто­ му при выяснении истинного субъекта/объекта фантазии не следует ориентироваться на оратора. Если в документе гово­ рится «русские трещат по швам», выписываются лишь слова «трещат по швам»; а трещат ли действительно русские по швам или это сам оратор (и его группа) чувствует, будто трещит по швам, выяснится из другого источника.

7.Фиксируйте все открытые реакции группы: смех, моменты спада напряжения на собраниях и заседаниях, обмолвки, сло­ ва в сторону, напряженное молчание и т.д., везде, где это толь­ ко возможно.

8.Обращайте внимание на длительное отсутствие образов.

Если в протоколе собрания или заседания идут целые стра-

Я думаю, что каким-то образом они собираются пролить кровь, но я также абсолютно уверен, что если кто-нибудь будет равнять на это их весло...(81)... Врачи говорят, что у бедного старого джентльмена опухоль... у него мозговая опухоль (82)...Я даже самого смутного представления не имею. История с Салливэном - вот где могла произойти утечка относительно истории с «Тайм Мэгэзин», вокруг которой мы выстраиваем сплошную ка­ менную стену (84). Из моей канцелярии никогда не было утеч­ ки. Из моей канцелярии никогда не будет утечки. Я не соби­ раюсь допытываться, как происходит утечка, и я не хочу узнать, что утечка происходит через вас (86)...Я пытался вдолбить это в его толстый череп. Он не твердолобый...(90) ...Я плани­ рую серию мозговых штурмов с некоторыми людьми из прес­ сы... Вы знаете, я мелкая рыбешка(91).

Первое, на что обращаешь внимание, следя за номерами стра­ ниц, — это спорадический характер фантазийного содержания. Это выглядит так, будто участники совещания несколько минут ста­ раются удерживаться от применения фантазийного языка, затем позволяют себе несколько ярких эмоциональных фраз - корот­ кую вспышку, и опять на несколько минут возвращаются к от­ рицанию или к решению рабочих задач. (Я обнаружил, что это вообще свойственно большинству совещаний и заседаний, не только тем, которые я изучаю по протоколам, но и тем, в кото­ рых участвую сам. Каждый раз, когда группа в течение пяти или десяти минут обходилась без какого бы то ни было фантазий­ ного языка, я чувствовал неловкость, эмоциональную неопреде­ ленность, ощущал себя выброшенным из группового развития, пока новая вспышка фантазийного языка не снимала напряжение и не возвращала мне контакт с текущей групповой фантазией, выраженной в очень сжатой форме.)

При изучении выделенных жирным шрифтом фантазийных слов из приведенного выше текста обнаруживается несколько тем и образов, на которые раньше я лично не обращал внимания, хотя и до этого несколько раз прочитывал текст магнитофонных записей от начала до конца. Разумеется, каждый, кто прочтет ре­ зультаты фантазийного анализа какого-либо текста, станет тол­ ковать их по-своему, приписывая их различным чувствам и те­ мам, однако существование этих тем должно будет признать большинство психоаналитиков. В данном тексте прежде всего внимание привлечет упоминание чего-то маленького («мелкая

рыбешка», «черви»), ощущение плавания в жидкой среде («течь», «весло», «всплывет»), идея вместилища («ведро», «застегнуться на все пуговицы»), угроза краха («с треском рухнуть») и, быть мо­ жет, две дополнительные темы - раненая голова («толстый че­ реп», «твердолобый», «мозговая опухоль», «мозговые штурмы», «каменная стена») и уязвимый тыл («горячее сиденье»). Разуме­ ется, сопоставлять эти темы каждый будет в зависимости от своей теоретической ориентации. Одни психоаналитики сделают, возможно, упор на протекающую плотину. Другие могут обратить внимание прежде всего на детские образы уязвимости, на стрем­ ление застегнуть свои чувства на все пуговицы, на ощущение гро­ зящей опасности, а кто-то может углядеть здесь фантазию, свя­ занную с образом плода, плавающего в протекающей матке. Однако какой бы ни была интерпретация, исходная тема четко различима и будет развита дальше по ходу совещаний: ее суть в том, что ограничения, которые до этого сдерживали группу, те­ перь оказались под угрозой разрушения, и может хлынуть поток опасных чувств.

Следующее совещание, в марте 1973 г., в котором участво­ вали Хэйлдмэн, Дин и Никсон, демонстрирует нам уже гораздо более богатую символику на те самые темы, с которыми вы те­ перь знакомы (здесь и далее я буду воспроизводить лишь фан­ тазийные слова каждого совещания):

13.03.73 г.: ...в ящике комода.-.рывок и ткань...прятать-

...тянет вниз... рывок и ткань... кусающий ядро... взры­ вом развеять над ним дымку... застрять на этом... перейти по этому мосту... небольшая бомба... кусок динамита... уб­ рать щит... трещина... операция по очищению... удартрудный орешек... высохшая яма... дорога под уклон»! дорога под уклон... дорога под уклон... лягаться... под уклон... под уклон... ситуация, как в домино... последний глоток воздуха... доносчик... доносчик... доносчик... они вышвырнули его в ад... истэблишмент гибнет... растет, снося стены... медвежий капкан... настоящая бомба... рас­ каленный.

Теперь групповые чувства, похоже, достигли четвертой стадии своего развития. Первоначальные мягкие образы чего-то просто горячего, с легкими трещинами и утечками, превращаются в символику настоящего взрыва («динамит», «настоящая бомба», «взрыв», «раскаленный», «медвежий капкан»), а сдерживающие

группу ограничения предстают гораздо более уязвимыми («истэб­ лишмент гибнет», «убрать щит», «трещина», «под уклон», «снося стены», «спрятать», «доносчик», «последний глоток воздуха»). Насильственный характер символики прошел еще несколько делений воображаемой шкалы, начинает чувствоваться растущий гнев и страх, а также символика краха и опасности, характерная

для четвертой стадии.

То, что участники ощущают эти гнев и опасность одновре­ менно и как что-то внешнее по отношению к себе, то есть, как часть групповых чувств, и как внутреннее, то есть, как часть соб­ ственной подсознательной фантазийной системы, станет ясно по ходу изложения. Следует заметить, что по крайней мере один из участников, Дин, как раз на это и указывал, когда впоследствии вспоминал этот период при даче секретных показаний по пово­ ду тех совещаний перед юридическим комитетом Белого дома. Во время этих показаний Дин дважды говорил, что чувствовал себя в этот период «беременным». Один из членов комитета решил, что ослышался, и переспросил: «Мистер Дин, я рискую показаться нетактичным, но правильно ли я понял: во время по­ казаний вы по крайней мере два раза сказали, что были беремен­ ны?» «Да, я употребил эту фразу», - ответил Дин. Члены комис­ сии, будто не веря ушам, повторили по складам: «Бе-ре-мен-ны?» «Я был беремен тайной, когда начинал давать показания, я гово­ рил, что чувствую себя дамой, которая поначалу сопротивлялась, но потом все равно оказалась беременна»,— ответил Дин. В даль­ нейших показаниях он снова подтвердил, что чувствует уотергей­ тскую тайну внутри себя, и снова сказал, что чувствует себя так, будто действительно зачал через «изнасилование».26 В ходе дальнейшего анализа этого и других совещаний станет очевидно, что высказанные Дином чувства относятся прежде всего к расту­ щим внутренним гневу и тревоге, и только во вторую очередь к воспринимаемой им внешней «реальной» обстановке в группе.

Неделей позже Дин начал свое совещание с Никсоном зна­ менитой речью о «раковой опухоли, разрастающейся на институте президентства» - образ, на самом деле введенный в групповой процесс самим Никсоном, употребившем его в ходе процитиро­ ванного выше февральского совещания: Никсон сказал о «моз­ говой опухоли», и Дин продолжил этот образ. (В действительности Никсон часто использовал образ «рака» на протяжении своей карьеры, правда, чаще всего, как и большинство политиков,