IV. Светлое явление на Павловской улице

  

   На одном из углов Стоялой улицы помещается винный склад братьев NN. С одним из них я именно и ехал вчера в Павлово. Склад уже был открыт; из-за горки с разноцветными бутылками, выставленными в окне, яркий огонек светил на улицу, освещая то фигуры проходящих, то одни снежинки изморози, крутившиеся в темноте.

   -- Эх! Вот где милостивые-то люди живут, -- услышал я за собой тихий возглас, когда мы приблизились к складу.

   Я оглянулся с невольным изумлением. Говорил маленький старичок с острой бородкой и в женской шали, тот самый, у которого Сенька взял на гуся рубль с четвертаком, уступив ему четвертак на бедность. Теперь глаза смиренного человека умиленно смотрели на освещенные окна и стеклянную дверь винного склада братьев NN.

   Я невольно посмотрел туда же. У прилавка стоял мой вчерашний спутник, молодой еще человек; лет тридцати, в пальто и мягкой шляпе. Два приказчика, почтительно наклонившись из-за прилавка, о чем-то разговаривали с хозяином. Оба были одеты прилично и обладали спокойными манерами сознающих свое достоинство "городских" сидельцев. По стенам стояли рядами бутылки разных цветов, величин и калибров, -- каждая за бандеролью, -- и вся картина ярко освещалась несколькими лампами... Контраст с подвалами скупщиков, правда, был значительный, но я все-таки продолжал с недоумением оглядываться, разыскивая глазами -- к кому бы здесь могло относиться название милостивых людей...

   Не было сомнения -- "благодетели" стояли у прилавка винного склада, и я испытал невольное разочарование. Восклицание смиренного человека пробуждало во мне надежду, что, наконец, среди этих жестоких картин я наткнулся на "светлое явление". И вдруг -- в качестве светлого явления -- чуть не кабацкая стойка!

   -- Вино, что ли, дешево продают? -- спросил я не без некоторой жесткости в голосе.

   Смиренный человек потупился.

   -- Быват, конечно, и винишко тоже покупай, -- сказал он своим угасающим голосом, смиряясь еще более... -- Тоже когда, -- и выпьем, грешное дело... Бывает это, что говорить напрасно.

   Очевидно, мысли смиренного человека направились в сторону "самообличения". Но из объяснений Аверьяна я понял, почему виноторговля братьев NN составляет в Павлове "светлое явление", -- до известной степени совершенствующее павловские понятия. Стоит, например, нескольким мастерам, "связанным" одним сотенным билетом по тому способу, как описано выше, зайти в виноторговлю, и их "развяжут" бескорыстно. Это восхищает мастеров, за это косятся торговцы, лишающиеся грошового барыша, а главное, сознающие некоторую деморализацию, вносимую этим примером.

   -- Уж мы и то удивляемся, -- пояснил смиренный человек..-- Возьмите, мол, с нас хошь, скажем, полтину, мы ничего, мы со всяким удовольствием, потому -- прочим надо отдать полтора, а то и два...

   Глаза смиренного человека улыбнулись, и он прибавил с радостным изумлением:

   -- Не-ет. Не берут! Конечно, нижегороцкой народ образованной! У нас, говорит, не меняльная лавка! Есть, говорит, в выручке -- разменяем. Нет -- не взыщите! А ни за что деньги брать -- это надо самим срамиться и хозяина срамить. Мы, говорит, не согласны.

   Я невольно опять посмотрел в окна склада. В это время в лавку вошли двое покупателей -- какой-то молодой человек в пальто, вероятно из торговцев, и деревенский крестьянин, приехавший на базар с возом. Младший приказчик с спокойным изяществом обратился к мужику, который вошел первым, и, сняв с прилавка посуду, подал покупателю. Старший принял деньги и выдал сдачу.

   Все это было мне так знакомо и так обычно: мало ли приходилось видеть винных складов и магазинов с такими же вот сидельцами, и таких же хозяев, вроде моего вчерашнего спутника. Но теперь я глядел на все это с павловской Стоялой улицы, и все представлялось мне в каком-то новом свете. Я вспомнил рассказы вчерашнего моего спутника о Париже. Теперь сам он казался даже и мне представителем какого-то другого мира. Как будто здесь, на этом самом месте, должно бы, по-настоящему, стоять "царское кружало" времен по крайней мере Алексея Михайловича. Эти ряды бутылок, обезличенные, заранее обандероленные и ждущие такого же безличного покупателя, эта спокойная вежливость вместо хищной настороженности и готовности вступить с покупателем в ожесточенную борьбу, которая теперь целым рядом поединков между каждым скупщиком и каждым мастером кипела на всем протяжении кустарного села, -- вот что, очевидно, отличало этот обильно освещенный уголок от остального Павлова, выделяя из общего фона.

   -- Ну, идем, что ли! -- вывел меня из задумчивости Аверьян, не понимавший, конечно, моего настроения. -- А то опоздаем!

   И его дюжая фигура нырнула в темноту. Смиренный человек, кинув умильный взгляд в сторону "милостивого" учреждения, последовал за нами.