Новые реформы

О нас заботятся, нас хотят устроить. Об этом узнаем мы из заметки, появившейся на днях в Journal de St-Petersbourg и сообщаемой ниже. Мы узнаем, что где-то кто-то ожидал, что Россия для приобретения популярности сожжет великолепный фейерверк и воспользуется для этой цели патриотическим жаром своих народонаселении. В ответ на такие странные ожи­дания Journal de St.-Petersbourg замечает, что хотя Россия, при всеобщем воодушевлении, собравшем все классы русского народа вокруг престола, легко могла бы поразить воображение масс и прибрести благорасположение общественного мнения в Европе какой-нибудь политической импровизацией, лишен­ной правды и жизни, но что ее правительство не поддастся на такие искушения, не пожертвует будущим настоящему, не пожертвует существенными интересами страны для приобре­тения эфемерной популярности. Мы рады, что Journal de St.-Petersbourg думает таким образом; но не напрасны ли эти от­рицания предположений явно невозможных? Заслуживают ли всякие случайно сказанные нелепости такого серьезного и даже несколько торжественного объяснения? Стоит ли уверять, что правительство народа великого, исполненного силы и веры в свое историческое призвание, - народа еще так недавно пока­завшего такое беспримерное единодушие в защиту величия и целости своего государства, такую мужественную преданность престолу, - что правительство этого народа может, хоть на ми­нуту, употребить его в виде декорации, дать ему фальшивые учреждения, обмануть его доверие, оскорбить святое чувство его любви к Отечеству для снискания где-то популярности, для эффекта рассчитанного на воображение каких-то масс?

Правда, мы знаем, за последнее время в заграничной журналистике вдруг расплодились проекты наилучшего устройства России. Мы читали превосходные предположения раздробить Россию на несколько государственных областей, снабдить каждую особым представительством и, таким обра­зом, под видом прогресса произвести то, что может быть лишь последствием величайших бедствий, какие когда-либо пора­жали народ в полной силе и цвете жизни, - возвратить могуще­ственное, долго и трудно слагавшееся государство к скудным и жалким начаткам, когда его почти не было, или когда оно колебалось между жизнью и смертью, - наконец, говоря проще и решительнее, склонить его к самоубийству. Но все такие про­екты нисколько не серьезнее разных ланд-карт Европы, про­ектируемых политическими аферистами для потехи публики и для уловления глупцов.

Откидывая в сторону разные нелепые и злоумышленные сочинения на пользу России, мы не можем не согласиться, что в наше время действительно есть вообще наклонность к поли­тическим сочинениям. Создавать (создавать!) учреждения, пи­сать уставы и регламенты теперь особенно в моде. Люди всем затрудняются, над всем думают, при всем оглядываются; толь­ко по части сочинения и писания политических учреждений часто полагается достаточным иметь несколько отвлеченных мыслей, доброе желание да авторское самолюбие. Ввиду этой мании сочинять учреждения и проекты всякого рода реформ, заявления французской петербургской газеты имеют некоторое значение и заслуживают внимания. Нельзя не сочувствовать высказанному в ней убеждению, что наше правительство при совершении задуманных им законодательных мер будет идти путем «изучения желаний и потребностей страны». Этими сло­вами сказано много. Лучше нельзя определить истинную зада­чу правительства, лучше нельзя обозначить путь, которым оно должно следовать, лучше нельзя выразить всеобщее, сильное, глубокое желание и потребности русского народа в настоящее время. Пойдите куда угодно, спросите кого хотите, везде услы­шите вы это желание. Нам кажется, что этими словами можно было бы и начать заметку и ими же кончить. В них вся сила, а оправдания правительства от нелепых предположений кажутся нам излишними. Точно так же не было, как нам кажется, надоб­ности выставлять, в виде контраста, два обвинения, которым подвергалось наше правительство за границей: обвинения в социализме, демократическом направлении и революционном духе, с одной стороны, и обвинения в неумолимом сопротив­лении прогрессу и свободе, с другой стороны. Мало ли каким обвинениям подвергается Россия или ее правительство? Но нам кажется, что если бы в Европе высказывались против нас вы­шеупомянутые обвинения, то в них нет никакой противополож­ности, и они могли выходить никак не с двух сторон, а только с одной. Социализм, демократизм, революционный дух, то есть дух разрушения и ломки, дух неуважения к существующему, к законным правам и интересам, дух насильственных перерывов в развитии народа, дух грубого вмешательства в жизнь и пора­бощения ее сил отвлеченным формулам, - все это дух враждеб­ный прогрессу и свободе; и, наоборот, что противно прогрессу и свободе, то непременно окажется в том или в другом виде и социализмом, и демократизмом, и революцией, - по крайней мере, неуклонно ведущим к революции. Против всех этих зол есть одно верное средство, и это средство кратко и просто, но выразительно и ясно заявлено в Journal de St.-Petersbourg сло­вами, что правительство, понимающее долг свой, не иначе приступает к совершению преобразований, как с помощью тща­тельного «изучения желаний и потребностей страны».

В заметке очень справедливо сказано, что освобождение крестьян в России есть основное преобразование, которым не­избежно начинается целый ряд преобразований, объемлющих всю нашу государственную жизнь. Отмена крепостного права была делом самым трудным; но как трудно было приступить к этому великому делу, так трудно и остановиться на нем и не предпринять вслед за ним, как сказано, целого ряда других пре­образований, не менее существенных и важных. Законодатель­ный акт, которым совершено было освобождение крепостных, еще не перешел в область истории, а потому было бы преждев­ременно обсуждать и оценивать его и разбирать его достоин­ства и недостатки. Тем не менее, соображая значение и размеры этой реформы, ее особенности, ее характер и трудности, кото­рые предстояли ей, мы не можем не сказать, что это трудное и великое дело совершилось благополучно. Чему же преимуще­ственно были мы обязаны таким благоприятным исходом? Ко­нечно, тому способу, который отчасти приняло правительство для решения этого вопроса, - тому способу, который отчасти подходит под характеристику, представленную в Journal de St.-Petersbourg. Вспомним, что это преобразование было первым шагом на новом пути, или, лучше сказать, им открывалась сама возможность этого нового пути, - что эта мера была задумана и приведена в исполнение еще при полном несмягченном го­сподстве бюрократической системы, что, наконец, из всех воз­можных реформ отмена крепостного права, по преимуществу, должна была иметь характер диктаторский, потому что в ней сталкивались противоположные интересы двух главных обще­ственных элементов, двух коренных сословий государства. Как же, однако, правительство сочло себя обязанным поступить при разрешении этого вопроса? Припомним в общих чертах тот ход, который дан был этому делу. Во-первых, начинание предоставлено было не канцеляриям, а самому обществу, то есть тому общественному классу, который по преимуществу имеет характер политический, - землевладельческому дворян­ству. Вследствие заявлений землевладельческого дворянства были обозначены Верховной властью общие черты предполо­женной реформы. Затем разработка проекта во всех его частях и подробностях была предоставлена тому же самому политиче­скому классу общества, и во всех губерниях составлены были дворянскими собраниями по крестьянскому делу комитеты для правильного обсуждения всех сторон предпринятого дела, а с тем вместе было допущено и обсуждение его в печати. При не­котором содействии воображения можно сказать, что вся Рос­сия, то есть вся политическая часть ее общества, превратилась тогда в громадное обсуждающее собрание, которое действова­ло посредством отдельных комитетов по губерниям, между тем как все остальное общество России следило за ходом работ и подавало свой голос в печати со всех концов страны, заявляя недоразумения, напоминая о том или другом забытом интере­се, о том или другом упущенном обстоятельстве, возвращаясь много раз к одному и тому же пункту и доводя его до всевоз­можной ясности и зрелости представления. Исторические све­дения, экономические расчеты, юридические вопросы, - все находило себе выражение, и все появлялось не в одиночку, не случайно, не монографически, а представляло до некоторой степени вид общих прений, в которых одно вызывается дру­гим, одно другому отвечает, одно другим дополняется, и все вместе ведет к разъяснению дела во всех его основаниях и под­робностях. Многим это было недостаточно; многие желали и в то время более обширного и плодотворного применения си­стемы, принятой правительством при этом еще первом опыте земской разработки законодательного вопроса. Правительство руководствовало прениями: иным казалось, что оно слишком руководствовало, что изданные для губернских комитетов про­граммы были слишком подробны и слишком обязательны, что губернские комитеты действовали бы успешнее, если бы им предоставлена была большая свобода в действиях, - и что раз­нообразные интересы, соприкосновенные вопросу, высказались бы в печати откровеннее и полнее и тем содействовали бы более правильной и тщательной разработке его элементов, если бы не было недоразумений и перерывов, если бы гласное обсуждении вопроса не было слишком рано прекращено, и если бы редакци­онные комиссии не нашли нужным слишком плотно затворить свои двери. Многим казалось и многим еще кажется, что дело вышло бы гораздо лучше, если бы дан был полный ход приня­той правительством системе, если бы дворянским депутатам, приглашенным в Петербург, дана была возможность принять более правильное и более деятельное участие в окончательном обсуждение дела. Не будем спорить с теми, которые так думали или так думают; но напомним им, что, как сказано выше, это был первый опыт общественной разработки законодательного вопроса; а главное - припомним то весьма важное обстоятель­ство, что политический класс нашего общества, землевладель­ческое дворянство, был в этом деле одною из заинтересован­ных сторон. Дворяне-землевладельцы были и адвокатами, и в некотором смысле судьями в своем деле. Из всех возможных вопросов, которые когда-либо возникали и когда-либо возник­нут, отмена крепостного права есть вопрос исключительный в этом отношении. Правда, наше землевладельческое дворян­ство вполне заслуживало оказанного ему доверия. Если когда-нибудь, в чем-нибудь, то именно в этом вопросе оно обнаружи­ло зрелость своего политического духа и полную способность составляющих его элементов послужить ядром политической жизни народа: вспомним громадность реформы, вспомним что она захватывала все интересы землевладельческого дворянства, колебала все отношения, разом изменяла все привычки, затра­гивала все предубеждения, расшевеливала все страсти, возбуждала всякого рода опасения, и сообразим, что землевладельче­ское дворянство наше тем не менее деятельно способствовало решению дела, и что оно же приводит его в исполнение, несет на себе всю тяжесть задачи мировых учреждений. Правда и то, что, несмотря на весьма естественный ропот и жалобы, глав­ные двигатели крестьянского дела явились из среды самого же землевладельческого класса, и в прениях, которые шли по всей России по этому делу, горячие адвокаты крестьянских инте­ресов нашлись в этой же среде. Тем не менее, однако, прави­тельство не могло упускать из виду, что политический класс наш в этом случае представлял собой сторону тяжебного дела, а потому нельзя и сетовать на некоторую, может быть, излиш­нюю мнительность и осторожность со стороны правительства при решении этого вопроса. Правительство, следуя указанию Верховной власти, действовало путем «изучения желаний и по­требностей страны», но в этом вопросе оно весьма естественно считало себя обязанным поступать с крайней осторожностью и не ставило себе в грех излишнюю мнительность.

Но трудное дело совершено. Оно совершено с переходом России в новое тысячелетие. Оно легло гранью между окон­чившимся старым и открывшимся новым; оно заключило со­бой прошедшее, оно начало собой будущее. Черты прежней системы, весьма естественно, совместились в нем с чертами новой; но отныне полное развитие этой системы не может уже встречать никакого разумного препятствия. «Изучение жела­ний и потребностей страны» - вот эта новая система! Все за­ключается в этих немногих, но полновесных словах.

Теперь на очереди у нас находятся вопросы не менее, если еще не более важные, чем крестьянское дело. Укажем на то же, на что указывает и Journal de St.-Petersbourg в своей заметке, -на преобразование судоустройства и земских учреждений, и оставим в стороне все другие дела, в которых также нужно знать желания и потребности страны и в которых ее голос мо­жет также служить самым надежным и могущественным по­собием. Судоустройство, - легко сказать! Как много заключа­ется в этом слове! Проект хорошего судоустройства, конечно, может быть составлен очень искусно и умно сведущими юри­сконсультами. Судоустройство, равно как и судопроизводство, принадлежит к самым разработанным вопросам, и проект, как сочинение, может выйти очень удачным сочинением. Но нет сомнения, что для страны требуется не устав судоустройства, а самые суды. Устроить хорошо из существующих в стране элементов хороший и удовлетворительный суд дело великое; но для этого необходимо тщательное изучение средств жела­ний и потребностей страны. Точно так же, а, может быть, еще и более необходимо это изучение при устройстве местного само­управления, которое имеется в виду в проекте так называемых земских учреждений. Эта новая законодательная мера должна проникнуть во все ячейки нашего политического тела и со­вершенно изменить их строение. Представьте себе, что в одно прекрасное утро мы вдруг проснемся в стране совершенно нам неизвестной, - в России, но не в той, в которой мы уснули, а в другой, которой мы вовсе не знаем. Один какой-нибудь неза­метный элемент, не доложенный или переложенный разом во всех клеточках нашего политического тела, может мгновенно и самым коренным образом перестроить всю его конститу­цию, - к лучшему или к худшему, Бог один знает. Как не по­вторить, с особенным сочувствием, слова выше цитированной заметки в Journal de St.-Petersbourg, что правительство при ре­шении всех вопросов должно полагать своей главной задачей «изучение желаний и потребностей страны»!

К нам иногда обращаются с вопросами, почему мы не до­вольно деятельно обсуждаем разные приготовляемые у нас за­конодательные меры и проекты законов. Но что такое мы, и каким образом, для чего, к чему будем мы обсуждать все эти предметы? Газета - дело очень хорошее; в ней всегда может быть сказано более или менее дельное слово. Но что она за арена для обсуждения вопросов? Можно напечатать в ней раз­бор того или другого проекта, можно напечатать в ней какой-нибудь новый проект. Но что из этого толку? Что толку из этих новых проектов, хотя бы их являлось по десятку в неделю? К кому обращались бы эти проекты, или к кому обращались бы эти замечания на проекты? С кем пришлось бы объясняться, чьи возражения выслушивать, кому отвечать? Неужели нет другого способа для обсуждения важных общественных во­просов, как только путем полемики между газетами? Неужели политическая жизнь общества, общественное мнение по за­конодательным и административным вопросам, должны быть исключительным уделом редакторов газет? И кто эти господа? Почему на них должна пасть забота об общественных интере­сах? Неужели заявление желаний и потребностей страны может быть привилегией людей, которым случайно выпал жребий из­давать газету или писать в газетах? Печать становится полез­ной силой в обсуждении общественных вопросов не иначе, как служа непосредственным отражением мнений и желаний са­мого общества или его законных представителей. Только при­мыкая к чему-либо, печать может нормально способствовать ходу важных дел, которыми занимается правительство в видах удовлетворения желаний и потребностей страны.

Россия не может желать каких-либо импровизаций и фабри­кованных учреждений. Будет с нас этих фабрикованных учреж­дений! Все фабрикованное, все сочиненное, все не выработан­ное из желаний и потребностей самой жизни, более причиняет вред нежели приносит пользу. Для того чтобы начать изучение желаний и потребностей страны, нет надобности прибегать к сочинению каких-нибудь новых учреждений ad hoc* (Для этой цели (пат.)). Мы можем начать с того, что есть. Если бы потребовалось общественное обсуждение вопросов, занимающих правительство с целью изучить должным образом желания и потребности страны, то нам вовсе не нужно было бы прибегать к политическим импро­визациям. Нам стоило бы только воспользоваться тем, что уже есть. Прежде чем может потребоваться какое-либо изменение в нашем политическом организме, надобно взять этот организм как он есть, надобно взять те силы, которыми он живет, вос­пользоваться ими, и с их помощию производить перемены.

Что, например, у нас есть? У нас есть государственные люди, члены Государственного Совета, Синода, Сената, сами управлявшие или управляющие делами, обладающие полити­ческой опытностью; из них многие несомненно отличаются высокими достоинствами. Голос всякого журнального крикуна раздается на весь народ, а голос этих лиц никому не слышен; их голос, который мог бы направлять общественное мнение и по­литически воспитывать умы, пропадает для общества. Что еще есть у нас? У нас есть многие сотни людей выборных, уже зани­мавшихся делами и пользующихся доверием как правительства, так и общества. Взятые вместе, эти люди, конечно, представят собой верную характеристику нынешнего общества, со всеми оттенками и разнообразием его мнений; они представят собою дух страны; они всегда могут служить средой для обсуждения всякого вопроса, и из столкновения их мнений всегда выйдет что-нибудь существенно полезное. Нет сомнения, что в числе этих людей найдется не мало таких, которые могли бы сделать честь любому политическому собранию, и во всяком случае окажется много людей практических, зрелых, знающих по опы­ту условия разнообразных местностей нашего отечества; что же касается до большинства, то оно везде бывает массой, а в массе важен общий дух, в достоинстве же общего духа, которым про­никнуто большинство выборных людей из наших политических классов, сомневаться невозможно: он всем известен.

Природа удивляет нас простотой своих способов. Великие результаты достигаются всегда простыми способами, и мудрость состоит не в том, чтобы придумывать какие-нибудь запутанные и сложные формулы, а в том чтобы понять находящееся у нас перед глазами и воспользоваться тем, что у нас под рукой.